10. Разбираем завалы. Подземные хранители. Вот оно, золото!!! Добыча на потоке.
Самый сложный участок завала, конечно, был около устья. Здесь скальная порода, ослабленная приповерхностными трещинами, полностью обвалились или, как говорят горняки, села от взрыва. В глубине штолен порода обычно покрепче и обвалы редко полностью перекрывают горную выработку.
После двух направленных взрывов, откинувших обрушенную породу от устья, мы проделали узкий, извилистый лаз в штольню. На разведку спустились я и Сергей.
За завалом в тусклом свете карбидных ламп мы увидели первые плоды Фединых рук: У стенки, ногами к выходу, лежало высохшее тело его напарника. Штольня была сухая, что, видимо, и способствовало мумификации тела. Постояв над ним минуту, мы пошли вглубь. Перед поворотом в рассечку мы нашли вторую мумию. Васька — геолог сидел у стенки, опустив голову на плечо и перегородив проход ногами. Он был в обычной для каждого участкового геолога одежде:
Выгоревшая на солнце штормовка, прошитые белыми капроновыми нитками брезентовые штаны, солдатский ремень, ботинки на протекторах, с верёвочками вместо шнурков.
— Да, братишка, спецуха тебе великовата… — пробормотал я, разглядывая сильно усохшие руки и ноги бывшего коллеги.
— Потом выразишь соболезнование, — ткнул меня в спину Сергей. Там злато за углом, а он: "Бедный Йорик, бедный Йорик…"
Освещая проход, мы вошли в рассечку, и замерли, увидев то, к чему так настойчиво стремились!
Весь забой был инкрустирован самородным золотом. Матушка — природа постаралась не хуже затейника Фаберже! Крупные — с ладонь, и мелкие — с ноготь, самородки блестели на поверхности белоснежной кварцевой жилы.
Мы не стали царапать ножами желтый металл, испытывая его на твердость и пластичность. Все было и без того ясно. Опытные геологи недаром говорят:
"Если сомневаешься, что это золото, то это не золото".
Да, это было золото, много золота! Перед нами фактически был огромный самородок с включениями кварца! Ориентировочно золота в этом гиганте было 50–60 процентов! Знаменитая плита Холтермана[27] — самый крупный в мире самородок — была, наверняка, поменьше!
Мы внимательно, сантиметр за сантиметром, осмотрели и обстучали кувалдой всю рассечку, но нигде больше, в том числе в кровле, видимых выделений золота не было.
— Что будем делать? — бессильно опустившись на колени, спросил Сергей дрожащим голосом.
— Что, что… Ясно, что! — просипел я, садясь рядом с ним. В этот момент я понял, что испытывал Федя несколько лет назад. Но быстро взял себя в руки и начал изощряться в стёбе, чтобы не "съехать с катушек":
— Да! Прекрасный материал для серии научных статей! Жирные заголовки во всех газетах:
"Найден самый крупный в Мире Золотой Самородок — Плита Фредди — Чернова — Кивелиди!", "Триста Килограммов Золота Передано Правительству Таджикистана!"
Или, ну все это к черту? Давай похороним свою известность, продадим Золотого Тельца и спустим всё в казино на Канарских островах!
Серега молчал.
— Вижу, ты не согласен! А жаль! Кстати, назвать самородок
Плитой Фредди — Кивелиди — Чернова не скромно! Значит, будем взрывать! И немедленно, архисрочно! Хочу сию минуту набить этим карманы! Но, знаешь, жалко портить… Такая красота. Если потом я все потеряю, и черт с ним, не жалко, то одних воспоминаний об этом великолепии хватит, чтобы ни о чем никогда не жалеть!
— Да, ты прав! Наконец — то к Серёге вернулось сознание и речь.
— Глаза слепит, но душу почему — то не греет… Возни будет много. Не кварц же с собой везти. Надо отпалить здесь пару раз, посмотреть, что дальше будет, а потом — ручная разборка. Здесь, я вижу, можно довольно легко выдолбить три-четыре шпура. Оторвет на метр почти. Больше аммонита заложим, — больше искрошит, а нам это на руку. Я этим займусь. Пошли наверх!
— Иди один. Я подберу пока то, что лежит. Потом накроет оторванной породой и придется разгребать. А с сушеными что будем делать?
— Давай здесь их оставим. Слушай, а если там наверху уже гости из кишлака пришли?
— Притащим их сюда, — скажем, что золота навалом. На всех хватит…
И уже не обращая на меня внимания, Сергей опустился на корточки, вытащил из-за пазухи карманный фонарик и начал выискивать в кварцевом крошеве мелкие самородки и складывать их в мешочки. Я тоже не мог отказать себе в этом приятном занятии. Заодно мы немного поговорили о возможных поворотах событий. В меру утолив свою алчность, я вышел из рассечки, взял на руки совсем легкого Васю и снес его к забою штольни. Другого покойника решил отнести туда же по возвращении.
* * *
Яркий, слепящий солнечный свет, приятное тепло земли, свежий воздух и подпирающие голубизну неба заснеженные горные цепи встретили меня как никогда радостно. Люблю выйти к ним из затхлой тесноты и мрака штолен, сесть на подвернувшийся камень, отереть руки и спецовку от приставшей рудничной грязи, закурить помятую сигарету!
Чай уже был готов. В тарелке аппетитно румянились сурчиные конечности. На камне, брезгливо отвернувшись от этой пищи богов, сидел с кружкой чая Нур — наш бывший пекарь из Дехиколона.
Итак, долгожданная торжественная встреча с коренным населением состоялась! Кроме Нура пришел еще один местный, как выяснилось позже — школьный учитель. Его я не знал. Степенный, широкоплечий, с цепкими немигающими глазами. Его лицо говорило о достатке интеллекта и мужества.
Наверно учит письму и устному счету две дюжины разновозрастных детишек и нескольких взрослых… Мы похлопали друг друга по плечам, расцеловались трижды и сели поговорить.
За чаепитием они сказали, что через несколько дней сюда пригонят отары. А пока в округе пасётся только местный скот. И вообще, пришлые пастухи хорошо вооружены, а в кишлаке оружия нет. Я сообщил Нуру, что в этом году здесь и на Кумархе будет работать небольшая геологическая партия, и что рабочих из местных, мы брать не будем. Но лично его, если он не боится работать в заброшенных выработках, я возьму, с оплатой баксов в пятьдесят. Потом я ему поведал, что в штольне кто-то есть: в конце ее я слышал какие-то голоса и потому убежал.
Нур конечно подумал, что я его проверяю на смелость. Геологи — горняки всегда любили байки о подземной нечистой силе. Он сказал, что не боится ничего и может пойти со мной. Попив чаю, мы пошли к лазу в штольню.
— Ну, что? Пойдем, посмотрим?
Нур счел, что за пятьдесят баксов можно проявить безрассудство и согласился. Я сунул ему в руки зажженный фонарь и пустил первым.
