— Алька, — сказал неподражаемый бархатный голос в трубке, — сколько раз тебе можно говорить: не звони ты по этому телефону, ну что ты, в самом-то деле, умная баба, а ведешь себя иногда как последняя дура. Вся связь только через Корявого, в крайнем случае — через запасной коммутатор…
— Валера, — грустно сказал Сашок, — это не Алька. И не Настька. Это Александр Тутов. И я понятия не имею, что такое запасной коммутатор. И с Корявым твоим я не имею честь быть знакомым. Если это не бандит по кличке Эник-Беник. А может, это Дынкин? Или Лещ?
Но Гаврилов не ответил. В трубке раздались короткие гудки.
Глава 27. Маски сорваны
— Что? Кто это? Переведите! — требовал Гарри.
А Сашок сидел словно в воду опущенный, ошалело поглаживая телефон. Наконец он выговорил:
— Я, наверно, сплю, Гарри. Потому что такое бывает только в кошмарах. Это номер мобильного телефона моего лучшего школьного друга Валерия Гаврилова, и это его голос был сейчас в трубке. И судя по тому, что он сказал, он близко знаком с Настей, то есть с этой, как ее, Собакиной. И он, кажется, поддерживает с ней секретные контакты.
Гарри что-то хотел сказать утешительное, но тут…
Оба они вздрогнули от неожиданности, причем Сашок чуть не выронил телефон на пол, потому что тот громко и нахально, на весь вагон заиграл прямо у него в руках мелодию русской народной песни «Карла Марла Борода».
Сашок какую-то секунду колебался, смотрел с отчаянием на Гарри (тот яростно кивал головой, дескать, давай, отвечай на звонок) и наконец нажал на кнопочку с нарисованной на ней зеленой трубочкой.
— Что-то разъединилось, — хрипло сказал голос Гаврилова. — Хорошо, Саш, что ты позвонил. Я как раз хотел с тобой поговорить.
— Что значит «хотел поговорить»! — взорвался Сашок. — Что значит «хорошо, что ты позвонил»! Да ты вообще, ты вообще понимаешь… Ты… Ты… что ты делаешь… мы же с тобой друзья или там школьные товарищи хотя бы… так подло все-таки…
— Ну да, ну да, — отвечал Гаврилов. — Слушай, мы в любом случае все сворачиваем… Алька уже едет в аэропорт, и вся команда тоже пакуется. Так что ты не сердись, ладно? Не сердись, о’кей?
— Что значит «не сердись»! Что значит «о’кей»? Нет, я вообще сам люблю розыгрыши, но всему же есть пределы!
Все накопившееся за последние недели раздражение, всю обиду и злость, чувство бессилия и даже то темное, что вышло из каких-то постыдных глубин, Сашок хотел теперь выплеснуть на Гаврилова и потому не мог остановиться — и шипел, и кричал, и грохотал, и Гаврилову никак не удавалось остановить его. И Гарри тоже зря махал на Сашка руками. («Тише, тише, — шептал он, — весь вагон уже переполошился!»)
— Ну не кричи ты, не кричи ты так, в самом-то деле, — увещевал его Гаврилов. — Слышь, мы вот контору эту твою, как она там называется, «Сенчури» чего-то там, мы ее тебе оставим в качестве компенсации за неудобства… Она, конечно, там у тебя не ахти, не «Бэнк оф Нью-Йорк» какой-нибудь. Но ее можно нормально раскрутить. Она, контора твоя, неплохо позиционирована для всякого брокерства, белого и серого… Тут вот одна автономия нефтеносная хочет на вашу биржу английскую выйти, так я могу вас свести. Знаешь, что такое «Ай-Пи-Оу» — «Initial Public Offering»? Не знаешь? Ну неважно… Там у тебя индус один есть толковый, ты его послушай, у него башка вообще варит… Глядишь, мы с тобой еще поработаем.
— Поработаем? Ну уж дудки! Я не уверен, что вообще имею малейшее желание с тобой общаться!
— Остынешь… Дай срок, остынешь, Санечка. Слышь, что говорю-то? Контору свою божью себе оставь… Но вот сталь, сталь отдать придется. Сам понимаешь, за такие деньги — горло перегрызут. И мне, и тебе.
— Какую еще сталь? Ты что, все шутить изволишь?
— Какие тут шутки. Неувязочка у нас вышла со сталью-то… Надо отдать, причем срочно.
— Ну что ты мне голову морочишь… Виноград, сталь — чушь какая-то…
— Про виноград ничего не знаю, а акции сталелитейные, «Эспайр Пи-Эл-Си», надо будет или подарить, или продать за символическую сумму — что-то такое… Наши эккаунтанты с тобой скоро свяжутся… То есть буквально завтра. Или даже сегодня ночью. Так ты там не упирайся, не вздумай, просто делай что скажут. Они крутые, эти эккаунтанты, ты таких еще не видал. Так что ты не дергайся. И жене объясни, что это вопрос жизни и смерти. Твоей, моей, ее… В буквальном смысле слова.
— Ах вот как! «Объясни жене»! Ты как, собственно, это себе представляешь? Я не то что жене, я себе объяснить не могу того, что случилось!
— Ну хорошо, хорошо! Что тебе непонятно? Сейчас не время и не место, конечно, вдаваться во всякие детали, но в самых общих чертах, может, я могу что-то объяснить прямо сейчас. А остальное… остальное, как говорится, в следующий раз. Лучше при личной встрече. Или в Москве, или у вас там, в Лондоне. Я как раз планирую лететь к вам на одну собираловку. На экономический форум. Но если не терпится, валяй, спрашивай. На что смогу, отвечу.
