Так что она надела самое приличное платье, которое у нее было до роскошного подарка Гарета, – из тускло-голубого муслина – и вышла из дома. Лучи полуденного солнца едва пробивались сквозь начинавшие собираться грозовые облака. Было свежо, с реки долетал легкий ветерок, разносивший по окрестным кварталам запах свежеиспеченного хлеба. Казалось нелепостью, что спустя всего лишь несколько часов после занятий любовью Дженни собиралась нарушить одно из самых старых своих правил.
Она впервые направлялась в банк на Ломбард-стрит, чтобы снять деньги, а не для того, чтобы положить их. В течение восьми лет она бережно и экономно копила свой капитал. Каждый месяц ее баланс возрастал, и с ним росло и ее чувство стабильности и независимости. Сознание того, что она никогда не должна ни от кого зависеть, тревожило ее даже сейчас.
Она вернула Неду его шиллинги. Не далее как час назад миссис Севин, как обычно, пришла на сеанс прорицаний. Дженни посмотрела в глаза этой женщины и призналась в обмане. Вот и еще одной гинеи не стало, однако, если не брать в расчет смертельную бледность миссис Севин, исповедь принесла Дженни огромное облегчение.
Облегчение, однако, никак не конвертировалось в квартирную плату. И поскольку подходило время ежеквартальной выплаты, ей и пришлось совершить это небольшое путешествие.
День был в общем-то неплохой, и мышцы, о которых она давно позабыла, слегка ныли от непривычных ночных упражнений. Прогулка оказалась достаточно долгой, чтобы освежить и воодушевить ее, но не слишком, чтобы к тому времени, когда она свернула на Ломбард-стрит, ее платье потеряло свой вид от усилившейся влажности.
Она нырнула в двери акционерного банка, где держала свои сбережения. Рабочий день еще только начинался, и к этому времени в банке присутствовало лишь несколько мелких клерков. К счастью, к их числу относился и человек, помогавший в свое время ей открыть здесь счет.
К несчастью, поправила себя Дженни, чувствуя холод, сковавший ее изнутри, именно к несчастью, ибо этим человеком был мистер Севин, который, вероятно, устроил в свое время это дело по просьбе жены.
Самым плачевным из всего этого был тот факт, что женщина, по всей вероятности, отправилась посоветоваться со своим мужем сразу же после окончания беседы с Дженни. Супруги Севин стояли в непосредственной близости друг от друга. Они не показывали на нее пальцами – это было бы совсем уж грубым нарушением всяческих норм и приличий, – но, исходя из того, как они склонились друг к другу в тот момент, когда Дженни показалась в дверях, у нее не осталось ни малейших сомнений, что именно она являлась предметом их беседы.
Миссис Севин схватила свой ридикюль и отвернулась. Однако именно ее муж обратился к Дженни, призывая жену последовать за собой. Она замерла позади него, уставив глаза в пол.
– Мадам… Эсмеральда.
Мистер Севин повернул голову, его взгляд был готов продырявить насквозь ее скромное платье. Он прищурился. Однако он вовсе не собирался отметить улучшения в ее внешнем виде и смену кричащего цыганского наряда на скромное и приличное платье. Вместо этого его губы скривились в подобии улыбки.
Дженни давно подозревала, что он ее недолюбливает. Что он боится ее сверхъестественной силы. И только сейчас, заметив удовлетворенную ухмылку на его лице, она задумалась, не было ли его угодливое желание помочь вызвано страхом перед ее могуществом. Он боялся, что ей ведомы его самые нелицеприятные тайны. Отрывочная информация, известная ей от его жены, неохотно делившейся семейными секретами, заставляла ее тревожно задуматься.
– И как вы себя чувствуете? – Его голос прозвучал в маленьком помещении чересчур весело, чересчур громко. Полированное дерево пустых банковских конторок эхом отразило непривычный звук, заставив других служащих обернуться. Он гордо распрямил грудь, словно маленький мальчик, готовящийся сообщить, что, заблудившись ночью в лесу, совсем не испугался медведей. – Моя жена, она передала суть вашей весьма интересной беседы.
Охваченный мальчишеской бравадой, он задрал вверх подбородок. Миссис Севин скривилась, спрятавшись за спину своего мужа.
Дженни встретила его заявление притворной улыбкой. В ответ он лишь самодовольно расправил свои лежащие на столе перепачканные чернилами руки; его глаза победно сверкнули.
– Так уж случилось, мистер Севин, что я решила отказаться от занятий предсказаниями.
Почтительный восторг озарил его физиономию.
– Да, и почему, позвольте узнать?
Он знал, он все прекрасно знал, этот ужасный человек. Однако он хотел услышать это именно от нее, забавляясь, словно сытый кот, играющий с загнанной в угол мышью. Признаться в своих прегрешениях тихой, забитой миссис Севин казалось ей единственно верным решением. Однако ее деспотичный, властный муж совсем иное дело.
Если она солжет этому человеку сейчас, поднимет ли он руку на свою жену снова? Он делал это раньше в качестве наказания за ее неловкость и смущение и для предупреждения неповиновения. Однако нельзя было более обходиться ложью и полуправдой. Мистические заявления не могли скрывать ее вероломства. Она обязана сказать правду, и как можно быстрее, это как вырвать пораженный зуб. Потом она придумает, как завоевать уважение окружающих без обмана.
Дженни тяжко вздохнула.
– Я покидаю бизнес, поскольку не могу предсказывать будущее.
Он поднял руку и приставил ее к своему уху, будто желая получше расслышать ее слова.
– Вы имеете в виду, духи больше не говорят с вами? – Он взглянул на свою жену. – Но ваша сила может вернуться?
Один кивок головой, и Дженни может стать объектом жалости, а не сурового презрения. Но она не могла так поступить по отношению к миссис Севин.
– Нет, – прошептала Дженни. – Я имею в виду только то, что у меня никогда не было никакой силы. Все это было… выдумкой.
Что-то оборвалось у нее внутри, когда она это сказала. Все, ради чего она так долго работала, – занятие, благодаря которому люди выказывали ей хоть крупицу уважения, как бы мало она его ни заслуживала, – летело в пропасть. Даже эта грозно выпятившая живот жаба может презирать ее теперь.
Мистер Севин медленно кивнул.
– Моя жена, естественно, никогда не сомневалась в ваших способностях. Мне следовало бы помнить, что значит доверять женским суждениям.
– О, – проговорила Дженни. – Не вините ее.
– Винить? Дорогая моя, я могу винить только себя. – Он сцепил пальцы и посмотрел вдаль. – Итак, вы не способны сотворить никаких магических штучек?
Она покачала головой.
– И у вас нет сверхъестественной способности знать людские тайны?
Она лишь снова покачала головой.
