– То, что ты вступила в связь с Фердинандом Трастамарой, уже лишило тебя репутации в Испании. Смотри, как бы тебе не потерять ее и в Эспаньоле. – С этими словами он поднял ее на руки, и его рот обрушился на нее с обжигающей разведкой. Он водил языком по ее губам, пока она не раскрыла их. Тогда язык устремился внутрь, а потом выскользнул назад. Его губы крепко прижимались к ее рту. Дыхание и благоразумие оставили ее, и она вверглась в пучину страсти. Тело ее словно превратилось в горячую жидкость: она вливалась в него, руки ее вцепились в его обнаженные плечи, а ногти вонзились в мышцы.
Все закончилось так же быстро, как началось. Аарон оторвался от нее со сдавленными проклятиями и оттолкнул, оглушенный и задыхающийся, к двери, подобно кролику, который был отпущен на землю, а потом просто так ранен жестоким и игривым хищником. Прежде чем она собралась с мыслями, он выпрыгнул в большое открытое окно и растворился в густой черной тени, простиравшейся вдоль стены. Через мгновение она услышала топот копыт и поняла, что он убежал, забрав с собой перстень своего отца.
Он должен был забрать его. Я больше ничего не могу сделать, Бенджамин, – прошептала она в ночной тиши.
Теперь, после того как сокровища в нем больше не было, Магдалена не могла более выносить безобразно тяжелый медальон. Она молила Бога, чтобы Бартоломе не заподозрил, что Аарон отнял у нее кольцо.
На следующее утро, собираясь осмотреть место в новой колонии, она оделась в самое легкое платье, какое у нее было, копируя моду женщин поселения, которые не носили ни накидок, ни нижних рубашек, а только простые просторные платья из льна или хлопка. Жара Эспаньолы лишила ее тщеславия. Она заплела свои длинные густые волосы в толстую косу и связала ее кусочком ленты, что было единственным украшением в ее костюме. Выскользнув из резиденции губернатора, она направилась в госпиталь поговорить с дежурным врачом. Диего Альварес имел репутацию отшельника и образованного человека.
Госпиталь оказался грубой, крытой соломой хижиной, едва ли более приличной, чем домик скромного, не слишком процветающего крестьянина в Андалузии. Она заметила его еще с площади, на которой столпилось много народа. Рыбак-галисиец торговал свежими крабами и омарами, которых поймал на рассвете этого дня. Вдыхая их запах при такой сильной жаре, Магдалена усомнилась в правдивости его зазываний. Два таинца, темная кожа которых блестела от пота, знаками изъяснялись с торговцем из Гуэлвы, пытаясь получить несколько нитей бисера в обмен на медный браслет.
Один торговец дешевой кумачовой одеждой из хлопка завлекал таинскую женщину своим товаром и жестами назначал ей цену. Потасканная шлюха из Барселоны демонстрировала свои прелести прямо на берегу, фланируя от одной группы праздных моряков к другой. Несколько индейских женщин бесстрастно сидели за грудами ямса и папайи, желая получить дешевые безделушки в обмен на еду. Свиньи хрюкали, а цыплята пищали и как бешеные носились по переполненной площади, добавляя еще шума и помета этому и без того хаотичному и зловонному месту.
Аромат хлеба из кассавы, этого грубого сухого пирога, сделанного из измельченных корней маниока, щекотал ее ноздри. Ей не нравились этот кислый вкус и рассыпающаяся консистенция, но на Эспаньоле это заменяло пшеничный хлеб. Магдалена увернулась от пары собак, яростно преследовавших дрожавших цыплят, и подошла поближе к женщине, чтобы посмотреть, как она кладет пироги из кассавы на горячие угли, орудуя грубой деревянной лопаткой.
К ней подошли двое солдат, небрежно одетых в просторные льняные рубашки и кожаные рейтузы. Один, с тусклыми темными волосами, цвет которых не поддавался описанию, грубо схватил ее за косу и потянул к себе. Она чуть не задохнулась от его смрадного дыхания. Его спутник улыбнулся, обнажая пеньки гнилых коричневых зубов на изрытом оспой лице.
– Что тут у нас, Хуанес? Новенькая из Кастилии? Посмотри-ка на волосы! Говорят, у королевы такие же рыжие волосы, как эти, – сказал ее обидчик приятелю.
Хуанес слегка покачнулся влево, а потом снова приложился к бурдюку, который держал в своей замызганной лапище.
– Давай спросим, какую цену она назначит, чтобы обслужить нас обоих, но только пускай не мнит о себе слишком много. Она не королева.
– Но я придворная, ты, паршивый остолоп! Отпусти меня, а не то брат адмирала отрубит твои грязные руки и ты не сможешь держать окровавленными обрубками свой бурдюк.
Хуанес отступил назад: его пропитанные вином мозги смутно уловили шелестящий выговор образованной знатной дамы, но захватчик решил не так просто расстаться со своим трофеем.
– Она всего лишь шлюха, как и все прочие, что приезжают на кораблях из Кадиса и Палоса, – убеждал он приятеля, дерзко шаря рукой по ее груди.
Повинуясь природному инстинкту, Магдалена с отвращением пнула его в голень своей остроносой туфлей. Когда он немного ослабил хватку, выругавшись от изумления, она оттолкнула его и нервно потянулась к кинжалу, висевшему у нее на поясе.
Хуанес, у которого к этому времени прояснилось в голове, увидел сверкнувшее лезвие и отпрянул назад, но его соотечественник Альфредо снова с ворчанием попытался схватить ее:
– Ты что, не можешь разоружить маленькую потаскушку?
Она вывернулась и ударила его своим оружием. На руке Альфредо сквозь грязь просочилась кровь – сквозь то, что когда-то было рукавом белой льняной рубашки. Это привело в действие Хуанеса, который обхватил ее одной лапищей, прижимая ее руки к бокам, и на мгновение сковал руку с кинжалом. В это мгновение она пнула его в ногу и рванулась, лишив его равновесия, так что они оба упали на пыльную красную землю. Он оказался внизу, а она наверху. Альфредо оказался на ней как раз в тот момент, когда Хуанес ослабил хватку, но она снова выбросила вперед кинжал и на этот раз открыто ударила его в грудь, прежде чем он попытался разоружить ее.
К этому времени собралась толпа полюбоваться зрелищем. Несколько местных проституток подбадривали ее, в то время как два палосских моряка бились об заклад, кто из солдат Маргарита первым овладеет ею.
Вдруг с края толпы донесся крик, и Бартоломе Колон, меча громы и молнии, ворвался в плотное кольцо зевак, расталкивая мужчин и женщин. Он держал меч наготове, но мог убить без его помощи одним только взглядом налитого кровью лица.
Альфредо отпрянул от Магдалены, прижимая окровавленную руку к раненой груди. Он дрожал от ярости, смешанной со страхом. Магдалена отшатнулась от мерзкого зловония Хуанеса, стараясь глотнуть воздуха, а Бартоломе тем временем позвал двух охранников из губернаторского дома, чтобы бросить этих мужчин в тюрьму.
