Поэтому просто ждите. Попытайтесь ее напоить. Может, дайте сладкой газировки. Смените одежду… и ждите.
Лука ненавидел ждать.
Глава 19
Я горела. И задыхалась в драконьем огне.
Случается.
Достаточно неосторожного выдоха, чтобы малое количество секрета соприкоснулось с воздухом и вспыхнуло. Я видела, как плавятся камни.
И просила их плавить. Для туристов. Они такие штуки любят. Но здесь туристов не было. Берег вот был. И море. И небо. Оно нависало, прогибаясь под собственным весом. Красное.
А море белое и кипит. Поэтому дышать тяжело. И еще потому, что кожа плавится, облезает лохмотьями. Странно, что не больно. Я смотрела на собственные руки, на стремительно чернеющие пальцы и думала, что пора бы закричать. Позвать на помощь.
Вместо этого я осмотрелась. Море и небо.
Скалы вдали. К ним я и пошла, проваливаясь почти по колено. Безумие. Люди, которые почти сгорели, не могут ходить, тем более с таким упорством. А я вот шла. Истекала потом. Но шла.
Пробовала закричать, но не получилось. А скала не становилась ближе, но идти было нужно. Я сама не знала, зачем мне туда, но понимала, если хочу выжить, придется добраться.
Поэтому шаг. И еще один.
Споткнуться. Хлебнуть горькой воды. Откашляться. И встать. Вперед. Дно скользкое. В спину дышит жар, но я перестала обращать внимание на такую мелочь. Это сон. Бредовый. Безумный, но всего-навсего сон. И рано или поздно, но он закончится.
Я облизала пересохшие губы.
Во сне не должна мучить жажда, но поди ж ты. Меня окружала вода, но она была не пригодна для питья, лишь дразнила. Ничего. Выдержу. Я сильная.
– Сильная, – сказали сзади знакомым голосом. – Дура.
Билли.
Он мертв. И это сон. Значит, не нужно оборачиваться, а вот двигаться – так да. Пусть и сил почти не осталось.
– Упрямая. Все из-за тебя…
Он нудел и нудел, странным образом лишь заставляя крепче стиснуть зубы и шагать. Вперед. К скале. Раз и два, раз и…
– Я тебя любил, я тебе…
Я не обернулась.
Ни когда голос стал затихать, ни после, когда появилось отчетливое ощущение, что Билли стоит за спиной, что он вот-вот прикоснется, дотянется, ухватит за косу и дернет, опрокидывая на спину. А потом добавит сапогом в бок. Он любил вот так, забавляясь.
– Сгинь, – прошептала я самой себе и слизала соль с губ. Или кровь? Тоже ведь соленая.
Вперед. И дальше. И…
Я теперь видела, что скала эта неровная, как драконий хребет. Правда, страшно представить, каких размеров этот зверь.
– Я мог бы выручить за тебя куда больше, чем пять сотен.
Отец?
Надо же, какой у меня сон… открытый.
– Она продешевила. Мне предлагали пять тысяч, и я готов был согласиться. Не успел. Не знаешь, отчего я вдруг слег? Я ведь был здоровым…
Плевать.
Здоровый, больной… какая разница? Этот голос не вызывал ничего, кроме раздражения.
– Она меня отравила. Своими травками. Вечно норовила травяной чай подсунуть… просто вдруг стало плохо, и все.
А от меня он чего хочет? Праведного гнева?
– Ты моя дочь.
Вспомнил.
Раньше я была помехой. Слишком шумной, ввергающей в постоянные расходы, потому что девочка с определенного возраста не может носить мальчишечью одежду.
И обувь ей нужна. И за учебники платить приходится. И кормить. Ела я много, чистая правда.
– Ты должна отомстить…
Скорее сказать спасибо, если этот сон не совсем чтобы и сон. Во сне боль не ощущается, а теперь я чувствовала, как мое тело разламывалось на куски.
– Вот так, девочка, иди и никого не слушай.
Дерри.
Я едва не остановилась, но получила ощутимый тычок в плечи.
– Иди. Ты должна до него добраться.
До кого?
Впрочем, я видела. Это не было горой, похожей на дракона. Это и вправду был дракон. Невероятно огромный зверь, подобные, возможно, обитали на земле до того, как появились люди.
Он медленно развернулся, и меня едва не сбило волной. Я упала на одно колено.
И поднялась. Мое сердце пропустило удар.
Не бывает таких… не бывает, и все тут! Лютый огромен. Мне и институтские сказали, что он крупнейший самец в североамериканской популяции, а поскольку большой зеленый этой самой популяцией и представлен, значит, просто крупнейший.
Я сглотнула.
Лютый рядом с этим зверем смотрелся бы первогодкой, который и отлинять-то не успел.
– Здравствуй. – Я знала, что нужно что-то сказать.
Дракон склонил голову. Его чешуя была черной, что уголь. И гладкой.
Зеркальной. И в каждой чешуйке отражалась я, жалкий муравей, который был удостоен взглядом. А вот глаза желтые и выпуклые. С боков морды свисают тонкие усы, которые слегка покачиваются. Из ноздрей вырываются облачка пара.
Тонкий язык показался и исчез в зубастой пасти. Да у него клыки с меня размером. Больше меня размером. И если…
Он выгнул шею, и над ней раскрылся узор острых игл, на каждую из которых можно было бы насадить по косатке.
– Я не знаю, как тебя зовут. И кто ты. И зачем здесь. Я просто… вот шла и пришла. – Я развела руками. – И наверное, это что-то да значит.
Дракон склонил голову набок.
На горле чернота его светлела, и цвет становился графитово-серым.
– Возможно, ты всего-навсего галлюцинация… я читала, что люди, у которых галлюцинация, этого не осознают. Теоретически я осознаю, но, согласись, галлюцинация – единственный более-менее внятный вариант. Или еще сон. Но пить хочется зверски.
Дракон осклабился.
Он наклонился так, что я оказалась прямо перед огромной мордой. Я могла разглядеть и острый роговой клюв, и первый слой переходной чешуи, и мелкие капли основной, которые постепенно увеличивались, образуя несколько характерного вида полос. Валики век. И желтизну глаза с черной расщелиной зрачка.
Дракон смотрел. Я молчала.
Интересно, если меня сожрет моя галлюцинация, я вернусь в обычное состояние? Или меня просто не станет?
– Ты красивый. – Я протянула руку и коснулась чешуи.
А дракон громко заурчал, но… нет, он не пытался меня напугать. Он знакомится.
И я была рада знакомству. Я провела по чешуе и, поднявшись на цыпочки, дотянулась до скулы, за которой кожа была тоньше.
Щелкнул кончик хвоста, и камни разлетелись на осколки.
А над драконьей спиной поднялись черные паруса крыльев. И зверь повернулся боком.
– Забраться? Ты серьезно? Я однажды летала и не скажу, чтобы мне так уж понравилось.
Он фыркнул.
– Ну да, ты совсем другое дело…
Я запрыгнула на лапу, а с нее, цепляясь за чешую – все пальцы порезала, – поднялась выше, к хребту. И ничуть не удивилась, обнаружив веревочную петлю, закрепленную за основание
