Их уста слились в жарком поцелуе. Он потерялся в ее желанном вкусе, в сладостном аромате ее дыхания. Поцелуй был извинением за обман и каждое грубое слово. Он был признанием и пониманием. Поцелуй передал то, что невозможно было высказать словами. Ты. Ты. Я хочу тебя.
В безмолвной тишине он позволил своему телу говорить правду. Он хотел ее. Он желал храбрость женщины, рассказавшей Неду о своем обмане. Он жаждал ум, нарушивший равновесие его размеренной жизни.
– Дженни, – шептал он ей прямо в губы. Ее имя. Обращение, молитву.
Поцелуй сменился от узнавания к желанию и надежде. Он надеялся, что она запомнит Гарета больше, чем лорда Блейкли. Подобно тому, как она отбросила личину мадам Эсмеральды и стала в поцелуе просто Дженни. Именно эта надежда заставляла его страстно ощупывать руками малейшие изгибы ее тела. Он жаждал человеческих отношений. Простого, искреннего контакта – плоть с плотью, душа с душою. И с его именем, его самым сокровенным, личным именем, на устах Дженни.
Кожа, плоть и душа – все смешалось, и Гарет был опьянен выпуклостью ее бедер, скрытых лишь тонким материалом рубашки. Его ладони ощупывали изгибы ее тела, проступавшие сквозь полупрозрачный муслин. Полукружия ее грудей, упругие шишечки ее сосков. И снова идеальная линия ее плеч. Он склонил голову и упивался восхитительным ароматом ее шеи.
Она вздохнула, ее руки запутались в его волосах.
По голове словно пробежали мурашки, кровь горячо заструилась по жилам.
Последние двадцать четыре года жизни Гарета представляли собой одну длинную, одинокую цепь дней – прочные, холодные, железные путы, наложенные титулом, переданным ему его дедом. Неразрывная нить ответственности, переходящая от отца к сыну. Однако вовсе не лорд Блейкли, связанный оковами своего титула, стремился соединиться с этой женщиной.
Это был Гарет. И губы Дженни нашли его. Ее губы открылись ему. Не его титулу. Не его состоянию. Нет, они открылись человеку, мужчине.
Ее руки, холодные в ночной темноте, обвились вокруг его шеи и развязали его галстук. Он сдержал себя, позволив ей стащить тонкое полотнище. Галстук плавно приземлился на пол. Гарету пришлось приложить последние свои силы, чтобы в едином порыве не избавиться сразу от всей одежды. Вместо этого он нежно поглаживал ее тело – от бедра к груди, останавливаясь, чтобы обвести налившиеся бутоны ее сосков. И вновь бедро.
– Дженни, – прошептал он ей на ухо.
Она дрожала. Однако она не произнесла его имени в ответ. Вместо этого руки ее скользнули ему на грудь, расстегнув фрак, и принялись за жилет. Гарет одним движением освободился от него и через голову сорвал рубашку. Холодный ночной воздух коснулся его кожи.
Ее руки прижались к его обнаженной груди. Каждый пальчик, ощупывавший его тело, наполнял его ее теплом. Ее ароматом. Желание охватило его, и он мог не ждать более.
Он подхватил ее на руки – его мускулы напряглись – и отнес на кровать. Было темно. Слабый лунный свет едва струился сквозь мутное желтоватое стекло и кто знает сколько щелей ее ветхого окошка. Он видел общие очертания ее тела, распростершегося перед ним, но отдельные детали – цвет ее кожи, полукружия бедер – оставались сокрытыми сгустившимися тенями.
Гарет нашел нежную кожу ее обнаженных коленок точно такой же, как он запомнил ее. Он обвел рукой напряженный контур ее бедра. Теплота ее членов обратилась в жар, когда он достиг заветной складки между ногами. По мере того как его пальцы продвигались выше, он оборачивал тонкую материю ее рубашки вокруг своей руки. Груди, их нежные очертания, увенчанные твердыми коричневыми сосками, соприкоснулись с его руками. Подол рубашки задрался ей до подбородка, когда она подняла руки. Секунду спустя они взметнулись выше ее головы, и она оказалась полностью нагой.
