Мы, следуя намеченному маршруту, приблизились к узкому ущелью. Расчёт был на внезапность: даже если система перехвата работала — нужно было уложиться в доли секунды для эффективного поражения движущейся мишени в таких условиях.
Но я не учёл ещё один фактор, который хорошо объяснял отсутствие серьёзной обороны в ущелье. И едва не угробил нас всех.
Тут дул сильный ветер, к тому же, непредсказуемо меняющий направление.
Только чудом я успел уклониться от столкновения с выступающим камнем на ближайшей скале. И потом мне понадобилась вся концентрация, на которую я только был способен, чтобы удерживать машину, которая вдруг стала тяжёлой и неповоротливой.
Точка рандеву лежала в горах, за перевалом. Это ущелье было последним серьёзным препятствием на пути.
И мне бы удалось его преодолеть. Если бы где-то на середине пути я не почувствовал, что зрение вдруг начало терять резкость.
Пользуясь небольшим затишьем, я чуть подвинулся в кресле. Холодный, насквозь мокрый комбинезон неприятно облепил мои ноги и торс. И в тот же момент меня скрутил приступ озноба.
На пределе волевых усилий я выровнял машину. Увидел внизу какую-то площадку на берегу горной речки, покрытую мелким камнем, и решил, что её будет достаточно для того, чтобы посадить машину.
Время вдруг стало тягучей, горячей резиной.
Преувеличенно аккуратно сбавляя обороты двигателя, я понимал, что эта посадка — последняя в моей жизни. И в жизни Алины тоже. Мы пытались, но не смогли. Чуть-чуть не хватило.
С досадой я подумал, что у нас был бы шанс, если бы Алина объяснила азы управления Женьке. Но потом я вспомнил полёт по ущелью. Нет — без специальных навыков, дающих реакцию, недоступную обычным, нетренированным людям, это было бы невозможно. Мы бы упали ещё раньше.
А Женьке погибать не обязательно. У него ещё есть шанс построить нормальную жизнь в изменившемся мире.
Надо только обязательно сказать ему об этом…
Я попробовал подняться из кресла, и понял, что не могу это сделать. Силы будто высосал вдруг снова нахлынувший холод. Я никак не мог справиться с ознобом.
Только видел сквозь кровавый туман, как две фигуры бегут к вертолёту, из ближайших кустов, за которым темнел проход в скале. Пещера?..
Остатками сознания я понимал, что мой мозг показывает картинки, которые дают надежду. Так отключаться было не страшно.
Я успел увидеть, как кто-то склонился надо мной. Женька, наверное… только у него почему-то было озабоченное лицо Тревора.
Глава 33
Открыв глаза, я не забыл удивиться, что ещё жив. А когда обнаружил, что по-прежнему в деталях помню всю свою биографию, даже приободрился.
Свет был слишком ярким. Я застонал.
— Тихо, тихо, — сказал Тревор по-русски, со своим обычным акцентом, — вставать ещё рано. Но к вечеру будешь почти в норме.
— Откуда ты здесь? — спросил я, с трудом пропихивая слова через пересохшее горло.
— Ты же сам передал информацию, — улыбнулся разведчик, переходя на английский.
— Точка рандеву значительно выше, — ответил я.
— Ты там бывал вообще? — ответил Тревор, — туда долететь нереально! Ветер даже из щелей выковыривает! Мы два дня туда пешком поднимались. И просидели целый день — там даже костёр развести нельзя! Поэтому мы оставили послание и пошли сюда, в ущелье.
— Ннда… извини. В спешке это казалось хорошей идеей. Главное, что вы антидот догадались захватить… и, кстати, кто такие «вы»?
Тревор поднялся, поглядел куда-то вдаль. Потом сделал приглашающий жест.
— Михалыч, — улыбнулся я, — рад тебя видеть!
Сослуживец недоумённо моргал глазами и пытался куда-то деть непослушные руки.
— Здрасьте, — кивнул он, — рад…
— Что он успел тебе рассказать? — я кивнул на Тревора.
Михалыч помялся секунду, глядя на разведчика. Тревор едва заметно кивнул.
— Что вы избранный. И что сможете вытащить меня в мир, где нет войны.
— Ясно, — я вздохнул, — в целом всё верно… стоп, а где Алина?
