Сара крепче сжала в руке рацию, но не ответила.
— Впрочем, вряд ли вы это сделаете. Вы очаровательная женщина, Сара Боутрайт, но меня уже утомили эти хождения вокруг да около. Вам дается еще один шанс передать нам Горнило.
— Говорите.
— Передача состоится в Зеркальном зале, ровно в четыре.
Она посмотрела на часы — три пятнадцать.
— Обеспечьте, чтобы за десять минут до встречи там не было никого из посетителей и персонала. Согласны?
— Согласна.
— Да, Сара, я тут подумал про то грязное дельце в «Галактическом путешествии». Это ведь ваша идея?
Сара не ответила.
— На этот раз вы передадите диск лично. Мне кажется, так будет разумнее всего. Учитывая наше взаимопонимание.
Молчание.
— Вы поняли, Сара?
— Поняла.
— Вы войдете в зал, как обычный посетитель. Я буду ждать внутри. На этот раз — только вы одна. Уверен, мне незачем предупреждать вас об иных нежелательных гостях.
Сара ждала, прижав к щеке жесткую коробочку рации.
— Мне ведь незачем вас предупреждать?
— Да.
— Я так и думал. Но позвольте мне сказать несколько слов напоследок. В эссе «Душа человека при социализме» Оскар Уайльд говорил, что любое произведение искусства, созданное с надеждой на прибыль, таит в себе опасность. Отчасти я с ним не согласен. Видите ли, я сделал Утопию своим произведением искусства. И я намерен получить прибыль, и притом немалую. Но оно действительно станет опасным для любого, кто окажется у меня на пути. Порой искусство может быть ужасным в своей красоте, Сара. Не забывайте об этом.
Сара с трудом перевела дыхание.
— С нетерпением жду нашей новой встречи.
15 часов 15 минут
По мере того как шло время и безоблачное голубое небо над пустыней Невады начало бледнеть, предвещая наступление вечера, толпа в шестьдесят шесть тысяч человек, гуляющих по бульварам Утопии, достигла того состояния, которое психологи парка называли «выдержанным». Первоначальное возбуждение прошло, и оживление несколько спало. Усталые родители искали временного убежища в ресторанах, на представлениях или шоу вроде «Зачарованного принца», где можно было расслабиться в удобных креслах. Небольшой процент посетителей, не желавших ждать на парковках перед самым закрытием, уже направлялись в сторону Ядра и монорельса, поезда которого ходили несколько чаще обычного. Впрочем, подавляющее большинство оставалось в парке, предпочитая еще раз вернуться на полюбившийся аттракцион или посетить Мир, в котором они еще не побывали, рассчитывая свое время до половины девятого. Именно тогда начиналось самое красочное зрелище Утопии — четыре одновременных шоу синхронизированных с помощью компьютеров в каждом из четырех Миров фейерверков, ярко вспыхивающих под темным пологом купола. За ними следовала еще более впечатляющая картина — салюты взмывали высоко над куполом за его пределами, даря прощальный подарок посетителям, покидающим Утопию и спешащим в сторону Вегаса или Рино.
Но в очередях к русским горкам и аттракционам со свободным падением дневное затишье почти не ощущалось. Вокруг главных аттракционов, таких как «Сфера Шварцшильда» или «Шпиль дракона», продолжали толпиться люди и царила такая же, как всегда, атмосфера возбужденного веселья.
Особенно это было заметно у входа в самый известный аттракцион Дощатых Тротуаров, «Машину криков». Все знали, что «Машина» — реконструкция разновидности русских горок, ставшей знаменитой на Кони-Айленде в двадцатые годы. Внешне она полностью имитировала аттракцион с ярмарки тех времен — обширный лес из столбов и балок, которым мастера иллюзий парка придали опасно ветхий вид. При одном лишь виде ее почти вертикальных спусков и крутых поворотов многие посетители предпочитали выбрать себе более спокойное развлечение.
Эффект «Машины», как и всех русских горок, заключался скорее в психологии, чем в ее конструкции. На самом деле она представляла собой трубчатую стальную трассу, тщательно замаскированную под традиционную деревянную горку, что позволяло реализовать более резкие заносы и крутые повороты, а также больше моментов отрицательной силы тяжести, когда пассажиров действительно приподнимало на сиденьях. Сложная оболочка из древесины, с другой стороны, усиливала эффект деревянных горок — столбы и балки, проносящиеся всего в нескольких футах от пассажиров, вызывали иллюзию в несколько раз большей скорости, чем реальные пятьдесят миль в час. Проектировщики аттракциона преднамеренно усилили ощущение страха, поместив у входа несвойственные Утопии предупреждения об опасном воздействии перегрузок на поворотах и посадив на выходе медсестру. Неудивительно, что футболки с надписью «Я выжил на „Машине“», продававшиеся только в Дощатых Тротуарах, стали самым популярным сувениром в парке.
