- Я тебя ввела в курс дела. Теперь пойдем и попробуем ободрить ее.
Бабун взял ее за руку.
- Послушайте, леди. Давайте-ка обсудим. Как, черт возьми, вы намерены это сделать?
- Вчера вечером ты поддержал меня. Мне было хорошо просто оттого, что ты рядом. Ты можешь сделать то же самое и для нее.
Бабун осмотрелся, надеясь, что кто-то придет и спасет его. Увы. Снова взглянул на Риту, которая жадно следила за малейшими движениями мышц у него на лице.
- Слушай, я женщин и своего-то возраста не понимаю. Правда, я поднабрался некоторого опыта в отношениях с прекрасным полом, но он не распространяется на восьмидесятилетних дам со сломанной ногой...
- Ты можешь, - сказала Рита с глубокой, искренней верой, схватила его за руку и повела по коридору.
В палате она усадила его на стул рядом с миссис Дуглас. Он бросил было на Риту гневный взгляд, но, заметив, что миссис Дуглас пристально смотрит на него, постарался обратить его в улыбку. Получилась она нервной, вымученной.
О женщины! За то, что ложишься с ними в постель, приходится, увы, расплачиваться.
- Рита говорит, вам предстоят очень серьезные изменения в жизни.
Старуха кивнула. Губа у нее по-прежнему была закушена. Тут Бабун забыл о Рите и представил собственную мать, какой та будет через несколько лет.
- Вам нелегко, - искренне вымолвил он.
- Вся моя жизнь - в саде, где я сажаю розы, и тюльпаны, и разные цветы. Я вожусь в доме, а потом выхожу в сад и смотрю, как они растут. Я не готова расстаться с ними.
- Понимаю.
- У меня уже все высажено. Тюльпанам уже месяц. Этой весной они так хорошо принялись.
- Не думаю, чтобы кому-то из нас хотелось расстаться с тем, что он любит.
- И я не думаю. Но я надеялась, что меня это минует. Мой муж... он умер пятнадцать лет назад от инфаркта, когда играл в гольф. Он так любил гольф. Я надеялась, что в один прекрасный день у себя в саду я... - Она закрыла глаза.
Когда миссис Дуглас открыла их, Бабун спросил, что у нее за сад.
Небольшой, узнал он. Даже очень маленький. Но ей достаточно. Один из самых главных уроков жизни - знать, что достаточно, а что уже лишнее. Надо понимать, что значит достаточно.
- Но, - вздохнула миссис Дуглас, - размер этого "достаточно" меняется с возрастом. Для ребенка достаточно одного, для взрослого другого, а в моем возрасте совсем иное представление о достаточности. Думаю, когда стареешь, жизнь становится проще, остается только самое важное.
- Интересно, - пробормотал Бабун Таркингтон в совершенной растерянности. Он рассерженно сверкнул глазами в сторону Риты. - Вы, наверное, много молитесь?
- Нет. Это все равно, что просить подаяние. Те, кто истово молится, хотят того, что никогда не получат, просто не в состоянии получить. Вроде мира на земле, или обращения всех грешников, или излечения всех болезней. А чтобы доказать, что они действительно хотят того, что получить нельзя, они падают ниц и бьют челом.
- Во всяком случае, они искренне это делают, - заметила Рита.
- А нищие всегда искренни, - парировала миссис Дуглас. - Это их единственная добродетель.
Бабун усмехнулся. Оказывается, миссис Дуглас цинична, как и он, и это ему очень понравилось. Может быть, разница в возрасте не имеет такого уж значения.
Позже он задал еще один вопрос:
- Как, по-вашему, выглядит рая? - Это сад. С розами и всевозможными цветами. Мой рай, по крайней мере, таков. Каким будет ваш, не знаю. - Миссис Дуглас уставила на него палец, не поднимая руку с кровати. - Вы оба слишком молоды, чтобы тратить время на утешение старухи. Когда вы поженитесь?
Бабун рассмеялся и встал.
- Это вы ей скажите, миссис Дуглас. Она категорически отказывается стать порядочной женщиной. - Он попрощался, и Рига вышла-с ним в коридор.
- Спасибо. Это оказалось вовсе не так трудно, правда? - Она сложила руки на груди.
- Держись, Рита. Если тебя выпустят вечером или завтра, позвони мне в общежитие. Я или капитан Графтон заберем тебя и привезем во что одеться.
Она кивнула:
- Приезжай ты, если сможешь.
- Конечно. - Он помолчал. - Чего ты хочешь от жизни, Рита? Что, по-твоему, достаточно?
Она покачала головой. Он подмигнул ей и ушел.
