мне безразлично, что он с тобой сделает?
— Ты как Пьер Безухов?
— Катя! Какой, к херам, Пьер! Двадцать первый век на дворе, а ты мне про Пьера, ещё и безухого!
Она прыскает.
— Очень смешно!
— Двадцатый, вообще-то…
— Что двадцатый?
— Век на дворе.
— Кать, я тебе серьёзно говорю, ближе, чем на пушечный выстрел этого козла не подпускай. Ты поняла? Ни в этом веке, ни в следующем. Он и через сорок лет таким же козлом останется.
— Да поняла я. Нет, ты правда из-за этого прибежал?
Да твою же за ногу! Нет, бля, просто побегать захотелось.
— Правда, — сердито отвечаю я.
Я действительно сержусь, хотя чувство облегчения ни с чем не сравнить.
— Всё, давай, вставай и иди домой. Антоха тоже волнуется.
— Серьёзно? И Антоха? Да что за день такой сегодня? Все волнуются…
— А тебе по кайфу, да? Ты чего вообще на качелях сидишь? Почему домой не идёшь?
— Да… — вздыхает она. — Мысли всякие, знаешь…
В этот момент во двор заезжает машина, милицейский «уазик». Зацепив нас лучами фар, он останавливается, и из него выскакивает Хаблюк. Кто за рулём отсюда не видно, а вот Ивана Денисовича я узнаю и по тёмному силуэту.
— Ну, нашлась пропажа? — спрашивает он не особенно даже наезжая.
— Нашлась, — киваю я.
— Ты чё творишь-то, девочка⁈ — набирает Хаблюк привычные обороты. — Он мне когда позвонил, я думал, до утра боец не дотянет, кондрата словит. От, лять, девки, пока вырастут, всю кровь высосут. Всё нормально хоть⁈
— Нормально, говорит, — отвечаю я.
— Нормально, — передразнивает он. — Чирик корефану моему отдашь, понял? Сейчас его дежурство. А мне джинсы. Но не белые эти ваши, их пусть гомосеки носят, а синие, нормальные. И не забывай, что Горбатый сказал. Кабаки и бабы доведут до цугундера! Садись, давай, подвезу. А ты, девочка, домой беги! Нечего по ночам шляться.
Утром я выхожу к гаражам. Честно говоря, не думаю, что Валентин заявится. Он вчера прям в зюзю был. Мало того, что ничего не вспомнит сегодня, так, скорее всего и вовсе чушь нёс, про мотор и про деньги.
Но нет, я ошибаюсь. Когда я подхожу, он уже стоит здесь. Мнётся, ёжится от утренней прохлады, перерабатывает остатки вчерашнего жертвоприношения.
— Здрасьте, дядя Валя. Вы как?
— С пивком потянет, — хмурится он.
— Умилостивили Бахуса вчера?
— Это… да отстань ты, и так тошно. Скажи лучше, принёс?
— Я-то принёс, да только толком пока не понимаю зачем и почему.
— Я ж тебе сказал, «Нива» есть разъ***нная, а движок целый. Машину по-любому списывать, а чего добру-то пропадать? Я твоего Чебурашку уволоку, в бокс загоню и потихонечку всё сделаю. Движок родной выбросим, а от «Нивы» воткнём. И будешь ты носиться, как гонщик. Ты пойди да купи где-то двигатель готовый, да ещё и за сто двадцать рябчиков, а потом уже и возмущайся.
— Так я ж не возмущаюсь, дядя Валя. Просто уточняю.
— Ну, и молодец. Ты его вытолкай и оставь стоять. Там за тобой, всё равно, никто не ездит. Вот, а я часика через два, как у нас тягач освободится, приеду, да подцеплю твоего Чебургену. И на работе всё устрою, короче. Ты деньги принёс?
— Принёс.
Я отдаю ему сто двадцать рублей, и он их тщательно пересчитывает.
— Трёшку отдам потом, — кивает дядя Валя.
— А ключи надо?
— Оставь в замке, всё равно не заведут, — машет он рукой. — Ну всё, бывай, я побежал.
Он уходит, а я иду на пробежку, но после вчерашнего, всё болит, поэтому я разрешаю себе немного пофилонить и просто пройтись по утреннему городу. Погуляв, возвращаюсь к гаражу, открываю его, развожу створки и приноравливаюсь к тому чтобы выкатить свою ласточку, а вернее Чебурашку.
Слышу шаги, кто-то подходит.
— Артём, ты что ли?
Я выглядываю. Там дядя Витя, подозрительно на меня смотрит.
— О, Виктор Фёдорович, здрасьте.
— А я думаю, ты или нет. Иду на работу, а тут кто-то в гаражах шурует. Ты чего здесь?
— Да, вот, — показываю я на машину. — В клуб «Самоделкин» вступил.
— Это что?
— Моя лайба! — смеюсь я. — Как-то вы без восторга смотрите на это чудо техники.
— Так это же рухлядь, Артём. Что ты с ней делать будешь?
— Ремонтировать. Я же на автослесаря учусь на УПК. Вот, буду знания применять. К восемнадцати годам доделаю и ездить начну.
— И где ты это взял?
— Дядька подарил.
— В право наследования что ли вступил уже? — хмурится он. — Что-то рановато.
— Не, это он ещё при жизни мне передал.
— А гараж? — интересуется дядя Витя. — Тоже твой?
— Гараж его жене принадлежит, а я его арендую.
Виктор смотрит пристально, будто рентгеном просвечивает. Всё-таки у ментов это в крови. Пока не раскопают все подробности, не успокоятся.
— Интересно, — буравит он меня подозрительным взглядом. — Странно, что ты мне раньше не говорил об этом.
— Так мы вроде имущественных вопросов и не касались, тем более, это всё, — обвожу я рукой внутреннее пространство гаража, — случилось раньше, ещё до кончины, понимаете?
— Понимаю. Хотя, думаю, что этого крокодила тебе уже не восстановить. Отъездил своё.
— Он не крокодил, — говорю я. — Он Чебурашка.
— Ясно всё. Я, собственно, хотел сказать, что сантехника твоего не нашли пока. Председатель кооператива твои слова подтвердила, но пояснила, что сантехник сказал, что он новенький и она его раньше не видела. И после того тоже.
— А её не смутило, что он пришёл без инструментов?
— Да, мы поинтересовались. Она ответила, что он сказал, будто инструменты в машине. И даже какой-то «каблук» показал. Знаешь, «Москвичи» такие грузовые?
— Знаю, — киваю я. — Я и не ожидал уже никаких положительных вестей.
— Почему это? — нахохливается Витя.
— Потому что надо сразу, по горячим следам работать, а так уж и не найти никого.
