у прилавков не протолкнуться. Я прошёл мимо рядов одежды, где привезли новые турецкие кожанки по очень высокой цене, мимо дедов, продававших старые ржавые инструменты, что всю жизнь копились у них в гаражах, и мимо катал, предлагавших угадать, под каким стаканчиком шарик. Угадать правильно просто невозможно, все это знали, но отбоя от азартных игроков всё равно не было. Каждый считал, что он хитрее судьбы и самый умный.
Вот только меня знали в лицо, поэтому игру быстро свернули, едва я их заметил, и разбежались, скрываясь в толпе. Но мне каталы не нужны, я разыскивал определённого человека.
Генка Ювелир или опять торгует стекляшками, выдавая их за драгоценности, или снова дурит народ, работая лохотронным подставным в бесчисленных схемах развода. Так я думал, но оказалось, что он вернулся за совсем старые дела, как во времена, когда был молодым, наглым и ловким.
Я увидел его у прилавка, где столпились женщины. Там усатый мужик продавал грецкие орехи из большого мешка и фрукты, уже немного подмороженные на открытом воздухе. Но фрукты, апельсины в красных мешочках и яблоки в белых сеточках с наклейками на боку, выглядели красиво, и от покупательниц отбоя не было.
И там же тёрся Генка Ювелир — понятно, что не за яблоками. Старый жулик меня заметил сразу и удивился, а после решил не рисковать и не испытывать судьбу.
— Вы обронили, — нехотя сказал он, подавая пожилой женщине потёртый кошелёк, перед этим ловко достав его откуда-то из рукава.
Та, недоверчиво глядя на него, торопливо убрала кошелёк в карман и ушла, то и дело оглядываясь. Ювелир пожал плечами.
— Вот и делай добро людям, — произнёс он. — Я же как лучше хотел. Даже спасибо не сказала, курва.
— Я тебе чё сказал, — я подошёл к нему. — Ещё раз увижу с таким…
— Начальник, да отвечаю, всё честно было, как выпал кошелёк у неё, так сразу и отдал, — Ювелир начал махать руками.
— Ну-ка пошли! — позвал я. — Устроил мне тут щипачий разгул.
Он обречённо пошёл вслед за мной, шаркая ногами. Его знакомые наверняка сейчас думают, что я снова пришёл выколачивать с него деньги, и даже не удивятся. Ну а мне нужна всего лишь информация.
— Короче, Ювелир, — сказал я, отведя его за угол, — ты чё это за старое опять взялся? У тебя пальцы скрюченные от старости, из тебя щипач — как из говна стрела.
— Да холодно уже, — пожаловался он, дуя на руки. — И надоело, дурдом какой-то творится повсюду, а жить-то на чё-то надо. Вот и не выдержал…
— На зону захотел, тебе там привычнее? — я усмехнулся. — Не заливай мне, ты туда ещё раз точно не хочешь, тебе здоровья не хватит на ещё один срок. Но увижу такое ещё раз — поедешь в Магадан надолго. Так, вот, держи, зарплата твоя.
К официальному полтиннику я добавил свою сотку. Жулик торопливо потянулся за деньгами, но я спрятал купюры в кулаке.
— Пока в квитанции распишись… а ещё скажи-ка мне, Ювелир, что ты слышал про убитую недавно в посёлке медсестру и ещё двух жмуров — барыг, которые дурью торговали. Одного битами забили у вечерки, другого дома прикончили.
— А, ну, — Ювелир посмотрел на меня так, будто я его мучил. — Ну, вообще…
— Ты меня знаешь. Будешь молчать…
— Да ты что, начальник, — он всплеснул руками, — чтобы я, да…
— К делу!
— Эх, — он вздохнул. — Медсестру эту порешил один обиженный. Он зону топтал, в петушином кутке ночевал, вломился к ней и порешил, его ваши взяли, говорят. А вот с барыгами… ну, не знаю я, — Ювелир огляделся. — Говорят-то много, да не по делу всё, сами не знают.
— А что именно?
Тот закурил папиросу, о чём-то раздумывая, а потом начал говорить твёрдо, жёстко, значит — честно.
— Конкретики мало, но говорят, какие-то спортсмены появились. Бегают, дерутся, злые, ни под Кроссом, ни под Слепым, ни под Артуром не ходят. На шалман недавно налетели, всех побили и разогнали, охране вставили, посетителям, девкам даже досталось под горячую руку — всех колотили, не разбирая. Потом на точку налетели, где шинкарь сидел, ширялово толкал. Битами его знатно отоварили.
— Серьёзно?
— Ну да, кровью ссыт. Но дома лежит, в больничку не обращался, боится, что там добьют.
Поэтому мы и не в курсе, так-то больнички всегда сообщали в органы о поступивших людях с криминальными травмами. По закону обязаны.
— И кто такие, не знаете? — спросил я.
— Без конкретики, начальник. Кросс ответку не даёт, а это его территория, но тут же что — он перед выборами шинкарей не жалует, кто дурь продаёт, и защиты им не даёт, работать тоже запрещает. Они на свой страх и риск продают, без денег не хотят сидеть. Может, в курсе, может, некогда, едва-едва с Артуром замирились. К Артуру, говорят, сам Слепой приходил, замирить их хотел…
Всё больше и больше это выглядело так, что задушенный барыга в доме — криминальный труп, а не жертва обряда, просто ему смеха ради воткнули нож в тело и нарисовали всякие знаки кровью в постели. Ну а соседи молчат о шумной компании убийц, потому что боятся. И Кащеев с этим вообще никак не связан, на нём пока только медсестра.
Вот следак Кобылкин-то расстроится, когда я ему всё это доведу. Завтра у нас с ним встреча,а скоро он повезёт задержанного Кащеева по местам убийств, чтобы закрепиться проверкой показаний на месте, вот и обсудим всё. А на этот вечер у меня дела.
* * *
Казино Кросса какое-то время не работало, но в ноябре снова открыло свои двери. Там уже было не так много посетителей, как раньше, ведь и цена за вход стала высока, не каждый был готов потратить тысячу долларов на фишки в один вечер (не все знали, что их потом можно вернуть в кассе), да и зареченские больше сюда не ходили.
Охраны намного больше, чем раньше. Причём некоторые были мне хорошо знакомы, и они старательно отворачивались, чтобы я их не заметил. Кто-то из ППС-ников подрабатывал вечером в частной охране — таким меня не удивишь.
Улыбчивая девушка, сидящая на кассе, отгородившись от всех толстой белой решёткой, взяла у меня доллары и отсчитала мне двадцать синих фишек, очень увесистых, под
