– Вот, держи. – Он протянул куртку Джози, и она закуталась в нее. – У них все будет хорошо. Вот увидишь. Может, сходим куда-нибудь? Например, съедим чего-нибудь?
Он опустил руки ей на плечи и посмотрел в глаза. Она чуть было не сглотнула слюну, хотя в последний раз ела лишь пару часов назад. Избавиться от старых привычек было не так-то легко.
– Или поехали ко мне, – произнес он со значением, неверно истолковать которое она не могла. – Мы с Джейком заказали пиццу, ее как раз только привезли, когда ты позвонила. Она, наверное, еще не успела остыть.
В груди у Джози похолодело, по коже побежали мурашки. За прошедшую неделю они с каждой новой встречей становились еще на шаг ближе к запретной грани. Торопливые, исступленные объятия украдкой в темноте у нее на крыльце или у него в машине, когда ей удавалось улизнуть из дома. Никто их не видел. Никто не знал. Это был секрет, как и почти все остальное в ее жизни. Так ей было проще – проще обманывать свой страх, чем взглянуть ему в лицо, проще ничего не говорить матери. И вот теперь Адам просил ее выставить их отношения на всеобщее обозрение, и вопреки всему, несмотря на то что ей хотелось этого так отчаянно, как не хотелось ничего на свете, она не могла решиться.
– Я не знаю.
Он опустил руки.
– Ты на меня злишься?
– Нет.
– Но собираешься под этим предлогом отказаться идти ко мне.
Она отвернулась от него и взглянула на кирпичный дом. Украшенный белыми рождественскими гирляндами, он казался похожим на пряничный домик из сказки.
– Так нечестно.
– Взгляни правде в глаза. Тебе страшно.
– Тебе тоже.
– Но я все-таки попросил.
Джози закрыла глаза.
– Что ты хочешь от меня услышать, Адам?
– Я хочу услышать «да».
– И что от этого изменится? Ничего. Мы останемся ровно теми же. И там же. Если я сегодня останусь у тебя на ночь, завтра утром об этом будет знать весь город.
Адам неподдельно изумился:
– И что?
– Ты и впрямь не понимаешь, да? Я продолжаю прятаться. Я продолжаю тайком уходить из дома моей матери, потому что боюсь ее неодобрения. Мне до сих пор не все равно, что обо мне подумают люди.
– Так давай уедем, – предложил он тихо.
Она захлопала глазами.
– Ты шутишь.
– Я совершенно серьезен. Я видел твою мать и понимаю, почему ты все это делаешь. Но заставлять тебя прятаться нечестно по отношению к тебе. И по отношению ко мне тоже. Ни тебе, ни мне здесь не нравится. Давай уедем.
– Ты готов уехать? – изумилась она. – Правда?
– Я готов уехать. – Он сделал глубокий вдох. – Но только вместе с тобой.
То, что она сделала потом, потрясло ее саму.
Все верно, она сбежала.
Домой.
* * * На пороге ее встретила Хелена.
– Олдси, плохой вещь уйти прочь! – затараторила она. – Ты уйти, она уйти! Но потом вернуться. Теперь она здесь.
Хотя бы Делла Ли добралась до дома благополучно.
– Я знаю, – устало сказала Джози. – Совсем скоро ее здесь не будет, честное слово. Спокойной ночи.
– Подождать. Олдгрет хотеть тебя видеть. – Хелена с извиняющимся видом указала на освещенную дверь в гостиную. – Она ждать там.
Только не это. Джози на миг зажмурилась. Только что она вслух выразила беспокойство, как бы ее не поймали с поличным, и вот, пожалуйста. Вся ее жизнь – одна большая накликанная беда.
– Олдси?
Она открыла глаза и попыталась улыбнуться.
– Ничего страшного, Хелена. Спасибо.
И она, точно на эшафот, двинулась в гостиную.
Маргарет сидела в своем любимом кресле, одетая в ночную сорочку. Она подняла на Джози глаза и отложила журнал, который читала.
– Где ты была? – осведомилась она. – И чья это на тебе куртка?
Джози оглядела себя. Она и забыла про куртку. Отпираться толку не было.
– Мне ее дал Адам.
