Роммер поплотнее закутался в солдатский плащ, который надел поверх монашеского балахона. Правая рука держала поводья норовистого, достойного офицера церковного воинства, жеребца. Мимо бесконечной рекой текли пикинеры, мушкетеры, рейтары, уланы с длинными, смертоносными в ближнем бою, пиками, кирасиры с тяжелыми, наносящими страшные удары палашами. Прогромыхала по брусчатке батарея картаун, повозка с порохом и боеприпасами. И пусть отец Клеомен отчитывается перед Единым за дела духовные. Война — их дело, но все равно не стоит соваться в первые ряды. Наоборот, надо идти позади батальонов и смотреть, чтобы никто из воинов не надумал уклониться от выполнения долга.
Три батальона — как три смертельно-острых конца трезубца, которые сегодня вонзятся в толпу проклятых отступников, что дали приют язычникам. Три крыла, что охватят со всех сторон и удушат мерзавцев. И восторжествует дело веры, а горожанам давно пора напомнить, что ждет отступников, тем более явных язычников…
Роммер поймал себя на том, что уже слышит завтрашнюю речь духовного отца всех медарцев у эшафота. Правда, казнить будут только рядовых мятежников, вождей ожидают долгие месяцы в застенках — дабы узнать о других нитях заговора и выжечь крамолу каленым железом.
Нет, так нельзя, Единый карает гордыню прежде прочих грехов. Но что может помешать полку, в котором было добрых полторы тысячи человек, победить семьдесят мятежников? Были бы тут скалы, ущелья, бурные горные реки, а так… Роммерне раз менял испорченные пиками, штыками, палашами и пулями камзолы, треуголки и узорные каски офицера церковного воинства. Не проповедями утверждал он Слово Единого, и прекрасно знал, как все может изменить местность. Но сейчас другой случай. Ничего такого, что могло бы уравнять шансы, вокруг не было — уж это непосредственный подчиненный Примаса знал.
Тогда, может быть, дело в людях — особенно в тех, кто ими командует? Первым из трех батальонов командует Нинети, житель богоспасаемой Тельгаттеи, и сам батальон набран из жителей Монастырской земли. Эти не подведут. Полягут все до единого, но не сдадутся. Впрочем, до этого не дойдет, будь вражеский лейтенант хоть самим Аргелебом во плоти. Второй батальон — такой же, хоть и командует им ствангарец-наемник — Валианд Конти. Но и он тоже давно принял посвящение, да и сам усмирял бунты медарцев. Не зря некрепкие в вере прозвали его Мясником… Не сплохует.
Третий батальон, как и предписывали уставы, набран из местных. Их можно смело списывать в расход: амнистированные преступники, всякая голь, пьянь и рвань, только что офицеры из церковного воинства. Их всего-то восемнадцать, но и они не просто офицеры — даже в церковном воинстве. Прошедшие огонь и воду, избавившиеся от излишней доброты и иллюзий… Эти вышибут пистолем мозги своему же солдату — не просто спокойно, а с какой-то даже радостью. И заставят местное отребье исполнять приказы — хотя бы для этого пришлось прогнать сквозь строй половину батальона. Мятежа не будет, а остальные батальоны справятся и сами. Медарцы пусть охраняют обоз. Потом их пошлем прочесать окрестности — пусть сельская округа ненавидит не тельгаттейцев, а своих же горожан.
— Сир полковник, к вам гонец от Яниса, — поравнявшись с командующим, произнес невзрачный, но едущий верхом монашек. Вроде ничем особенным не выделяется — но в Конфедерации нет шпиона и бойца искуснее. Этот крепкий в вере воин приставлен его охранять, но если Церкви понадобится не его жизнь, а его смерть, телохранитель станет убийцей. Роммер это знал — как знал и то, что таких приставляют к каждому командиру церковного полка и выше. Пока опасаться явно нечего. Если доверенный телохранитель доложил о появлении новичка — можно не бояться, что это подсыл.
— Прекрасно, Аркат. Давай его сюда. Пусть скажет, что там, в Самморе?
Ждать долго не пришлось: на буланом жеребце к Примасу подъехал рослый рейтар в запыленном камзоле.
— Сержант рейтарского эскадрона Галеати, — начал доклад гонец. — Сир полковник, рейтарский эскадрон по вашему приказу занял Саммор. Противника там не обнаружено.
— А следы? Следы были?
— Нет, мы не проверяли. Но местные жители ничего не знают, по их словам, там не проходили войска с прошлого месяца.
— Значит, они где-то дальше, — не удержался Роммер. — Она не соврала, они еще только в Кайнаттии… Сержант Галеатти, немедленно возвращайтесь в Саммор и передайте приказ: пусть эскадрон разведает дорогу на Кайнаттию. Приказ ясен?
— Так точно! — откозырял сержант и повернул коня. Роммерповернулся к ехавшим за ним трем адьютантам. — Прикажите пехотным батальонам и артиллерии двигаться в Саммор.
— Сир полковник, а что, если они уже поблизости, — предположил Аркат. — Сколько помню, там была такая деревенька, как ее… Памфилион. На их месте я бы там устроил засаду.
Роммер прикинул. Вроде бы и ничего, но…
— Ерунда, Аркат. Они не могли миновать наше передовое охранение. Да и конники наверняка бы их заметили…
— Воля ваша, сир Роммер, — вздохнул Мечник. — Но я вас предупредил.
Колонна тронулась вперед неспешно — сначала головная рота пикинеров, потом мушкетеры первого батальона. За холмом дорога резко поворачивала, там были уже не спящие пригороды, а широкое, с колосящейся пшеницей, поле. Рота за ротой выходили в поле…
Пропуская вперед солдат, Роммер натянул поводья. Сегодня Единый-и-Единственный наверняка поможет им в борьбе с язычниками. То-то они удивятся, когда узнают, что оказались в окружении! А к завтрашнему (или уже сегодняшнему?) вечеру те из них, кто выживет, позавидуют мертвым. Главное — незамеченными дойти до Саммора… А потом и до Кайнаттии.
Сверкнувшее где-то над Памфилином яркое алое пятно заставило Роммера резко повернуться, вглядываясь в темное небо. Наверное, это была зажженная стрела или что-то в таком духе… Какого демона?..
Ничего больше он подумать не успел, потому что по кавалькаде конных офицеров стегнула картечь — только успел заметить гаснущим взором, как вылетает неопрятный багровый ком из затылка Арката. «Я свободен!» — ворохнулось в умирающем сознании, а потом истекающее кровью тело сползло с седла. Полковой лекарь насчитал семь проникающих ранений только в живот…
А там, за рекой, в саду на миг стало совсем светло. Потому что пыльную зелень сада прорезали многочисленные сполохи, а миг спустя над полем поплыл пушечный грохот и колючий треск мушкетных выстрелов. Хлопки арбалетов и посвист болтов бесследно растаяли в этом хохоте войны.
— Поэтому я и воззвала к ним в надежде, что меня услышат.
Они сидели в уютном, озаренном светом масляной лампы, зальчике, который, наверное, играл здесь роль приемной древних Дарящих Любовь. Вот только не хватало ни старинных фресок на стенах, ни мозаики на полу, ни Малого идола, который должен присутствовать там, где находится верховная жрица. Тут почти не было древних предметов, по крайней мере таких, которые некогда украшали Великий Храм Амриты. Все, что присутствовало в катакомбах, было доставлено с поверхности четыре века назад — когда из превратившегося в пепелище города бежали уцелевшие. Ритуальная утварь и жреческие одеяния испарились вместе с остальной Храмовой горой и ее обитательницами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
