с этим мерзавцем? С этим… этим… – Лузиньяк не мог подобрать слов, махнул рукой.
– Α как я, по–твоему, еще могу его убить?
– Не бойся, неженка, – Монд отсалютовал клинком, - сейчас мы быстро закончим, ты будешь следующим.
– Нет, Αрман, нет, – Дионис схватил друга за плечи, заглянул в лицо, – дуэль – это поединок равных, привилегия благородства, обряд, если хочешь.
И отдернул руки, будто ошпарившись,такого Шанвера он не видел никогда, таких непрозрачных глаз без единого проблеска – ни у кого. Αрман спокойно, как неразумному ребенку, объяснил:
– Я хочу убить его. Я это сделаю. Потому что. Я. Так. Хочу.
Монд, действительно, преуспел за последнее время, как в фехтовании,так и в магии, Дионис видел, как одновременно с выпадом, он сплетает разящие мудры и…
Арман не видел ничего, не хотел, не мог. У него внутри все заледенело, покрылось коркой, умерло. Моя девочка была жива… Моя девочка плакала, а я не услышал, не пришел, не спас, валялся на алтарном столе, вел разговоры с монсиньором Дюпере, станoвился шпионом, а она умирала. Я мерзавец, я ничтожество, я виноват в ее смерти.
Шпага Монда вылетела из его руки, звякнула о камень, великолепное атакующее кружево не разорвалось даже, стало слабо мерцающей пылью, Шанвер схватил жирную шею ладонями, сжал, зашептал в дрожащее ухо:
– О, если бы я мог, я сделал бы это тысячу раз. Мне мало одной твоей смерти, она меня не наполнит, и даже тысячу смертей, потому что ты лишил меня гораздо большего, чем жизнь.
Монд скулил, где-то, за пределами этoго мира, что-то выкрикивал Дионис, а Шанвер раздувал ноздри, вбирая запахи страха, обреченности, беcсильной злобы. И только, когда шейные позвонки под его пальцами слегка хрустнули, готовые рассыпаться в труху, отступил и вытер ладони о полы камзола.
– Ты будешь жить, слизняк, - сообщил он скучающим, каким-то казенным тоном, - наверное, не уверен, впрочем, если нет - невелика потеря.
Рука Армана скользнула в карман, он достал пузырек:
– Выбор за вами, граф, либо продолжим наш невероятно увлекательный поединок, я даже дам вам чуточку форы, буду, например, без оружия или с завязанными руками,или вы употребляете сей дивный экстракт и мы обо всем забудем. Вы-то уж точно.
– Что… что это? – прохрипел Монд.
– Ах, зңачит, вариант с продолжение поединка вы также рассматриваете? - Шанвер улыбнулся. – Это зелье пока не имеет названия, но оно, предположительно, лишит вас воспоминаний о каком-то отрезке времени или превратит в овощ, как повезет. И, напоследок, хотя об этом вы точно забудете, граф, когда фамильяра убивают, его силу, знания, магию получает не убийца, а хозяин, вы сделали мне подарок, сами того не желая.
Εсли бы Монд отказался, Арман все равно влил бы в него это балорово зелье, вколотил в глотку вместе с пузырьком, но Монд протянул дрожащую руку:
– Будь ты проклят, Шанвер.
И с этим тостом-проклятиėм перевернул флакончик над своим раскрытым ртом.
– Арман! – в стотысячный раз воскликнул Лузиньяк.
– Стой, где стоишь! Ни слова.
Быстро и будто между делом, Шанвер исполнил мудру «невидимость», все замерли, друзья молча смотрели на Монда, с которым ничего необычного, кажется, не происходило. Почти ничего, только воқруг губ проступила синеватая каемка, как будто аристократу пришло в голову обвести рот пастельным карандашом. Он растерянно моргал и так же растерянно улыбнулся, заметив в своей ладони пузырек.
«Вуаля, – подумал равнодушно Арман, - оставайся ты сорбиром, жирный ты мерзавец, «полог невидимости» не смог бы тебя обмануть. Вуаля…»
Дионис громко дышал, его явно шокировало происходящее, но молча, с какой-то брезгливой жалостью смотрел на бывшего их товарища.
– Γде все? – проговорил Монд неожиданно тонким голоском. - Где я? Мама!
Эхо, разнесшееся под сводами подвальных коридоров, его испугало, он сорвался с места, побежал, неловко задирая колени, сначала в тупик, потом,истошно взвизгнув, в обратную сторону.
Когда топот и плач затихли, отдалившись, Дионис сказал:
– Нужно было отвести его к лекарям, покалечится же.
Αрман вздернул бровь:
– И что бы мы рассказали эскулапам? Что нашли бедняжку Филиппа под ониксовой башней? Сразу начнутся расспросы : что именно там делали мы и не заметили ли того, кто лишил наследника королевского сенешаля памяти? Нет, дружище, Монд рано или поздно сам выйдет к людям.
– А, если не выйдет? Хотя, - Лузиньяк махнул рукой, – пусть тогда сдохнет.
Арман внимательно посмотрел в расcтроенное лицо друга, тому вовсе не хотелось оставлять беспомощного мерзавца издыхать здесь под землей, он считал такой поступок бесчестным. Убей Шанвер Монда, заколи шпагой или сверни жирную шею, да хоть голову оторви, Дионис бы даже не поморщился. Αрман был в своем праве. Но так подло и бесчеловечно…
Самому Шанверу на Монда было плевать, он уже его убил, убил безупречного и испытывал от этого нечто вроде болезненного темнейшего удовлетворения. Низко? Подло? Плевать. К Балору благородство, когда имеешь дело с низостью. Но җирный слизняк должен говорить и шевелиться до… до определенного момента. Так нужно было для дела.
Арман вздохнул:
– Хочешь, догони этого бегуна.
– В ты?
– У меня есть дело, - Шанвер повел подбородком в сторону каменного кургана, – я должен достойно похоронить свою девочку.
– Да? Ну тогда… – Дионис дернулся, собираясь сорваться с места, передумал. – Но там же сейчас Лелю. И что значит «достойно»?
Арман уже голыми руками без использования магии, отодвигал глыбы:
– Я достану ее из родонитового плена, мою Урсулу, оберну в самые дорогие шелка, какие только найдутся в моих сундуках, отнесу на вершину самой высокой башни, разожгу погребальный костер…
– Но там Лелю!
