- Мать с отцом уж померли, старший брат с сестрой живы, там же, в Коломне, семьи у них, дети растут. А младший в княжеской дружине был, еще на Воже погиб. Порадовались мы друг на дружку да об усопших поплакали. Вдову убитого брата с двумя мальцами я и взял за себя, прошлым летом привез сюда.
- Ты бы порассказал нам чего, Вавила, о краях заморских.
- Лучше мы вон странников послушаем. - Вавила указал на двух путников, спускающихся к берегу. Те сняли шапки.
- С уловом вас, рыбари, - заговорил старший, подслеповатый дедок с сединой в бороденке, одетый в потертую овчину и войлочную шапку. Спутник его был моложе, крепче телом, круглолицый, с беспокойно бегающими темными глазами.
- Откуда идете, странники? - спросил Адам.
- От Белоозера, родимый, идем - господа славим.
- Эко, таскает вас нелегкая в самое распутье. Ладно, садитесь к котлу, щербы похлебайте с нами, да не обессудьте - хлеба не припасли.
- Хвала господу, хлебушко свой едим. - Странники перекрестились, старший достал из котомки ложки и два сухаря. Присели на свободное место, стали хлебать из котла. Старший мочил сухарь в ложке, мелко жевал деснами, с хлипом запивал густым наваром, похваливал уху. Младший ел размеренно и отрешенно, насыщаясь. Взгляд, уставленный в котел, перестал бегать.
- Слыхали, православные, чего учинилось в Новогороде Великом? - спросил вдруг старик.
- А што такое? - мужики, терпеливо ожидавшие, когда пришлецы утолят голод и начнут рассказывать, насторожились.
- В прошлом годе новгородцы начали ставить церкву каменну, во славу святого Димитрия.
- Знаем, - сказал Адам. - В честь победы Куликовской та церковь, Москве и государю нашему во славу.
- Ох, грехи человеческие, ох, гордыня людская! Во славу господа и святых от века ставились храмы. Побили Орду божьим промыслом, и стали иные государи заноситься, господа забыли, чинят утеснения соседям, волю свою им навязывают, царей поносят. А бог-то, он все видит, и кара его всюду настигнет. Согрешили мы ныне - грозное остережение не замедлило. Храм-то в Новогороде скоро поставили, сам архиепископ освятил его. А едва удалился владыко - рухнул тот храм, рассыпавшись на малые кирпичики, и народу подавлено - страсть!
В глазах слушателей явился ужас.
- Врешь! - выдохнул Адам.
- Вот те крест, родимый!
- Истинно, истинно так! - молодой тоже начал креститься.
- Эгей, ратнички! Так-то вы, окаянные, подсобляете мельнику? - Мужики повскакали. На плотине стояли верхами Олекса, Тупик и дворский боярин великого князя с дружинниками.
- Да уж пособили! - крикнул Адам. - Вода сама вешняк отворила, а мы дно укрепили - устоит плотина.
Дворский поговорил с прибежавшим мельником, всадники съехали к реке по откосу.
- Дух-то от щербы! - дворский потянул носом.
Афонька бросился ополаскивать деревянные чашки, начерпал из непочатого котла, стал угощать начальников. Алешка с Микулой, достав ложки, пристроились к самому котлу. Поглядывая на склонившееся к закату солнце, Варяг попросил:
- Василь Ондреич, дозволь нам с Микулой остаться - рыбы привезем хозяйкам.
- Эге, - удивился дворский, - вы, никак, и красной рыбки схватили? Ай ты с собой привез, купец?
- Вона, боярин, мешок со стерлядкой да белорыбицей, для государя отложен.
- Ишь ты, значитца, жилая стерлядь в прудах держится.
- Может, и не жилая. Запруды каждый год спускают. Вот вода приспадет, ослабнет - она и проскочит вверх.
- Чего за рыбу-то просишь?
- Да ничего, боярин. Кланяюсь государю этим мешочком.
- Знаю вас, бесов. - Боярин погрозил пальцем, отхлебывая уху прямо из чашки. - При случае ведь напомнишь.
- Да коли случай выпадет, как без того, Микита Петрович?
Запив жирный кусок стерляди остатками ухи, боярин встал с бревна, велел навьючить рыбу на одну из лошадей.
- А ты, купец-молодец, коли улов останется, приноси поутру на княжеский двор. Меня назовешь - чай, пропустят. Всю возьму, какая будет, и цену дам хорошую.
- Не мерз, не мок, а поймал мешок, - бросил вслед отъехавшим кто-то из рыбаков.
- На то боярин. Да не бойсь, купец внакладе не останется.
Адам отыскал глазами Алешку с Микулой.
- Што, витязи, не боитесь холодной водички? Хвостуши, поди, уж полнехоньки, мне одному не управиться. Рыбу - пополам. Андрейка, ступай к мельнику, пусть отдаст все верши, какие есть. В обиде не оставим - потемну самый улов.