Глава 16
В эпоху, когда рост среднего американского мужчины составляет около ста восьмидесяти пяти сантиметров, у министра обороны Ройса Каплинджера он едва доходил до ста шестидесяти восьми с учетом специально сшитых туфель на пятисантиметровых каблуках. Вполне понятно, что героем и образцом для подражания ему служил Дуглас Макартур, биографию которого он написал десять лет назад. Критики высмеяли эту книгу, а публика, утомленная вьетнамской войной, ее просто игнорировала. Каплинджер, утверждал один умник, стал бы таким же святым, как сам Макартур, будь в этой книге хоть половина правды.
Насколько болезненно перенес Каплинджер эту неудачу, знали, видимо, только близкие. Миру было позволено видеть лишь жестокую эффективность и отточенный интеллект, сделавшие его миллионером к тридцати годам и президентом одной из двадцати ведущих военно-промышленных фирм страны в сорок два. Теперь, обладая более чем стомиллионным состоянием, он истово верил в себя; в мире эгоистичных титанов, в котором он вращался, Каплинджер казался себе гигантом, и, к его счастью, так же считали и другие.
Жесткий и грубый, Каплинджер ничего не забывал и никому не прощал. Никто ни разу не заподозрил его в наличии чувства юмора. Он выиграл больше боев, чем проиграл, потому что бывал прав, ужасающе прав, как охотно признавали многочисленные враги. Уже много лет подчиненные называли его "людоедом"; поговаривали, что он обожает вкус сырого мяса.
Каплинджер обладал умом Цезаря и душой ящерицы в теле шимпанзе - так, по крайней мере, высказалась одна из наиболее смелых его жертв в журнале "Тайм".
Эта цитата пришла на ум Джейку Графтону, когда он наблюдал, как тяжелый взгляд министра переходит с одного из сидящих за обеденным столом на другого. Стюард в белой куртке подал им груши на фарфоровых тарелках с флотской эмблемой.
Джейк уже неделю сидел в Вашингтоне, пока техники в Чайна-Лейк чинили А-6.
Рита Моравиа выздоравливала, а Сэмюэль Доджерс возился с "Афиной". Джейк впервые обедал с министром в конференц-зале военно-морских сил, поэтому вел себя как турист.
Стены просторного зала были отделаны черным деревом. На окнах темно-синие шторы. Полдюжины картин на морские темы развешаны на видных местах в простенках. Все это подчеркивалось расставленными повсюду сверкающими медными безделушками. Что-то вроде нью-йоркского яхт-клуба, решил Джейк. Так в прошлом веке представляли себе место, где железнодорожные магнаты и угольные бароны общаются за стаканчиком виски, болтая о лошадях и о том, как плавали под парусами в Ньюпорт. Вечером он расскажет Кэлли, как выглядит этот зал. Он отхлебнул холодный чай без сахара и прислушался к разговору. Каплинджер напористо говорил:
- Со времен Уотергейта Конгресс не существует как нормальный законодательный орган. Они не могут даже прибавить жалованье министрам или судьям без громадного скандала. Не имея сильных, способных лидеров. Конгресс превратился в сборище посредственностей, которые плывут по течению...
Джейк разрезал ножом грушу на тарелке. Он подозревал, что плод не особенно вкусен.
Напротив министра обороны сидел хозяин зала, министр ВМС Джордж Ладлоу. Он отправлял вилкой в рот кусочки груши и слушал речь Каплинджера. Несомненно, он привык к этим монологам - он женился на второй дочери Каплинджера, довольно красивой бабенке, улыбка которой на снимках в журналах выглядела совершенно пустой.
Джейк Графтон никогда не встречался с ней и вряд ли встретится.
- Пятьсот тридцать пять муравьев на ящике из-под мыла, плывущем по Потомаку, и каждый считает, что он за рулем. - Каплинджер осклабился, и все присутствующие вежливо улыбнулись. Джейк давно слышал этот анекдот.
Напротив Джейка за длинным столом сидели Тайлер Генри, заместитель министра обороны по науке и технике Рассел Куин и начальник штаба ВМС адмирал Джером Натан Лэнхем.
Лэнхем был подводник с ракетных лодок, со всеми чертами, свойственными этому роду сил: сплоченность, минимум риска - в общем, технократ на службе ядерного джинна. Он поклонялся Хаймэну Риковеру, отцу ядерного флота, портрет которого украшал кабинет Лэнхема. Подобно Риковеру, Джером Натан Лэнхем всюду выдвигал одних технарей. Сейчас он удивленно рассматривал Джейка Графтона, имевшего всего лишь степень бакалавра, и то по истории.
Джейк вежливо кивнул и надкусил грушу. Тарелка наполовину заполнилась соком. Может быть, попробовать собрать его ложечкой? Джейк посмотрел краешком глаза, делает ли это еще кто-нибудь за столом. Никто. Ладно. Тем не менее он воспользовался ложечкой, пока Каплинджер рассуждал о политическом положении в Японии, а стюард начал разносить овощной салат.
...хотели повесить Хирохито сразу после войны, но Макартур сказал "нет". И это было гениально. Японцы никогда не простили бы нам.
