— Пока ничего определенного, — отвечаю я. — Но и здесь торчать больше нет смысла.
— Да это понятно, — соглашается он. — Сам бы давно уехал куда угодно. Лукреция предлагает вернуться на Сицилию и купить там землю. Но если покупать, то действительно большой феод, чтобы не думать, на что приобрести новый доспех, если старый на турнире проиграешь.
— Разве еще не накопил на такой?! — удивляюсь я.
— Да проигрался я в кости немного, — кается Рожер де Слор.
Немного — это, наверное, почти всё.
— Так ты никогда не наберешь на феод, — делаю я вывод.
— Лукреция тоже так говорит. Только мне без игры скучно, — признается он.
Заходит легкая на помине Лукреция, забирает опустевший кувшин, чтобы принести полным.
Примерно через месяц после сражения с аланами к нам переправился с азиатского берега пролива турецкий эмир Исам, который когда-то — теперь казалось, что очень давно, в другой жизни, — стал вассалом Рожера де Флора. Это решение ему ничего не стоило, зато земли свои от разорения спас на несколько лет. Теперь беда пришла к нему с востока. Договориться с новым претендентом на его земли, видимо, не сумел, поэтому и вынужден был отправиться в путь вместе с воинами и семьями. Прибыл эмир со свитой из десяти своих родственников, также обвешанных блестящими предметами, как и он сам. Высказал пожелание присоединится к нам.
Беренгер Рокафорт устроил совещание командного состава, хотя изначально было ясно, что примем турок. Чем больше будет наша Каталонско-Турецкая компания, тем на большее сможем замахиваться. К тому же, турки были согласны отдавать пятую часть добычи нам, то есть Беренгеру Рокафорту. Эмир сидел справа от него и время от времени поглаживал левой рукой выкрашенную хной бородку. Я сидел рядом с турком и переводил.
— Будь у нас людей побольше, захватили бы Галату! — самоуверенно произнес Беренгер Рокафорт.
Теперь мне стало понятно, что удерживает каталонцев на разоренной земле. Этот пригород Константинополя был даже более лакомым куском, чем сама столица. Ходят слухи, что годовой доход генуэзской колонии составляет около двухсот тысяч золотых перперов — раз в семь больше, чем имеет император. Странно, что он до сих пор сам не ограбил ее. Совсем слабой стала Ромейская империя!
— Это была бы хорошая добыча, — соглашается Исам и поглаживает рыжую бороденку.
Через два дня на европейский берег переправился отряд эмира: около тысячи всадников, пара тысяч пехотинцев и тысяч десять жен и детей. Всю эту ораву разместили неподалеку от Родосто, чтобы вместе совершать налеты. В самом городе поселился Беренгер Рокафорт. Его оппозиция, возглавляемая Ферраном де Ареносом, вернулась в Мадитос.
Я решил остаться в Галлиполе. Мне сбор пошлины за проход проливом Дарданеллы давал не намного меньше, чем грабительские рейды обычным рыцарям. В отличие от них, я ничем не рисковал, жил в теплом доме и превосходно питался. Ромейские купцы из Фессалии наладили бесперебойное снабжение Галлиполя продуктами, которые обменивали на дешевые трофеи. Кстати, скупали они и своих одноплеменников, попавших к нам в плен, и перепродавали в рабство туркам. Продавать своих — очень доходный бизнес во все времена.
33
В конце весны в Галлиполь вернулся бывший великий дука и бывший командир Каталонской компании Беренгер де Энтенза. За графского сына похлопотала перед королем Арагона его мать, а тот в свою очередь — перед Папой Римским, который приказал генуэзцам отпустить пленника без выкупа и каких-либо условий, потому что мы, Каталонская компания, сеяли мечами среди ромейских еретиков доброе и светлое католичество. Вернувшись домой, Беренгер де Энтенза продал доставшиеся ему после смерти отца земли, набрал отряд и нанял в Барселоне галеры для его перевозки в Галлиполь.