Могучий Микула начал молча стягивать кафтан. Раздевался и Алешка. Адам вдруг спохватился:
- Постойте, а где же странники-то?
- Какие странники? - спросил Алешка.
- Да подходили тут к нам на ушицу двое, с Белоозера. Недобрую весть принесли, а выспросить мы не успели.
- Што за весть? - насторожился Микула, но Адам уже вступил в воду, и расспросы пришлось отложить.
…Москва была взбудоражена новым грозным слухом. Теперь недавнее явление хвостатой звезды прямо связывали с саморазрушением церкви, воздвигнутой в память победы на Дону, - значит, небесное знамение все же обращено к Москве? А церкви к добру не разваливаются. У рябой бабы в Загорье корова отелилась трехногим телком, и людей охватил новый ужас. Теленка утопили, но в тот же день у соседки рябая курица запела петухом, а рыжий петух снес яичко, и слухи стали плодиться, как мухи в летнюю жару. Сначала многие видели - ночью на печных трубах плясал огненный бес, а потом беса обнаружили в амбаре купца Брюханова. Всю ночь сидельники, вооружась дубьем, стерегли запертую дверь, дрожа от холода и жутких звуков, сотрясающих кондовые стены амбара. Когда же утром со всей опаской отперли дверь, к великому изумлению нашли там похмельного водовоза Гришку Бычару. Он помнил лишь, что намедни был у кума на крестинах, но каким образом бес похитил его и подбросил в амбар заместо себя, сказать не мог. Кто-то видел, как над кремлевской стеной извивался летучий огненный змей, кто-то слышал, как в полночь на реке рыдали водяные девки, лесорубы поймали в подмосковном бору дикого мужика, били его и повели топить, уверясь, что это он сосет и портит коров, да, по счастью, встречные опознали в нем немого парня из Митина Починка, промышляющего липовым лыком. Много было в ту весну всякого. По приказу окольничего московские стражники хватали в корчмах и на церковных папертях подозрительных говорунов, но те двое странников, принесших весть о разрушении церкви, как в воду канули.
Димитрий Иванович наконец призвал митрополита - посоветоваться, как прекратить зловредные слухи и порожденную ими смуту. Выслушав князя, Киприан сдержанно сказал:
- Народ темен, государь, он склонен видеть во всяком знамении угрозу его благополучию. Кометы нередко являются взорам людей, но не всегда им сопутствуют беды.
- Речь теперь не о кометах, отче. Этот упорный слух о рухнувшей в Новгороде церкви…
- То не слух, государь мой, то правда.
- От кого сие ведомо?
- Из Троицы вестник был. Архиепископ новгородский сообщил Сергию, как все случилось. Уж с неделю мне известно.
Димитрий молчал, глядя в окно, на скулах медленно ходили желваки. Киприан ждал - вот сейчас князь взорвется криком, грохнет по столу кулаком, а то и… Митрополит даже втиснулся в кресло, но Донской лишь провел рукой по лицу. Зная о легкой отходчивости князя, владыка, поглаживая крест, мягко заговорил:
- Велики грехи наши, государь, но господь, наказывая гордыню, остается милостивым, готов принять всякое покаяние и награждать смирение…
Что-то словно бы дрогнуло в лице князя, Киприан, замерев, смолк. Вот сейчас… сейчас - припадет к святейшей руке владыки: "Прости, отче, неправду, мной учиненную, - пусть на мою голову падет любутский позор. Это нечистый Митяй подтолкнул тогда меня, государя, учинить насилие над законным святителем - каюсь в том до глубины сердечной". Что же тогда Киприан? А он поцелует упрямый лоб, перерезанный ранними морщинами, обмочит его слезой - все зло против князя сожжет в душе, и отныне пойдут они рука об руку, два великих пастыря русской земли, привлекая к себе друзей, смиряя недругов. Что знамения и слухи! - они разом смолкнут перед церковным хоралом.
Донской поднялся с кресла, подошел к застекленному окну, дернул раму, посаженную на шарниры.
- Экая духотища в апреле-то! - Повернулся, ожег гостя темным взглядом. - Вот што, отче. Давно уж в Новгороде Великом наших пастырей не было с судом церковным. То непорядок, и пора их туда послать.
- Благое дело, государь, - смиренно ответил митрополит. - Казна моя не так богата.
- Вот-вот, и казну пополнишь. Да пусть святые отцы еще повыведают о церкви. Я же в их дружину поставлю своих бояр.
Проводив владыку, Димитрий постоял на крылечке терема, потом, сопровождаемый дворским, обошел конюшни, отдыхая душой при виде отборных скакунов, заглянул к сокольникам - близилась пора весенней охоты. На соседнем подворье князя Серпуховского шла суета - Владимир готовился к отъезду в Серпухов, где затеял строительство новой крепости. Увидев брата, тот подошел к оградке, разделяющей усадьбы.