Сашок чуть не задохнулся от негодования, но потом вдруг неожиданно понял, что в нем вдруг проснулось что-то еще, успешно пробившееся сквозь все слои праведного гнева. И это что-то, конечно же, было любопытством. «Странен человек», — мелькнула мысль. А вслух Сашок сказал:
— Ах вот как! Ну ладно, отвечай… для начала скажи: Беник этот… он на тебя работает?
— Ну, да… да. На кого же еще? Талантливый мужик, скажешь, нет? Актер по образованию, лауреат премии Клары Цеткин, между прочим… импровизировать умеет. Но не без слабостей, собака…
— А что за имя такое дикое? Он кто по национальности?
— Да русский он, русский — по крайней мере наполовину. Считалка ему нравится про эника-беника и про вареники… вот его и прозвали. А он уже привык, ничего, откликается. Но вообще-то он Григорьев. Миша Григорьев.
— А Дынкин… Дынкин — тоже твой человек?
— А что, понравился? Скажи, силен, бродяга! Он вообще-то рязанский. — Гаврилов засмеялся, причем как-то неприятно, неискренне, совсем иначе, чем смеялся в школе. Потом будто выключил режим смеха, нажал на кнопку «серьезный разговор», сказал грустно:
— Нет, с Дынкиным все гораздо сложнее… Мы из разных команд, но нас объединили для этого проекта, и поначалу мы работали вместе. Но по ходу дела стали возникать разногласия… Тебя, наверно, там, в Англии учат важности командной игры? Ну с этими козлами в команде сыграешь, как же… из-за них и пошла вся эта хренотень. Отчасти из-за них так все плохо и кончилось… Хорошо хоть твои футбольные друзья вовремя их на место поставили. Вообще, слышь, ты меня удивил, не ожидал, что у тебя там такая «крыша» может быть…
— За комплимент спасибо, а вот насчет концовки — это с какой стороны посмотреть! — вскричал Сашок. — В каком смысле плохо кончилось? С моей — так очень здорово, просто замечательно! Вот начиналось как раз скверно, а с концовкой — все отлично! Вот, например, мы с женой пока что в живых остались, не такой уж дурной итог, по-моему… Слушай, скажи, ты вот все о стали беспокоишься… Но зачем же твои гаврики напоследок мне акции всучили?
— Да, глупость вышла, извини. У нас там совсем все пошло наперекосяк… Не поверишь, связь потеряли. Эти м-м… чудаки, они там все перепутали, что можно и нельзя, приняли тебя за Григорьева… Из-за пьянки все, как всегда. Эх, русский человек, если бы не пил, ему бы весь мир давно покорился!
Сашку показалось, что он совсем потерял нить.
— Черт с этим Григорьевым твоим и с «Эспайром» тоже… Ты мне лучше скажи, где ты эту… Альку… где взял?
— Ага! — торжествующе воскликнул Гаврилов. — Скажи, похожа! Не отличить! Я ее как увидал, так прямо ахнул! Представляешь, в Ростове, на вокзале, стоит ободранная как кошка, но я сразу сказал: во, ведь в точности англичаночка одна знакомая. Отмыли мы ее, покрасили, приодели… Скажи, сильна, а?
— И увидев ее, ты решил устроить весь этот… фейерверк?
— Ну, что-то вроде того…
— И соответственно, ханни трэп для меня тоже…
— Чего? Не понял?
— «Медовая ловушка» это называется. Сладким помазано, вот дураки и суются. А капкан — цап! — и захлопнется…
— Нет, Саш, ты не понял, я…
Но Сашку вдруг стало как-то невыносимо тоскливо. Так противно стало на душе, что он, неожиданно для себя самого, взял и нажал на кнопочку с красной трубочкой. А потом и вообще аппарат выключил.
Гарри покосился на него с удивлением, пару минут выдерживал уважительное молчание, а потом не удержался и спросил:
— Вы обсудили проблему акций «Эспайр»?
— Да, — неохотно отвечал Сашок. — Мой знакомый требует их отдать.
— С какой такой стати? Надо поторговаться. А если что — пусть в суд подают.
— Какой суд, — сказал Сашок, — если я их не отдам, меня убьют.
— Вас и так… должны были… по бизнес-плану, того-с… а вот не убили же! Есть, знаете ли, защитные средства.
— Устал я от ваших защитных средств. И вот что, Гарри, я вспомнил, где я слышал про эту компанию. Про «Эспайр». Я сегодня утром брился и слушал радио, хотя и не очень внимательно. Кажется, там речь шла о каком-то русском олигархе, который хотел прибрать «Эспайр» к рукам. Он вроде бы скупал акции через всяких подставных лиц. Потому что напрямую почему-то нельзя. И он пытался посадить своих людей в совет директоров. Но у него облом вышел. Что-то там не склеилось. Нелепая ошибочка, вроде того, что какие-то документы забыли дослать. Доверенность не заверили. И кто-то не успел на самолет. И вчера поздно вечером — можно сказать, ночью — противники этого hostile bid — враждебного поглощения — смогли собрать экстренное заседание и все это дело похоронили. Русский олигарх не смог провести своего человека в правление, и все его карты теперь биты. Вот почему, уважаемый Гарри, мы с Анной-Марией еще живы, а не благодаря вашим защитным мерам! Мало того, теперь, видимо, в дело вмешается специальный отдел по расследованию серьезных экономических преступлений…
