— Дело на нас важное возложено, — пояснил он, — враги могут быть самые разные — обычные лиходеи, нечисть, а может, с виду добрые люди, но смотрите зорко, — рядиться они могут под кого угодно. Здесь женщины наши, старики. Ну, как возьмут их враги и под топор или пытку поставят, чтобы нас обезручить?
— Да нешто можно так делать? — растерялся стражник.
— У нас нынче враг такой, для которого ничего святого нет, помните это и ушами не хлопайте.
Оладья ушёл, озадаченный донельзя. С Галиной Савельевной разговор получился не в пример сложнее. Как выяснилось, она ввела его в Совет старейшин или как там этот орган самоуправления называется.
Шагая к заметной сосёнке в палисаднике, он отметил новые дома, стоящие вдоль новой улицы. Добротно поставленные заборы и палисадники под окнами в стиле их прежнего мира. Остро пахло свежими стружками и древесиной. Где-то уже вспаханы огороды, на других суетились люди. Незнакомые ему пейзане здоровались с ним, причём, весьма уважительно.
Савельевна, как обычно, заварила ему цейлонского чая. Как она умудрилась сохранить этот запас? Или — что это за запас такой?
— Галина Савельевна, ну, меня-то зачем в этот Совет ввели? Вы сами умнее умного, да ещё Милёна со Славкой. Да вы такое сможете за минуту придумать, чего я вовек не соображу.
— Не спорь, — отрезала упрямая бабка, — тебя люди уважают, дом свой у тебя здесь стоит, ты не чужой, ты местный. Где-то стражников подстегнуть, чтоб не расслаблялись. Я этого не смогу, командир ты. Какое безобразие случись — кто лучше рассудит?
— Да ты или Славка легко рассудишь, они тут все против вас дети. Жизнь прожила, ни у кого ума не занимала, я сам против тебя ещё пацан.
Савельевна, тем временем, уже разливала по стаканам свою самогонку, подставляла тарелки с соленьями.
— И не спорь даже, и не спорь. Как сказала, так и будет, мне ведь тоже заступа нужна за спиной. Лучше самогоночки выпей, это я уже новую выгнала. И я с тобой за компанию разговеюсь, за здоровье наше, али откажешь?
Акела, улыбаясь, глядел в лукавые старухины глаза. Ох, умна. Не бабка, а Черчилль в юбке. Зато за Леоновку у него душа болеть не будет. Он выпил полстакана. Хороша, зараза. Бросил в рот щепоть солёной капусты с маслом и луком. Спорить было не о чем, да и бесполезно. Посидел у старой, поговорил о местных новостях, поблагодарил довольную Савельевну и простился.
…На другой день рано утром четвёрка путников уже шла по дороге в сторону Светлограда. Лошадей брать не стали, отговорившись тем, что их мало, а скоро сев начнётся, они себе и по дороге купить могут. Никто особо и не настаивал, крестьяне народ смышлёный и себе на уме.
Ещё в деревне Акела сказал Славке, что неплохо было бы потолковать с Лесной Девой.
— Да я и сам бы её увидел, — с досадой отозвался тот, — Только как?
— Ты позови её мысленно, как мы Финогеныча звали. Должна услышать, её эти разборки тоже касаются.
Дева-Яга объявилась быстрее, чем ожидал Акела. Просто вышла навстречу из-за ближайшего кедра и глянула зелёными глазищами. Увидев, как полыхнули радостью глаза Клима, укоризненно покачала головой.
— Привал, господа, — сказал Акела, сбрасывая мешок на землю, — заодно и даму чайком попотчуем.
Красавица с минуту наблюдала за кипучей деятельностью мужчин. Потом глянула на Акелу и кивком позвала в сторону. Когда отошли метров на двадцать, она повернулась и, глядя в глаза, спокойно сказала: «Я твоему другу весь вашу охранять обещала».
— Я знаю.
— С месяц назад, когда ещё стояли холода, поехал туда один человек от кнеза Светловодья. С ним дружинников человек двадцать. С худыми помыслами они ехали.
— И что?
— Не смогли они доехать. Лешак ваш знакомый им по моему приказу дорогу в узел завязал. Ну, а я такую пургу на них наслала, что их половина так в лесу навеки и осталась. Но этот оборотень вырвался и ушёл.
— Оборотень?
— Не в том смысле. При кнезе он думным боярином состоит. На самом деле он шпион «терновников». Знаешь их?
— Наслышан от Клима и ещё кое от кого. Как ты их терпишь на своей территории?
— От меня тоже зависит не всё, — с досадой поморщилась красавица.
— Неужто и у вас тоже свои политические игры? Сожалею.
— А уж как я сожалею, кто бы знал, — криво усмехнулась она, — но я с этим разберусь. А ваша задача — разобраться с «терновниками». Иначе Руссия погибнет. И поторопись, они готовят какой-то страшный удар. Но я пока не ведаю, какой.
