- Благое дело, государь, - смиренно ответил митрополит. - Казна моя не так богата.
- Вот-вот, и казну пополнишь. Да пусть святые отцы еще повыведают о церкви. Я же в их дружину поставлю своих бояр.
Проводив владыку, Димитрий постоял на крылечке терема, потом, сопровождаемый дворским, обошел конюшни, отдыхая душой при виде отборных скакунов, заглянул к сокольникам - близилась пора весенней охоты. На соседнем подворье князя Серпуховского шла суета - Владимир готовился к отъезду в Серпухов, где затеял строительство новой крепости. Увидев брата, тот подошел к оградке, разделяющей усадьбы.
- Княгиню с собой берешь? - спросил Димитрий.
- В Полоцк сбирается - по матери и братьям соскучилась. Да и в тереме работы начинаются. Я ж вызвал из Новгорода Феофана. Он мне распишет наново терем и церковку.
- Слыхал о том. Глянется - и к себе позову… Ты вот што, Володимер, устроишь работы - не засиживайся там. Тревожно.
- И тебя, государь, слухи одолели? - Глаза Серпуховского похолодели. - Я бы этих шептунов…
- Не безгрешны и мы, Володимер. Лили ведь и христианскую кровь. У великих князей и грехи великие.
- Крамольничью кровь лили мы в Твери и на Рязани. То дело святое. И ныне вороги подкупают смутьянов, штоб всякое знамение против нас оборачивали. Те-то, первые страннички, небось от владений князя Юрия приползли. Да сей латинский доброхот за штаны заморские продаст и тебя, и удел свой, и всю русскую землю.
- Што ты привязался к его заморскому кафтану? Пусть хоть магометанином наряжается - дела б по-нашему правил.
- Дела! Небось уж с Ягайлой и Михаилом Тверским стакнулся, и клепают против тебя, льют воду на ордынскую мельницу.
- Будет о сем! Домни, чего я тебя прошу - не засиживайся. Наш стол - здесь, а там и умного боярина довольно.
Глядя в спину удаляющегося брата, Димитрий усмехнулся: и затылок-то у него сердитый. Все еще злится, что Белозерский удел великий князь передал Юрию, а в Тарусский выморочный удел посадил особого наместника, отдав Серпуховскому лишь несколько порубежных деревенек, из-за которых издавна спорили с Рязанью. Но и с Олегом считаться надо, а владения Серпуховского и без того обширны, да треть самой Москвы за ним… С Еленой потолковать бы - есть у Димитрия что передать Андрею Полоцкому. Смутно в Литве. Брат Ольгерда Кейстут, славный победами над крестоносным войском тевтонов, согнал было с виленского стола Ягайлу, но из-за вспыхнувшей войны с черниговским князем потерпел поражение от своих противников, позвавших на помощь крестоносцев, был захвачен и умерщвлен в темнице по приказу Ягайлы. Тот снова воцарился в Литве. У Ягайлы с Димитрием не было дружбы. И Михаил Тверской, похоже, что-то затевает. В Москву за целый год не прислал даже единой вести, зато помирился с новгородцами, с которыми прежде враждовал из-за Торжка, завел шашни с сыновьями суздальско-нижегородского князя. Неужто и впрямь Юрий Белозерский заодно с ними? Владимир перегибает, но у него нюх на такие дела. Иной раз бывает ощущение, словно невидимая рука упорно развинчивает на Руси налаженное, подбирается к московскому горлу. Не ханская ли? Но Тохтамыш смирен, слышно, затевает большую охоту. Осенью надо непременно вновь собрать князей…
Раннее тепло и обильные воды сулили урожайное лето. Даже и это тревожило князя: урожайные годы родят и беды - то половодье потопит, то ураган снесет деревни, то пожары начнут гулять по княжеству, то враг набежит. Как воды сойдут и подсохнет в степи, надо послать сторожи на порубежья. Жаль, нет Хасана в Городце-Мещерском: ушел с отрядом прошлым летом - будто в воду канул. Тупика бы в Дикое Поле отправить, да в Новгороде потребуется. Придется - Олексу. Вчера говорил великий князь с Иваном Копыто. Вот тоже готовый воинский начальник, лучший из сакмагонов, но старые раны одолели. Уезжает Иван в Звонцы, чтобы занять место погибшего Таршилы. Когда уходят из полка старики - ладно, а тут - сорокалетний мужик. Может, поправится - деревенский воздух да тишина исцеляют лучше бальзамов. Тесно строятся города, душно в них от многолюдья, от навоза и гнили - летом, от печного дыма - зимой. Оттого болезни в городах прилипчивее к людям.
На крылечке терема появился митрополит в сопровождении игумена Федора и незнакомого монаха. Опять у княгини был, подумал Димитрий с ревнивой досадой. Ваську с Юркой небось обихаживал. Так и лезет в души к наследникам, а не окоротишь: семья церковью освящается и волен священник вникать в дела жены и мужа.
