Грейс заглянула в единственный ящик стола. Ничего особенного – скотч, батарейки, брошюры фитнес-клубов. Джонатан что, собирался сменить клуб? Ах да, это же ее брошюры, сообразила Грейс. Набрала год назад. Снова никаких зацепок.
Грейс вошла в гардеробную и не поленилась засунуть руки во все карманы. Однако нашла только скомканные бумажные носовые платки и обертки из-под жвачки. Всю верхнюю одежду покупала Грейс, поэтому она отлично помнила каждую вещь – вот «Брукс Бразерс», другое пальто – из «Таун Шопп» в Риджфилде, а вот любимая куртка Генри – «Олд Нэви», с искусственным мехом. Рядом висела мамина шуба из рыжей лисицы. Грейс ее ни разу не надевала, потому что не носила мех, но выбросить или отдать тоже не могла, ведь шуба принадлежала маме. Все находившиеся в гардеробной предметы одежды были знакомыми, включая обувь, перчатки, зонтики и шарфы на верхней полке. Все куплено лично ею. Кроме одного шарфа, который Джонатан принес домой примерно года два назад.
Грейс стянула с полки этот шарф. Зеленый, шерстяной, довольно симпатичный. Может быть, даже ручной работы. Грейс нахмурилась. На шарфе не было этикетки. Вязка хорошая – этакая грубая, аутентичная текстура. Грейс сама могла бы выбрать для мужа такую вещь. Но этот шарф покупала не она. Грейс сразу рассердилась на эту вещь, будто на лазутчика, пробравшегося в дом с неблаговидными целями. Брезгливо зажав шарф между большим и указательным пальцами, швырнула его на пол в коридоре и отправилась в следующую комнату.
Диваны и кресла в гостиной были куплены несколько лет назад, когда Грейс надумала освежить интерьер. Выбросила все старое и оборудовала очень симпатичную нишу, взяв за образец дизайнерское решение, подсмотренное на четвертом этаже магазина «Эй-би-си капет энд хоум». Джонатан тогда был дома, а Генри читал книгу в одном из кресел, с которого родителям буквально пришлось его сгонять. В гостиной Грейс тоже ничего особенного не нашла. В комнате висело два портрета – точнее, этюды, на которых был изображен один и тот же молодой человек. Снова рисовали студенты, но на этот раз другие. Этюды Грейс нашла на любимом блошином рынке. Рамки были одинаковые, из черного дерева. Казалось, их подобрали специально для того, чтобы различия в самих портретах меньше бросались в глаза.
Одну картину отличала такая четкость линий, будто ее писал любитель кубизма. Простая белая рубашка с пуговицами и штаны хаки изображенного на ней мужчины казались квадратными. Ноги наполовину скрещены, торс чуть наклонен вперед, локоть самым неправдоподобным образом упирается в бедро. На вид поза была крайне некомфортная. Зато другой этюд был настолько чувственным, что не оставалось никаких сомнений – модель и художник были друг к другу неравнодушны, хотя и не могли в полной мере проявить это на занятии. До чего удивительно, что из всех этюдов именно эти две совершенно не похожие картины оказались на блошином рынке возле скоростной трассы 7, ведущей к Верхнему Ист-Сайду.
Грейс продолжила поиски. Рядом с их с Джонатаном спальней в коридоре располагалась кладовка, где хранились полотенца, простыни (обычные лежали аккуратно, а стопка тех, что на резинке, опасно наклонилась), мыло, жидкость для полоскания, шампунь Джонатана – тот, что против перхоти. Грейс всегда покупала его помногу, с запасом, и ставила на самую верхнюю полку. И опять никаких следов. Грейс наткнулась на перевязь, которую Генри носил, когда вывихнул запястье. А вот и свидетельства ее собственной травмы – лекарства от бесплодия. Грейс годами к ним не притрагивалась, да и на глаза они в кладовке не попадались, но выбрасывать их она почему-то тоже не хотела. Где-то здесь еще хранился положительный тест на беременность, предвещавший появление на свет Генри. Каждый раз, когда Грейс на него смотрела, ей невольно вспоминался миф о Мелеагре: после его рождения было предсказано, что мальчик умрет, как только догорит полено в очаге, и, чтобы спасти сына, мать немедленно выхватила это полено из огня.
Но ничего подозрительного Грейс не обнаружила. Ничего такого, что человек с сомнительной репутацией, имеющий неограниченный доступ к наркотическим лекарственным веществам, мог бы тайком пронести в дом. Впрочем, ничего подобного Грейс найти и не ожидала.
Набрав полную грудь воздуха, она вошла в спальню и замерла, решая, с чего начать. Дверца встроенного шкафа была чуть приоткрыта. Сквозь щель виднелся пластиковый чехол из химчистки. Вчера Грейс ходила забирать выстиранные вещи. Она подошла к шкафу и открыла дверцу нараспашку.
