В парках били затейливые фонтаны. В акведуках журчала вода. В прудах плескались птицы и плавали разноцветные рыбы. В лесах гуляли диковинные звери. Среди зелени деревьев и кустов белели статуи. Белоснежными мраморными скульптурами были оживлены и берега прудов, окруженных куртинами цветущих кустарников.
С дворцовыми помещениями парки были связаны балконами, террасами и лестницами, с которых можно было любоваться живописными пейзажами, яркими зелеными лугами, тенистыми рощами, цветущими полями. Все элементы архитектуры в своей совокупности создавали ощущение величия и покоя.
Внутреннее убранство дворца отличалось сказочным великолепием. Стены комнат, облицованные различными сортами мрамора, были так обильно украшены позолотой, что дворец получил название "Золотого Дома".
В пиршественных залах потолки были штучные, из квадратных и многоугольных кессонов, отделанных слоновой костью. Эти легкие, ажурные потолки могли раскрываться и сверху на пирующих рассыпались цветы и рассеивались благовония. В главном восьмиугольном зале потолок был устроен в виде небесного свода, который безостановочно вращался, следуя движению светил на небе.
Многие помещения дворца имели на стенах роспись, над которой работал римский живописец Фабулл. Роспись нигде не повторялась. Она могла быть исполнена в духе театральной декорации или изображать сцену из греческой трагедии. Одни комнаты были расписаны на тему приключений мифологических героев, другие украшены городским, сельским или фантастическим пейзажем с невиданными птицами, сказочными чудовищами, злыми демонами, порождавшими ощущение мира таинственного и волшебного.
По воспоминаниям современников, Фабулл работал всего несколько часов в день и, даже находясь на лесах, всегда был тщательно одет. В росписи дворца ему помогали многочисленные ученики.
Под стать стенам было живописное украшение потолков. В одном из помещений свод был разделен тонкими позолоченными рамками на круглые, овальные и квадратные поля, в которых были написаны мифологические сцены. Обилие позолоты, ярко — синий и красный фон полей, на которых четко выделялись светлые фигуры, придавали всей композиции чрезвычайно пышный и нарядный вид. Не менее замечательны были плафоны и в других комнатах, число которых превышало сотню.
Общая площадь, занимаемая Золотым Домом, равнялась приблизительно ста тридцати гектарам. Он простирался от Целиева холма до форума Августа и от Палатина до садов Мецената. Дворцовый комплекс был отделен от остального города рвами, наполненными водой, и стеной. Укрывшись за высокими стенами и глубокими рвами, принцепс мог чувствовать себя здесь в относительной безопасности.
Соединив в своем проекте элементы римского пригородного поместья, кампанской виллы и дворцовой резиденции, Север и Целер, как нельзя лучше, угодили Нерону. Дворец вполне отвечал его жизненной и эстетической концепции: это было строение светлое и романтичное, царство искусства и безмятежности. Осуществить свой замысел архитекторы могли лишь благодаря изобретению цемента, открывшему новую эру в строительстве. Север и Целер были первыми, кто использовал этот неизвестный прежде материал. Арки и купола не требовали теперь мощных стен для опоры, и поэтому все сооружение, получилось легким и воздушным.
Общее ощущение легкости усиливали каналы, ручьи, пруды и бассейны. По желанию Нерон мог принять ванну, наполненную свежей морской водой или водой, текущей из серных источников, которая доставлялась во дворец по акведуку за двадцать пять километров.
Нерон питал слабость ко всему красивому, чарующему, дорогостоящему. Интерьер комнат был декорирован не только росписью по штукатурке, но также пластинками слоновой кости, драгоценными камнями и жемчугом. При строительстве Золотого Дома впервые были использованы окрашенный мрамор с прорисованными прожилками и оконное стекло нового вида.
Когда дворец был завершен, восхищенный император с облегчением промолвил:
— Наконец — то я смогу жить по — человечески!
Глава семнадцатая. Заговор Пизона
В конце 64 года участились зловещие знамения: частые удары молнии, появление кометы, второй за время правления Нерона, рождение младенцев и животных с двумя головами. Суеверные римляне смирились с мыслью о скором несчастье, еще большем, чем то, которое они пережили в связи с пожаром, разрушившим столицу и ставшим причиной многих человеческих жертв. Поговаривали о том, что Нерон не угоден богам и что они гневаются на него.
Подобные разговоры особенно часто велись среди друзей Гая Кальпурния Пизона, вокруг которого постепенно образовалось ядро единомышленников, полагавших, что властвованию Нерона пора положить конец. Сначала это было не более чем салонной болтовней, но когда к ним присоединились военные, префект преторианцев Фений Руф, трибуны преторианских когорт Субрий Флав, Гавий Сильван, Стаций Проку, центурионы Сульпиций Аспер, Максим Скавр, Венет Павел и другие, общее направление разговоров изменилось, начали обсуждать вопросы уже конкретные: когда и где убить императора.
Самым неистовым из заговорщиков, по крайней мере на словах, был Субрий Флав, предлагавший — разные планы убийства тирана. Однажды ему пришло в голову поджечь загородную резиденцию Нерона и подкараулить его у выхода. Перепуганный и без охраны, принцепс устремится прямо на его меч, заверял Флав. В другой раз он воодушевился идеей умертвить императора на глазах тысяч свидетелей во время его выступления на театральных подмостках. Но всякий раз пылкого трибуна сдерживала мысль о собственной безопасности: он не знал, каким образом уцелеть самому.
Возглавивший заговор Гай Кальпурний Пизон был родом из знатной семьи и пользовался в Риме хорошей репутацией. Не обратить на него внимания было просто невозможно: он был наделен внушительным ростом и красивой наружностью. Многих людей привлекали его щедрость и ласковое обхождение с друзьями. Пизон занимался адвокатской деятельностью и охотно брал на себя защиту граждан в судах. Своим красноречием он уже давно снискал большую известность. Кроме того, он был непревзойденным рассказчиком. Строгостью нравов Пизон никогда не отличался. Склонный к пышности и порой к распутству, жизнь вел праздную. Впрочем, римлянам, отвыкшим от суровости отцов, нравился такой стиль жизни Пизона, пользовавшегося популярностью у самых разных слоев римского населения.
Вскоре число заговорщиков пополнили римские всадники, среди которых находился даже близкий друг Нерона, участник его юношеских беспутств Клавдий Сенецион. Затем к ним примкнули сенаторы Флавий Сцевин и Афраний Квинциниан. Обоих привело к заговорщикам чувство личной ненависти к принцепсу. Большинство из участвовавших в заговоре связывали с убийством Нерона надежды на достижение собственных целей, благом государства они лишь прикрывали свои низкие амбиции.