Мы встретились на пиру, который закатил Рамон Мунтанер. Беренгер де Энтенза привез новую моду на одежду. Кафтан стал короче и более облегающим. На ногах желтые чулки, пристегнутые спереди и сзади с помощью черных костяных пуговиц к темно-красным коротким, выше колен, штанам, а вместо сапог — коричневые башмаки с черными костяными пряжками. Беренгер сильно похудел, стал более хмурым и настороженным. Уверен, что темница порядком подкорректировала его рыцарский кодекс.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я обрадовался его возвращению больше всех. Теперь у рыцарской оппозиции был лидер. Меня оставят в покое. О чем и сказал Беренгеру де Энтензе. Надеюсь, на пиру присутствуют тайные стукачи Беренгера Рокафорта, которые передадут ему мои слова.
— А почему ты отказался? — поинтересовался Беренгер де Энтенза.
— Догадывался, что мне потому и предлагали, что были уверены в отказе! — отшутился я.
— Впервые вижу человека, который может, но не хочет командовать, — признался он. — Обычно бывает наоборот.
Интересно, понимает ли Беренгер де Энтенза, что сам из тех, кто наоборот?! Наверное, нет. Иначе бы не слушал с таким воодушевлением речи Рамона Мунтанера, который убеждал, что вся Каталонская компания с нетерпением ждала его возвращения, что все без колебания перейдут под его руку, а Беренгеру Рокафорту доверят командование сотней, потому что на большее не годен. Вот так начинается развал победоносной армии.
Как я предполагал, Беренгер Рокафорт отказался отдавать командование Каталонской компанией Беренгеру де Энтенза. Почти месяц потратил Рамон Мунтанер на поездки в Родосто и Мадитос, чтобы уговорить каталонцев сделать своим командиром бывшего великого дуку. Ферран де Аренос не говорили ни да, ни нет, а воины нынешнего командира наотрез отказали графскому сыну. Причина отказа — неудачник. Ничего от них не добившись, Рамон Мунтанер вернулся к своим обязанностям в Галлиполе, сохранив хорошие отношения со всеми тремя сторонами. В итоге большая часть Каталонской компании под командованием Беренгера Рокафорта отправилась осаждать большой город Нона, который находился километрах в ста от Галлиполя, а меньшая с Беренгером де Энтензой — маленький Мегарикс, расположенный в два раза ближе. Ферран де Аренос с отрядом отдыхал в своей резиденции — крепости Мадитос.
Я остался в Галлиполе собирать таможенную пошлину. Ленивый стал. Меня устраивала синица в руке. Наверное, потому, что не знал, куда податься. Судьба мне дважды намекнула, что в море отправляться пока рано. Что-то я еще не сделал на суше. Вот я и пытался понять, что именно? И потихоньку наполнял кубышку золотыми монетами разных стран.
Не успел отдохнуть от переговоров о судьбе Беренгера де Энтензы, как к нам прибыл на четырех галерах третий и внебрачный сын короля Мальорки, двоюродный брат короля Сицилии и его вассал, инфант Фернандо. Королевство его отца состояло из Балеарских островов и нескольких графств и синьорий на континенте. Третьему сыну там ничего не светило. До превращения в место молодежных тусовок и всемирного признания Балеарским островам еще далеко. Инфант — так называли сыновей испанских королей, в том числе и внебрачных, — был анемичный мужчина из разряда «ни рыба, ни мясо», лет тридцати, с черными длинными волосами, завитыми на концах, худым и узким лицом с жидкой черной бороденкой и длинными тонкими усами, загнутыми кверху. Значительным в нем был только нос с горбинкой, тонкий, но длинный. Такой нос просто требовал, чтобы его совали, куда не надо. Кафтан на инфанте был еще уже, чем на бывшем великом дуке, а чулки алые, подвязанные выше коленей золотыми лентами. Темно-красные башмаки были с золотыми пряжками и на разные ноги.
Увидев и у меня «разную» обувь, инфант Фернандо вместо приветствия спросил у Рамона Мунтанера:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Кто это такой?
— Барон Александр, — ответил тот. — Присоединился к нам уже здесь.
— Надеюсь, он католик? — спросил инфант его, будто меня нет рядом.
— Почти, — уклончиво ответил командир Галлипольского гарнизона.
Пропадал в Рамоне Мунтанере посол доброй воли в африканские племена. В придачу он буквально стелился перед инфантом Фернандо. Каталонец был из тех, кто искренне верит, что у королей голубая моча. Мне даже наблюдать такое было тошно, поэтому сразу ушел, сославшись на недомогание. Я уже приучил каталонцев, что имею проблемы с животом. Удобный повод уклоняться от неприятных мероприятий.
