Я успела было подумать, что Иэн, возможно, стянул эти деньги из кассы в деревенском магазине, а может, они с самого начала хранились у него в рюкзаке, но это была самая хрустящая и чистая купюра из всех, какие мне доводилось видеть, у нее даже уголки были острые. Если бы десятилетний ребенок подержал ее в руках хотя бы пять минут, она бы уже так не выглядела. Предположить, что эта бумажка пролежала у меня в машине два года, никем не замеченная, тоже было бы странно, тем более что для бывшего хозяина, любителя фастфуда и австралийского футбола, она была уж слишком безупречно чистая. Значит, ее оставил здесь Гленн — другого объяснения у меня не было. Я запирала машину даже на самых глухих стоянках Вермонта. Я прикрепила купюру на приборную панель как амулет на счастье.
Трасса, которая вела к Канаде, оказалась узкой сельской дорогой, вдоль которой тянулись фермы, но машин на ней было так много, что даже образовалось что-то вроде пробки. Я чувствовала, что Иэн заскучал там у себя на заднем сиденье, но он не желал это признавать и продолжал утверждать, что вид Канады за окном стоит того, чтобы лишних двадцать минут просидеть в машине. Вдруг он ткнул пальцем четко на восток, в сторону от дороги, где вдали виднелась высокая белая церковь.
— Большая зеленая церковь! — закричал он, потому что на нем снова были его зеленые очки. — Давайте съездим туда!
— Ладно, — согласилась я и нашла съезд с трассы, по которому можно было подъехать к церкви напрямик. Очень может быть, что это был последний съезд перед границей, и я вздохнула с облегчением: если мы не поедем дальше, нам не придется в последний момент съезжать на обочину или разворачиваться в запрещенном месте под носом у пограничников, которые наверняка уже о нас проинформированы.
— К тому же сегодня воскресенье! — воскликнул Иэн. — Может, мы даже застанем окончание службы!
— Сегодня понедельник. Мы в пути уже неделю.
Иэн возмущенно втянул в себя воздух.
— Вы позволили мне пропустить службу! — закричал он, но не с радостным изумлением, как это сделал бы любой другой ребенок, а с ужасом в голосе. Можно было подумать, я дала ему яда.
— Ну вот сейчас и съездим.
Мы нашли церковь не сразу: я несколько раз свернула не там, где надо. Вблизи здание оказалось не таким уж высоким и не таким уж белым. Церковь была грязной, почти серой, и до сих пор увешанной рождественскими украшениями, хотя с Рождества прошло уже три месяца. Коричневые трухлявые венки и гирлянды были перевязаны кричаще-красными лентами, слишком яркими на фоне выцветших иголок. Сбоку к церкви пристроилось небольшое кладбище из тех, где надгробия стесались ветром и временем до толщины хрустящей вафли и куда давно никто не приходит. Табличка у входа гласила: «Приход св. Береники. Мы открыты для всех!» Ну и молодец же я: протащить ребенка с этими его особенными проблемами через полстраны лишь для того, чтобы в итоге привести его в католическую церковь. Я принялась лихорадочно разрабатывать пути к отступлению, но Иэн был так рад, что даже подпрыгивал от восторга и нетерпеливо выглядывал в окно, пока я заводила машину на пустую стоянку между церковью и кладбищем. Пока я выключала двигатель и надевала куртку, Иэн уже выскочил из машины — как был, в своих зеленых очках — и теперь перелезал через остатки снежного сугроба к боковому входу в здание. Он нажал на кнопку звонка и что-то сказал в домофон, так что, когда я подошла к двери, она уже гостеприимно жужжала, и Иэн обеими руками тянул ее на себя. Мы вошли, и он громко затопал, чтобы стряхнуть с ботинок снег.
По коридору к нам направлялся бледный худощавый мужчина в джинсах, красном свитере и с белой полоской пасторского воротника на шее. Вид у него был немного удивленный. Приближаясь к нам, он прищурился, чтобы получше рассмотреть, кого это он к себе впустил, а когда до нас оставалось ярда три, протянул Иэну руку.
— Отец Диггс, — представился мужчина, рьяно потряхивая руку мальчика, после чего схватил и мою безвольную ладонь и потряс ее тоже. — Или отец Оскар, как вам удобнее. А можно просто Оскар!
Человек по фамилии Диггс, живущий рядом с кладбищем, — никогда бы не поверила, что такое можно встретить где-нибудь еще, кроме как в романах Диккенса[73], но он тем не менее действительно стоял перед нами — долговязый, неуклюжий, с отметинами оспы на лице.
— Простите, что я так неформально одет, — сказал отец Диггс, пытаясь расправить свитер на угловатых плечах. — В будни у нас редко бывают посетители, приход совсем небольшой. Думаю, не ошибусь, если скажу, что вы прибыли к нам, чтобы взглянуть на палец.