По настоянию Эрика Найтингейла «Машина криков» должна была обладать самым высоким первым спуском — двести девяносто футов — из всех русских горок к западу от Миссисипи. В результате возникла проблема — на такой высоте вершина подъема оказывалась слишком близко к куполу, разрушая искусственную перспективу. Инженеры решили ее, построив аттракцион таким образом, что крайняя точка первого спуска находилась ниже «уровня земли». Часть уровней «А» и «В» под Дощатыми Тротуарами вырезали, и на их месте проложили рельсы «Машины». После подъема на первую вершину пассажиры «Машины криков» устремлялись почти вертикально вниз, попадая в конце спуска в полностью темный туннель. Трасса затем резко уходила вверх, вновь вынося на свет морщившихся от троекратной перегрузки пассажиров, так и не понявших, что в течение нескольких секунд они на самом деле ехали под парком.
Впрочем, это решение создало новую проблему. Грохот тележек, проносящихся с интервалом в одну минуту, был столь оглушительным, что никто из сотрудников Утопии, работавших в Подземелье, не желал находиться поблизости от ближайших к рельсам частей уровней «А» и «В».
Инженеры снова нашли выход.
Во время строительства Утопии подземные уровни были опутаны множеством проводов — «Справочник экскурсовода» утверждал, что за кулисами здесь больше проводки, чем в двух Пентагонах или в городе Спрингфилд, штат Иллинойс. Проектировщики решили использовать безлюдную территорию вокруг углубления в рельсах как место, куда сходилась бы вся внутренняя проводка Утопии, назвав его Узлом. Углубление окружили двойными звуконепроницаемыми стенами. За ними, в узкой камере высотой в сорок футов, находилась центральная нервная система Утопии. По стенам ее тянулись бесконечные потоки кабелей — коаксиальных, сетевых, оптоволоконных, цифровых, — перемежавшихся разъемами и электрическими контактами. Весь Узел был полностью автономен и не требовал обслуживания, кроме месячного профилактического осмотра. В итоге он оказался безлюдной зоной, где не было никого, кроме единственного робота-уборщика.
Но сегодня у него появилась компания.
В углу Узла сидел на складном стуле человек в синем комбинезоне электрика Утопии, прислонившись спиной к большому ящику, привязанному к красной ручной тележке. Внутри открытого ящика находился мощный мини-компьютер, диагностические лампочки на передней панели которого ярко светились в полумраке помещения. Десять кабелей различной толщины шли от компьютера к ближайшей стене, где они крепились с помощью зажимов к линиям связи и передачи данных. На коленях у мужчины лежала клавиатура, а на полу перед ним стояли два маленьких монитора с плоскими экранами. Он что-то печатал, переводя взгляд с одного экрана на другой. Рядом со складным стулом валялась куча мусора — смятые салфетки, запятнанные арахисовым маслом и желе, пустые упаковки от сосисок, помятая банка из-под черри-колы.
Внутренняя стена Узла позади начала слегка вибрировать. Секунду спустя раздался ужасающий грохот — мимо пронеслись тележки «Машины криков», ныряя в темноту и вновь устремляясь на свет и воздух, в Дощатые Тротуары. Человек не обращал на него никакого внимания, продолжая работать. Грохот стал тише, затем смолк. Пара шумопоглощающих наушников военного образца на его голове полностью заглушала любой звук громче пятидесяти децибел.
Перестав печатать, незнакомец наклонился и помассировал поясницу, затем распрямил ноги и потер сначала левую, потом правую, восстанавливая кровообращение. Он сидел здесь уже с самого утра, наблюдая за видеопотоками в Утопии, внося помехи в картинку с определенных камер, просматривая данные из внутренней сети. Наконец-то его работа почти закончилась.
Он посмотрел вверх, поворачивая голову из стороны в сторону и разминая мышцы шеи. Взгляд его задержался на двух камерах видеонаблюдения, размещенных высоко на противоположных стенах. Даже здесь, в необитаемом Узле, присутствовала вездесущая служба безопасности. Но человека это не тревожило — он сам заставил обе камеры показывать в цикле картинку недельной давности. Для наблюдателей в Улье мониторы отображали лишь абсолютно пустое пространство.