– Я не желаю, чтобы ты вела себя подобным образом, слышишь меня? Хватит с меня того, что ты в детстве вечно ставила меня в неловкое положение. Вообрази себе, как я удивилась, когда поднялась кое-что тебе сказать и обнаружила, что тебя нет в спальне. Я уже давно заподозрила, что ты тайком уходишь из дома по вечерам после того, как я принимаю снотворное. Так вот, сегодня я не стала его принимать. Ты уже вышла из подросткового возраста, Джози. Я не позволю тебе вести себя таким образом.
– Прости, мама.
Вот чего она хочет, подумала Джози. Она хочет подчинить Джози себе, только теперь даже не пытается замаскировать это желание притворной заботой или неискренними похвалами. Маргарет поднялась и произнесла уже не так резко:
– Я хотела тебе сказать, чтобы ты завтра купила свиной вырезки. Я уже дала Хелене указания, как ее готовить. Завтра Роули Пелхэм ужинает со мной, а я помню, что он любит свинину. Я пригласила его к нам, и, пока мы с ним будем ужинать, тебе лучше находиться в своей комнате. Кроме того, завтра к офтальмологу я доберусь без твоей помощи. В ближайшем будущем я намерена передвигаться на такси.
Опираясь на палку, Маргарет двинулась к двери. Джози проводила ее взглядом. Она не верила своим ушам.
– И что я должна делать?
– Ты должна прилично себя вести. Не встречаться с этой девицей Финли и с почтальоном. И не шляться по ночам. Что могли подумать соседи, если бы увидели тебя? И что было бы, если бы сегодня вечером мне понадобилась твоя помощь?
– Мама, да ты сама секунду назад сказала, что я тебе не нужна! – рассмеялась Джози, но в ее смехе звенели слезы. Она только что сбежала от мужчины, которого любит, потому что до сих пор цепляется за призрачную надежду, что, если она неотлучно будет находиться при матери, Маргарет в конце концов полюбит ее, примет и простит. – Надоест это тебе когда-нибудь или нет? Когда наконец ты простишь меня? Зачем ты вообще меня родила? Только для того, чтобы заполучить его деньги?
Маргарет сжала зубы и прошествовала мимо Джози.
– Я иду спать.
Джози бросилась за ней следом и остановилась у подножия лестницы, глядя, как ее мать поднимается по ступеням.
– Неужели он был настолько ужасен?
Маргарет ничего не отвечала, пока не добралась до верхней ступеньки. Там она остановилась спиной к Джози.
– Да, настолько, – ответила она наконец и скрылась в коридоре. – А ты – его точная копия.
Джози в оцепенении смотрела на место, где только что стояла ее мать. Ей понадобилось двадцать семь лет, чтобы прозреть. Маргарет не будет счастлива, пока живет бок о бок с Джози, но ни за что не позволит ей уехать. А Джози не будет счастлива, пока не уедет, но ей нужно, чтобы мать сама велела ей уезжать.
И о прощении тут речь не идет. И никогда не шла.
Речь шла о двух женщинах, которые все это время бессмысленно истязали сами себя.
Пришла пора положить этому конец.
* * * Двадцать минут спустя Джози стояла на пороге у Адама.
– Можно мне войти? – спросила она.
Адам поколебался, потом посторонился, пропуская ее.
– Конечно.
Она вступила в гостиную его дома. Обстановка была спартанская, временная. Мебель, в большинстве своем явно собранная с бору по сосенке: необычный синий диван с фиолетовыми подушками, оранжевое кресло в стиле семидесятых, несколько щербатых столиков. Просторное кожаное кресло с откидывающейся подножкой и плоский телевизор над камином на фоне всего этого выглядели чужеродно. Их хозяин явно приобрел, чтобы побаловать себя.
– Твоя мебель меня пугает, – попыталась пошутить Джози, но губы у нее задрожали, и она умолкла.
– Сначала я просто жил одним днем, потому что не знал, что делать дальше, мне хотелось только не шевелиться. Я купил себе кровать, кресло и телевизор – все, что, как я думал, мне нужно. Потом время от времени на работе кто-нибудь объявлял, что выбрасывает какую-нибудь вещь, и я просил отдать ее мне. Вот что бывает, когда к хорошим людям попадает плохая мебель. Вообще-то, у меня есть некоторое количество по-настоящему замечательной мебели, но вся она хранится в подвале у моего брата в Чикаго.