Иэн посмотрел на меня — и опять на священника. Я протянула руку и стянула зеленые очки с его носа.
— Да, — сказал он. — Мы во что бы то ни стало хотели взглянуть на палец.
Я растерянно кивнула, радуясь, что Иэн взял дело в свои руки. Сама я слишком боялась, что отец Диггс может предложить Иэну исповедоваться, и тогда мальчик зайдет в кабинку и расскажет священнику, кто мы такие.
Отец Диггс улыбнулся мне поверх головы Иэна.
— Я сразу догадался, — сказал он. — Я всегда с радостью показываю его всем желающим. Вы прочитали о нем в путеводителе? Кому-то вздумалось о нем написать, уже давно. Проходите, пожалуйста, в алтарь, осмотритесь там пока, а я схожу за ключами.
Мы пошли за отцом Диггсом и свернули за угол. Он щелкнул четырьмя выключателями, и притвор, в котором мы оказались, осветился яркими лампами.
— Вы из здешних краев? — спросил священник.
— Да, — ответил Иэн. — Мы из Конкорда, это столица Нью-Гемпшира. Но мы не католики. Мы из протестантской семьи. Нам просто очень хотелось взглянуть на палец — из любопытства.
Отец Диггс подошел к длинному столу и отодвинул в сторону две стопки брошюр и листовок. Он протянул нам два розовых листа бумаги. Я прочла заголовок: «Легенда о св. Беренике». Это была ксерокопия ксерокопии, с бледными, едва различимыми буквами.
— Лично я мало что знаю об этой реликвии, — сказал отец Диггс, обращаясь скорее ко мне, чем к Иэну. — Я здесь с девяносто второго года, к тому времени это уже была старая история. Я приехал сюда из самой Небраски, можете себе представить? Из города Омаха. До сих пор не могу понять, как меня занесло в славный штат Вермонт. Значит, говорите, Конкорд? Конкорд — прекрасный город.
Он распахнул большие двойные двери, и нам открылись ряды скамеек из темного дерева, широкие витражи на передней стене и стояния крестного пути по бокам.
— Церковь получила его в подарок в начале двадцатого века. Один богатый прихожанин путешествовал по Европе, и где-то во Франции ему показали этот палец.
Я едва удержалась от смеха, живо представив себе, как во Франции ему показывали палец.
— Ну, и я хочу сказать, что, раз французы согласились его продать, вряд ли они считали палец большой ценностью. Хотя, возможно, они голодали и сильно нуждались в деньгах. Честно говоря, для нас это теперь что-то вроде медвежьей услуги — ну, знаете, такой подарок, от которого потом не знаешь куда деваться, — но наши самые старые прихожане выросли с этим пальцем. Он очень важен для них.
Мы дошли до передней стены церкви, и отец Диггс попросил нас минутку подождать, пока он все подготовит.
— Можете тут все порассматривать, — предложил он, открыл дверь за кафедрой и, согнувшись чуть ли не пополам, исчез в низком проеме. Я посмотрела на Иэна, его лицо было развернуто к витражу и залито разноцветными полосами света. Щеки у него были желтыми, голубыми и оранжевыми, а между цветными полосками проходили темные линии теней от рамок витража. Я оставила его одного и пошла вдоль боковой стены.
Я не знала, где начинаются стояния, поэтому просто смотрела на каждую картину, мимо которой проходила. Иисус встречает Мать. Иисус падает в первый раз. Картины были плохо написаны, и на некоторых Христос получился неуместно похожим на Джона Леннона. Иэн наблюдал за мной. Я заволновалась: вдруг он надеется, что на меня снизойдет какое-нибудь религиозное откровение?
Моя сумочка громко пискнула два раза, и стены церкви откликнулись звонким эхом. Иэн подпрыгнул и отдернул руку от алтаря — видимо, он подумал, что из-за него сработала сигнализация. Взглянув на экран, я увидела, что мне пришло голосовое сообщение и что телефон плохо ловит. Я шагнула вперед, и связь пропала вообще. Я сделала несколько шагов назад, но связь так и не вернулась. Я перемещалась с места на место, держа телефон перед собой, как современную волшебную лозу, пока связь наконец не появилась. Я замерла под аркой в небольшом алькове в задней части алтаря, чуть ли не присев на корточки. Иэн был занят тем, что ходил по рядам и опускал откидные скамеечки для колен. Я ввела в телефон пароль от ящика голосовой почты и стала слушать.
— Люси, привет! Уже понедельник, а тебя все нет. Насколько я понимаю, это твой автоответчик. Ты даже представить себе не можешь, что мне пришлось пережить, чтобы раздобыть этот номер! Рокки откопал его из-под миллиона файлов и бумажек, это создало страшные неудобства! Для нас всех!