— Спасибо тебе, красавица. Хотел бы, чтобы ты посидела в нашей компании, когда всё это кончится.
— Обещаю.
— Ну, а пока испей чаю. Прошу к столу, дорогая гостья.
— Я здесь хозяйка, это вы у меня в гостях. Но приглашение принимается. А Климу скажи, как друг, чтоб не сох по мне, а то беду наживёт.
— Вот сама и скажешь.
Она пожала плечами и, повернувшись, лёгкой походкой пошла к костру. Акела закурил и медленно пошёл следом, на ходу размышляя об услышанном. Примерно что-то в этом роде и подозревал. Этот орден «терновников» практически в открытую подгребает под себя Русь. А прекраснодушный Великий Кнез мается хренью на религиозной почве. Русь крестить собрался рука об руку с «терновниками», урод. Они ему устроят крестины до кровавой отрыжки.
Он уселся у костра, машинально принял кружку с чаем и продолжал размышлять дальше. Значитца, так, как говаривал незабвенный Глеб Жеглов. Помогаем Володу похерить братца, если он согласится на наши условия. А именно — свернуть голову Ордену и калёной метлой пройтись по всем его гнёздам.
Здешнего кнеза с разрешения Волода дезавуировать, а на его место посадить… Да хотя бы Клима, с его головой он и не такое потянет, а мы с Андрюхой обеспечим безопасность. А то, я смотрю, Светловодье в форменный рассадник «терновников» превратилось. Всё, решено.
Он отхлебнул чаю, уточняя в уме детали операции.
— Борисыч, о чём задумался?
— Да так, пока ничего серьёзного, — он встретился глазами с Феей и прочёл в них что-то похожее на восхищение: «Ну, ты и жук!» Ответным взглядом он послал: «С тобой тоже приятно иметь дело». Взгляд женщины потеплел: «Взаимно».
Красавица допила последний глоток и, отряхнув крошки с платья, гибко поднялась.
— Клим, проводи меня, мне пора. Благодарю вас за всё, витязи, удачи вам.
Когда они скрылись за деревьями, Соловей шутливо спросил: «О чём это вы там чирикали? Узнает Милёна, рыжие усы-то повыщиплет». Опаньки. Что это у него глаза такие напряжённые? Неужто инфицирован? И как долго?
— Василий Викторович, — ответил он укоризненно, — что у тебя за гнусные мысли! Да разве могу я женщине изменить?
— Ах, ты, старая рыжая сволочь, — ласково пропел Соловей, — да я даже сказать не возьмусь, чего ты не можешь.
— Спасибо, Викторыч, ты настоящий «пятачок».
— Борисыч, не сердись, я же шучу.
— В каждой шутке есть доля шутки. А если серьёзно, то она много интересного рассказала.
— И что же?
Ишь, ты, как напрягся. Что же делать-то с тобой, непутёвый? Ладно, разберёмся, на кого пашешь, а пока немножко «дезы»[34] подпустим.
— Самое главное, что я понял, что мы марионетки. И пока у меня к этому однозначного отношения нет. Есть в этой ситуации и плюсы и минусы.
Он остро глянул в глаза Барсу. Должен понять, не в первый раз.
— Я так думаю — и хрен с ним. Наёмник, он всегда марионетка. Но им платят, причём очень неплохо. Борисыч, я прав?
Всё понял, волчара. Да иначе и быть не могло. С его-то опытом!
— Абсолютно. Нам тут детей ни с кем не крестить.
— А если ты сделал, а тебя потом убрали? — серьёзно спросил вдруг Соловей, — насколько я помню, от таких соучастников обычно избавляются.
А ведь это он уже всерьёз говорит, соображать начал, во что влип. Добро, кабан, очко в твою пользу. Хотя пока он «болен», при нём серьёзно ни о чём говорить не стоит. А вербанули его у Диких Охотников, это и к бабке не ходи. Значит, у них и там кто-то есть.
— Кто не рискует, тот не пьёт шампанского, — презрительно скривил губы Акела, — а убить нас могли уже раз двадцать и по более мелким поводам. Хлопотное это дело — нас убивать. Получим деньги и в Леоновку.
— Согласен, — поддержал Барс, — а ты, Викторыч?
— Да куда ты, туда и я. Только с моей Любавой умом подвинешься. Пьёт, зараза, больше меня. Одно радует. Савельевну слушает, как маму родную, потому пить бросила почти совсем.
— Это ты себе льстишь, — ухмыльнулся подошедший Клим, — вас бы обоих закодировать по способу деревенского кузнеца.
Путешествие заняло немного времени, уже до обеда они вошли в Светлоград. Городишко был так себе, в основном одноэтажный, больше походил на серый провинциальный райцентр советских времён. Ничего радующего глаз, не было на домах резных ставенок и наличников, почти не попадались петушки на крышах. Голые стены, серые заборы и мажущая копоть из труб. Горожане были какие-то понурые, не слышно на улицах смеха и песен, более всего они напоминали бегущих по своим делам серых мышей.
