— На самом деле Вы хотите знать, как далеко я могу зайти, — сказала я.
Малькольм покраснел.
— Ну да, пожалуй. Но учтите, вовсе не из личной заинтересованности. Полагаю, Вы достаточно хорошо меня знаете, чтобы это понимать. Я думаю, есть одна вещь, которую любой мужчина хочет знать о любой интересующей его женщине. Хочу знать и я, отчасти для того, чтобы лучше Вас узнать, отчасти ради обретения уверенности в том, что Вы меня понимаете. Ибо если это не так, то я буду для Вас чертовски опасен.
— Я расскажу Вам кое-что из истории моих эмоций, — сказала я. — Не все, так как она наверняка наскучит Вам длиннотами и повторами. В юности я была некрасивой, строгой, серьезной, критически настроенной и острой на язык девушкой. Я отличалась суровым благочестием как в силу природных склонностей, так и в силу обстоятельств, не имея, как вы могли судить из этого набора качеств, возможности быть иной. Позже, прикоснувшись к невидимой стороне вещей, я сильно изменилась и во взглядах на жизнь, и внешне.
— Это непременно должно было случиться, если Вы были некрасивой девушкой, — сказал Малькольм.
А я подумала, что невидимая сторона вещей и для Малькольма имела немалый эффект.
— Занявшись сравнительным изучением религий, я обнаружила, что как в древнем, так и в современном мире существует огромное разнообразие типов морали. Одни действовали успешно, другие — нет, если судить по тому, насколько счастливо или несчастливо было общество, в котором правили те или иные законы. И тогда я задумалась, а так ли необходимо отдавать дань общепринятой морали больше, чем того требует вежливость к такой влиятельной особе, как миссис Гранди [Персонаж вышедшего в 1798 году романа Т. Мортона; законодательница общественного мнения в вопросах приличия]. И пришла к выводу, что не стоит, так как видела, что строгое соблюдение законов морали ведет к несчастьям и разрушениям.
Малькольм нервно шевельнулся в своем кресле.
— Я видела, как они систематически губят то, чему призваны служить. Видела я и то, что ими пренебрегают, причем не только безнаказанно, но и во многих случаях с блестящими результатами. И тогда я заключила, что коль скоро людям суждено жить рядом с себе подобными и должен все-таки существовать некий кодекс поведения, то это вовсе не должен быть тот самый кодекс, по которому мы живем сейчас, ибо результаты его действия оказались весьма плачевными. А потому всякий раз, заметив, что миссис Гранди поглядывает в мою сторону, я приседала в реверансе — ибо ни один человек не силен настолько, чтобы открыто бросить вызов социальному кодексу, по меркам которого он живет, — а сама принялась за разработку своего собственного кодекса, который эффективно служил бы целям, ради которых создавался.
Мне казалось, что главная проблема заключена в том, что секс — это функция двойного назначения, а ведь известно, что очень многие вещи двойного назначения доставляют массу неприятностей. Он призван обеспечить продолжение рода или расы и в то же время дать человеку счастье. И две эти цели взаимно противоположны — выигрывая в одном, человек неизменно проигрывает в другом. Так что истинная проблема заключалась в достижении равновесия между этими противоположностями.
— И какой же Вы нашли выход? — спросил Малькольм.
— Как это делают индусы, друг мой, разводя соперников по разным возрастам. Почему я должна продолжать род до или после достижения полного расцвета? Почему я вообще должна заниматься его продолжением в и без того густо населенной стране, если от меня требуется иного рода вклад в общее благосостояние? Проведите различие, как это делали греки, между сексом ради продолжения рода и сексом ради наслаждения, и тогда, думаю, Вы все поймете. Что до меня, то я свободная женщина и жрица древнейших богов — и это даст Вам ключ к пониманию меня.
— Я еще могу понять, как Ваши научные изыскания изменили Ваше мировоззрение, — сказал Малькольм, — но что изменило Вашу внешность? Занятия не могли этого сделать. Наоборот, они отнимают у человека его природную красоту, так как ученый обычно не тренирует тело.
— Причина, изменившая мою внешность, — сказала я, — заключается в познании Старых Богов в древнем Тайном учении, ибо Они дают полноту жизни, и я, изголодавшаяся по жизни, неожиданно стала получать от Них поддержку. Я изменилась, я снова помолодела, во мне проснулась жизнь, и мужчины, прежде не обращавшие на меня внимания, теперь не сводили с меня глаз, и меня подпитывали их чувства ко мне. Вы можете счесть меня вампиром, но вампир — это тот, кто либо берет слишком много, либо берет все, ничего не давая взамен. Я не такова. Помните, что человеческие существа магнетически и эмоционально все время подпитывают друг друга. Чтобы убедиться в этом, вам достаточно заглянуть в собственную жизнь.
— А что происходит с человеком, если он изголодается? — спросил Малькольм.
— Тогда он становится беспокойным, подавленным или раздражительным, в зависимости от темперамента.
— Я становлюсь всем этим сразу.
— Но в моем обществе Вы засыпаете, как младенец, получивший свою бутылочку с молоком.
— Вы в высшей степени магнетическая женщина, мисс Ле Фэй, это любому видно за целую милю. Тогда почему вместо того, чтобы возбуждать меня, как того следовало бы ожидать, Вы меня успокаиваете?
— Потому что я знаю, как использовать свой магнетизм, и могу по желанию включать его и выключать. Вы никогда не сможете обвинить меня в беспощадном повышении давления там, где нет должного выхода.
— Я это уже узнал и высоко ценю. Это значит, что с Вами я могу быть счастлив, не выматывая себе душу, и за это я вам глубоко признателен. Вы оказываете на меня громадное эмоциональное воздействие, и боюсь, что я не в силах это скрывать, но Вы не возбуждаете меня сексуально — даже когда обстоятельства заставили меня держать в руках Вашу косу!
Я расхохоталась, и Малькольм тоже скривил губы в мрачной усмешке, являвшейся у него признаком веселья.
Стемнело, и я была готова к работе, так как я не работаю, насколько возможно, при свете дня.
Я повела Малькольма в гардеробную.
— Как только пройдет боль в руках, — сказала я, — у Вас будут собственные одежды.
— Вы их сами сошьете? — спросил он.
— Вряд ли такое можно купить в магазине готового платья, — сказала я. — Да, я сошью их вручную до последнего стежка, и пока буду шить, заряжу магнетизмом.
— Я с удовольствием носил бы одежды Вашей работы, — сказал Малькольм.
— Сандалий я для Вас сделать не смогу, — сказала я. — Вам придется достать их самому — обычные пляжные сандалии, я их только вызолочу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