Внутри царил порядок, все вещи лежали на своих местах, распределенные по видам и категориям. Это было возможно только потому, что они с Джонатаном никогда не делали покупок ради удовольствия и покупали новые вещи только тогда, когда требовалось заменить старые. На половине Грейс были развешаны блузки и свитера, а также льняные и шерстяные юбки. Для Грейс они были символом зрелости и нежелания гоняться за модой. Ткань хорошая, добротная. Фасон практичный. Цвета неброские. Плюс сдержанные украшения, чем более старинные, тем лучше. Ничего яркого, бросающегося в глаза, привлекающего внимания. Грейс не хотела, чтобы на нее смотрели лишний раз, и вовсе не жаждала восхищения. Пусть просто думают: «Вот женщина, у которой в жизни полный порядок». И порядок был, сказала себе Грейс, почти с обидой глядя на свои классические наряды. Она была почти готова расплакаться. Порядок был! Но в любом случае Грейс пришла не затем, чтобы рыться в собственной одежде.
Джонатан, как и жена, давно уже определился со своим стилем. Когда Грейс увидела будущего мужа в первый раз, на нем были спортивные штаны и не слишком чистая футболка «Хопкинс». Но вскоре после этого Грейс с радостью выкинула большую часть его имущества, которая относилась ко временам колледжа или даже старшей школы. Тогда она повела Джонатана по магазинам и накупила ему вельветовых брюк, хаки и полосатых рубашек. В этом же стиле Джонатан продолжал одеваться по сей день. Как и многим мужчинам, ему было все равно, что на нем надето. А для врачей равнодушие к собственному внешнему виду и вовсе вещь естественная. Разве кто-то обращает внимание, что они носят под белыми халатами. Поэтому в правой половине шкафа висели рубашки в синюю, коричневую и зеленую полоску, несколько однотонных нейтральных цветов и полдюжины простых белых.
В химчистке в одном пластиковом пакете отдали все шесть выстиранных рубашек – тоже в полоску, включая ту, которая больше всех нравилась Грейс: в темно-красной гамме. А еще одну, яркую сине-зеленую, Грейс, не удержавшись, купила для мужа в «Гэп». Но была здесь одна вещь, которую Грейс не узнавала. Два дня назад она принесла вещи из химчистки, но была такой уставшей после долгого дня, что разбираться просто не хватило сил. Сначала долгий прием клиентов, потом урок музыки у Генри, потом ужин в кубинском ресторане. Грейс решила, что в химчистке, должно быть, перепутали. Надо будет отнести обратно. Еще один пункт в длинном списке намеченных дел. Грейс повнимательнее пригляделась к незнакомой вещи. Это была рубашка, того же размера, что и другие. Только не в полоску и не однотонная. Грейс достала из пластиковой упаковки вешалку с подозрительным предметом. Замечательно, подумала она. Узор на рубашке был вульгарный, кричащий, красно-коричневый с оранжевым. Ни дать ни взять одеяло с узорами индейцев навахо. Однако манжеты при этом черные. На редкость уродливая вещица. Среди вещей Джонатана она выделялась, точно танцовщица из Лас-Вегаса среди балерин.
Грейс заглянула под воротник, проверяя, нет ли там ярлыка с именем, и увидела фамилию «Сакс» – совсем как на настоящих рубашках Джонатана. Грейс сдернула рубашку с вешалки и едва не испепелила взглядом. Потом расстегнула и разложила так, что вещь предстала во всем своем уродливом великолепии. Грейс сама не знала, что ожидает найти. Помаду на воротнике? На самом деле Грейс никогда не понимала, почему считается, что следы помады должны обнаруживаться именно на воротнике. Какой женщине придет в голову целовать воротник? Грейс на всякий случай понюхала рубашку, хотя учуять ничего не надеялась: вещь же только что из химчистки. Скорее всего, рубашка принадлежит кому-то другому, незнакомцу с ужасным вкусом в одежде. А в упаковку с классическими рубашками и качественными кашемировыми свитерами угодила случайно. Однако Грейс была в беспощадном настроении. Откуда взялась рубашка, с уверенностью судить было нельзя, поэтому Грейс с удовольствием швырнула ее на пол.
Впрочем, эта находка не считалась – на незнакомую рубашку Грейс обратила внимание еще до того, как взялась за поиски. Слово «поиски» звучало так, будто Грейс, подобно кладоискателям-авантюристам, отправилась на поиски сокровищ. Нет, ее труд больше напоминал работу археолога, которому необходимо подтвердить или – что в ее случае предпочтительнее – опровергнуть выдвинутую теорию. Грейс не думала о незнакомой рубашке, просто случайно вспомнила о ней в гардеробной, когда держала в руках симпатичный и совершенно незнакомый зеленый шарф. «У меня ведь уже возникало похожее чувство», – подумала тогда Грейс. Но при каких обстоятельствах? Грейс ведь недавно стояла перед шкафом и пыталась сообразить, откуда взялась вещь, которую она видела в первый раз… Да, это была та самая рубашка.