На охоту бы, да самое распутье. Однако охоте есть замена.
- Дворский!.. Тот купец, што стерлядок прислал, он небось изрядный рыбалка?
- Адам-то? Лучше и не надо, государь.
- Ты, дворский, отряди два десятка дружинников да за тем купцом пошли, пущай он свою ватагу собьет. Пойдем по разливам, надо пополнить рыбный запас. Сей же час и посылай.
На другой день от устья Неглинки отошли три большие ладьи. Молодые гребцы с песней дружно ударили веслами, и легкие суда понеслись вниз по вздувшейся от паводка реке. В носу первой ладьи, закутанный в серый плащ из плотной, отталкивающей воду ткани, недвижно стоял рослый темнобородый человек. Рядом - такой же рослый, чуть посуше, с косым шрамом на щеке колюче топорщил подстриженные усы, с откровенным удовольствием оглядывая речной простор; синие глаза его, отражая блеск солнечных струй, казались бирюзовыми, как речная вода. Кормчим у рулевого весла на груде сетей восседал Адам-сукониик. Рядом к борту прислонены легкий самострел и пятизубая острога. Знаток нерестовых путей вел рыбацкий караван к речке Серебрянке, бегущей из прозрачных и диких Медвежьих озер, куда по весне заходит лучшая рыба. С замыкающего струга расширенными глазами озирал открывающиеся дали Андрейка Рублев. Впервые в жизни покидал он Москву в пору вешнего разлива, и теперь преобразившаяся земля поражала его своим видом. Москва, затопившая пойменные луга, казалась ему широкой Волгой, о которой мальчишка был лишь наслышан. Вековечную тайну хранили молчаливые леса по ее берегам, и каждая деревушка на взгорке, окруженном водой, стала царством на чудесном острове Буяне. От восторга томилась Андрейкина душа, все вокруг было волшебным: и сверкающая зеленоватая гладь с шапками пены, похожими на кочаны капусты, и вывернутые с корнями деревья, словно водяные драконы, плывущие к далеким морям, даже вороны, путешествующие на их ветвях, стаи гусей и уток, взрывающие плесы брызгами и шумом крыл, гоготом, кряканьем и свистом, станицы журавлей в голубом небе, красивые гребцы, в лад ударяющие веслами под раздольную песню, и две статные фигуры в сером и коричневом плащах на переднем струге, изумительно четкие на зеркальном полотне реки и побережных золотисто-зеленых сосняков да сизых вербников. Плыть бы так бесконечно - пусть не кончается свобода, полуденный простор воды, полей и лесов, песня молодых, добрых людей, отправляющихся на веселое мирное дело. Сердце Андрейки готово было разорваться от желания остановить, удержать счастливое мгновение жизни, чтобы оно повторялось снова и снова. Не заметил, как в руке оказался уголек - он собирал мягкие плотные угольки и завел для них кошель, который носил на поясе. Андрейка стал торопливо рисовать на окрашенной палубе носового отсека, куда дружинники прятали оружие. Очнулся, когда старший на струге тронул его за плечо:
- Ты почто это пачкаешь ладью?
Андрейка в испуге попытался рукавом смазать рисунок, но дружинник остановил его:
- Неча зипунишко марать - тряпицу возьми.
Дальнозорко отстранясь, он ахнул:
- Мать честна! Да ты… Да ты… - От изумления старый дружинник лишился речи. Андрейка, совсем перепуганный, схватил тряпку для мытья палубы.
- Я счас, счас сотру.
- Я те сотру! Эй, Иван! - кликнул он старшину княжеских рыбаков. - Ты глянь-ко, Иван, чего отрок изобразил!
От кормы подошел белобородый десятский из слуг дворских.
- Баловство это и грех - мирское рисовать. Коли тебе, отроче, дар от бога - богу и вернуть надобно: святое пиши, славь господа и ангелов его.
- Рази тут не мир божий? - возразил дружинник. - Ты глянь: как живое - и река будто бежит, и лес стоит, и струги наши плывут, и гребцы поют. Государь-то до чего похож! И Дмитрий Михалыч - вот он, рядом. А тут кто на последнем-то струге? Ах, язви тя в душу - да то ж, никак, мы с тобой, дед Иван!
- Вот я и говорю: грех это нас, недостойных, изображать. Божеское надобно.
- А я счас, я не успел…
С той стороны, где на рисунке должно быть солнце, под быстрым угольком отрока вдруг проглянул ангельский лик. Еще несколько линий, и над караваном воспарил ангел с оливковой ветвью в руке.
Старый десятский перекрестился.
- Стал быть, шлет господь благословение государю нашему в делах его благих? Да и нам грешным?
- Истинно, дядя Иван.
- Ну, ин ладно. - Старый рыбак поцеловал мальчишку в светлый вихор. - Храни, отроче, дар свой, послужи господу нашему Спасителю. Рисунок не стирай, государю покажу.