Нагой для его рук и его губ. На этот раз, вместо того чтобы ласкать ее сосок пальцем, он поймал его губами, упиваясь сладким соком ее кожи. Он кружил языком вокруг напрягшегося бутона. Она изогнулась всем телом, прижавшись животом к его напрягшемуся торсу. Ее бедра оказались едва ли не в дюйме от его члена.
– О господи! – простонала она.
Он бы предпочел «О, Гарет»!
И он решил сорвать с ее уст этот драгоценный крик.
Ее руки скользили по его обнаженным плечам. Эти прикосновения напоминали взмахи крыльев бабочки, не ведающей, следует ли ей присесть на цветок, или лететь прочь. Гарет снова вкусил солоноватый привкус ее груди, и ее пальцы вонзились в его плечи. Она опрокинула его на себя. Он не отрывался от упругого и твердого бутона, словно поддразнивая его кончиком языка, едва сжимая зубами. Ее руки медленно ощупывали его ребра, возжигая в нем нестерпимый огонь желания. Они обнаружили застежку его брюк. Она нащупала ее в темноте. Он почувствовал, как ткань поддалась. Несколько рывков, и сковывавший его движения материал слетел на пол.
Ее руки заскользили по его коже. Сердце Гарета громко забилось от охватившего его желания. Ее пальцы коснулись его возбужденного члена. Жар и удовольствие переполнили его, и он закрыл глаза. Волна возбуждения накрыла его, подчинила все его чувства. Теплое прикосновение ее руки, нежный, но требовательный захват ее подрагивающих пальцев. В темноте их тела тесно прижались друг к другу. Жаждая. Желая.
Господи, благодарю тебя за падших женщин.
Гарет тоже чувствовал себя падшим. Потерявшимся и ждущим ее, чтобы разрушить последний из барьеров, оставшихся между ними. Сорвать эту завесу анонимности и заставить ее произнести его имя.
Однако Дженни никак не давался этот барьер. И вместо того, чтобы раздвинуть ее покорные ноги, он решил поцелуями проложить себе путь к ее телу. Он провел языком по ее пупку, и она содрогнулась в его объятиях. Он поцеловал нежный холмик, за которым открывался путь в ее сокровенное лоно.
Но, бог мой, в страстных стенаниях, срывавшихся с ее уст, он так и не услышал своего имени. Гарет чувствовал, что ее переполняет желание, ее бедра возбужденно подрагивали от малейших его прикосновений. Руки ее судорожно сжимали тонкое покрывало. Он ответил на вопросы, задаваемые ее телом, действием: широко развел ее ноги и поцеловал теплую, сладкую щелочку. Он раздвинул языком ее нежную плоть, упиваясь солоноватым нектаром женщины. Ощутил ее возбуждающую влажность и готовность, однако ему нужно было больше.
Его рука медленно и осторожно коснулась влажной, шелковистой плоти между ее ног, палец скользнул в заветное отверстие, достигнув потаенной глубины ее лона. Ее женский проход был тесным и горячим, скользким и жаждущим. Мышцы ее сомкнулись вокруг его пальца, и он продвинул внутрь ее еще один, внимательно прислушиваясь к ее прерывистому, лихорадочному дыханию, изучая реакции ее тела. Он нащупал эту точку – ту самую, прикосновение к которой заставляло ее стонать и изгибаться в такт пружинящим движениям его пальцев. Он склонился над ней и принялся свободной рукой ласкать ее упругий сосок; мышцы ее лона судорожно сжались, твердея. Пламя желания окутало их обоих. Он нагнул голову и коснулся языком чувствительного бугорка между ее ногами.