У меня внутри всё похолодело. Я приподнялся на локтях и оглядел помещение. Походная койка, на которой я лежал, находилась в небольшой пещере. Тут был стол, заставленный медикаментами, а свет шёл от яркой лампы, горевшей в углу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Других коек тут не было.
— У неё более сильный организм оказался, — ответил Тревор, — она активно сопротивлялась заразе. Может, даже сама смогла бы поправиться. По крайней мере, так говорил медик, которого ты привёз с собой. Она готовится к отлёту, вместе с ним. Кстати, один момент… — он хотел что-то добавить, но потом взглянул на Михалыча и осёкся.
— Что? — спросил я.
— Ничего. Потом. Не важно.
Я облегчённо откинулся на подушку.
— Хорошо, что ты пришёл в себя, — продолжал разведчик, — перетаскивать тебя такое себе удовольствие. Хотя твой медик рекомендует тебя пару дней вообще не трогать — сам понимаешь, это не наш случай. Полагаю, нам надо спешить. Верно?
— Совершенно верно, — кивнул я, и добавил после короткой паузы: — спасибо. Не думал, что когда-то это скажу. Но это здорово сэкономило нам время.
— Я так и понял, — улыбнулся Тревор, — ты сказал, что я его того… значит, ты точно его бы здесь не оставил. А возвращаться сейчас очень опасно.
— И ещё — извини, что так… расстался. Слишком много всего было неопределённого.
Тревор вздохнул. Посмотрел на меня серьёзно.
— Доля моей вины в этом тоже есть. Я не сказал тебе про верховного… ты ведь с ним расправился, так?
— Не совсем, — ответил я, — скажем, я его временно нейтрализовал. Похоже, его невозможно убить в этом мире — пока его корень есть в нашем.
— Вот даже как?
— В Горах Недоступности, — продолжал я, — уверен, что он там. Нам нужно будет его обрубить. Это довольно неприятное создание. Надеюсь, у тебя есть достаточно большие пушки.
Тревор усмехнулся.
— Обижаешь, — ответил он.
Место, где я пришёл в себя, было небольшим аванпостом той стороны. Фактически, схроном на случай начала активных действий на этом участке хребта. И, кроме запаса оружия и провианта, там нашлось и горючее. В том числе авиационное. Достаточно для того, чтобы под завязку заправить вертушку.
Лететь решили в темноте. Ночь выдалась пасмурной, так что вероятность попасть под обстрел из стрелкового оружия была минимальной. Оставался риск быть сбитыми ракетами из комплексов с ИК-наведением — но они всё ещё были редкой диковиной тут, по обеим сторонам фронта.
Алина снова была за штурвалом. Я же занял кресло второго пилота — уже по праву, как человек, который не только смог довести вертолёт до середины ущелья, но и благополучно его посадить.
— Ты прирождённый пилот, — сказала Алина, запуская двигатели.
В ответ я кивнул и улыбнулся.
Мы не стали лететь к выходу из ущелья. Слишком рискованно — ситуация снаружи могла поменяться. Вместо этого мы поднялись на предельную для вертушки высоту и шли над горами, на малой высоте.
Болтало прилично. У Алины желваки играли на скулах.
— Твою ж то налево… — вырвалось у неё после особенно сильного толчка, — и ты тут летел сам?! Больной?!
Я скромно помолчал в ответ.
Наш путь лежал в сторону моря. Там, на острове, в паре десятков миль от берега, была секретная база разведывательного воздухоплавательного отряда, сформированного по приказу Тревора.
До вылета, пользуясь радиостанцией аванпоста, он передал шифровку с кодом, который означал приведение в максимальную готовность разведывательно-ударного самоходного аэростата, который мог достичь Гор Недоступности. И получили подтверждение об исполнении.
База была настолько секретной, что Тревор был единственным, у кого был доступ к коммуникациям с ней. Кроме верховного командующего. Который, как я надеялся, всё ещё не имел возможности вмешаться в ход событий, по понятным причинам.
Мы летели над заснеженными вершинами и перевалами. Белый снег был хорошо виден даже в темноте. Однако по мере приближения к морю хребет переходил в более низкие отроги. Приходилось держаться выше, чтобы не напороться случайно на тёмную вершину.
