class="p1">Доля истины блеснула в словах главного тренера. Николай вдумывался в высказывания Звягинцева и с каждым мгновением сознавал, что тот прав. Однако чувство вины не собиралось покидать его: он продолжал пожирать себя изнутри. Возможность играть в хоккей медленно ускользала от него, словно плавающий в море корабль. И Коле становилось досадно от того, что он не в силах на это повлиять.
— Твое молчание означает «да, тренер, я понимаю»? — поинтересовался Звягинцев после затянувшейся паузы.
— Да, тренер, я понимаю, — повторил Литвинов.
— Хочу верить, что это так. Но еще больше желаю, чтобы ты немедленно вызвал врача! — Сергей Петрович настолько хорошо знал Колю, что не сомневался в том, что врачу тот не звонил.
— Да, тренер, — ответил Николай и отключился.
Следующий звонок был адресован личному терапевту семьи Литвиновых — Владимиру Андреевичу. Попова Коля знал с детства. Это был низкорослый мужчина пятидесяти пяти лет от роду, с длинной треугольной бородой, собранной силиконовой резинкой у основания, в круглых очках на переносице и без волос на голове. Старость не пощадила Попова, хоть тот и вел здоровый образ жизни: генетически он был предрасположен к облысению.
Что Николаю нравилось в терапевте больше всего, так это его прямолинейность. Попов ни разу не пытался увильнуть от вопросов, которые сыпались ему на голову, или подобрать деликатные слова. Что видел, то и говорил. Как-то в детстве Колю настиг период извечных «почему», и его любознательность не знала границ. Он забрасывал врача нелепыми вопросами и всегда получал честный ответ. Владимир Андреевич часто посещал их, особенно после смерти Веты Литвиновой, и стал для Николая другом. И некоторые качества — честность, воспитанность и прямолинейность — он перенял от Попова.
Новость о простуде не обрадовала Владимира Андреевича. Он тягостно вздохнул в трубку и сообщил о своем скором приезде, попросив Николая соблюдать постельный режим и не выходить на балкон в испортившуюся погоду. Хотя Коля и не собирался: за окном кучево-дождевые облака затянули некогда ясное небо, дымчатая пелена перекрыла обзор. Все, что мог видеть Николай сейчас, — это небольшой кусочек участка, на котором садовник сгребал в кучу опавшие листья. Потерянной листвы было не так много, однако она все равно портила ровный газон.
Совершив важные звонки, Коля принялся чистить уведомления, нападавшие из мессенджеров. В самом верху висело сообщение от Ани. Время отправления — девять утра. Долго же ей пришлось ждать ответа, подумалось ему, когда он вспомнил, что до полудня оставались считанные минуты.
Аня: Доброе утро. Я получила предложение о фотосъемке! Поверить не могу! Сегодня у меня намечается довольно-таки продуктивный день. Но ведь это не нарушит наши вечерние планы? К девяти я буду уже свободна.
Николай улыбнулся: возможности для роста, которые выпали ей, радовали и его. Но он молниеносно закусил губу от досады: выполнить данное вчера обещание у него не получится, как бы сильно ему этого ни хотелось.
Коля: Утро не такое уж и доброе, когда человеку приходится давать отказ.
Аня: Что-то случилось?
Коля: Кажется, вчерашний дождь добил мой иммунитет. Несмотря на действие температуры и раздирающий кашель я поздравляю тебя.
Аня: Спасибо…
В полученном сообщении Николай читал сплошное сожаление, будто бы Аня чувствовала себя виноватой в его болезни. Хотя ее вины здесь не было. Он бы написал в ответ что-нибудь, что не вызывало бы у нее столько сожаления, но вместо этого заблокировал дисплей и отложил телефон в сторону. Смолящая температура заставила его погрузить ватную голову на подушку и снова уснуть.
Ближе к часу дня в дом Литвиновых заглянул Попов. Разразившийся ливень тарабанил в черный зонт, подкладка которого износилась со временем. Немного проржавевшие спицы заскрипели под натиском его рук. Владимир Андреевич надавливал на зонт, пытаясь его сложить, однако металлические спицы оказались не податливыми. В доме Литвиновых никто не понимал, почему врач так привязан к этому старью, которое легко можно было заменить. Однако для Попова это был не просто антиквариат и пережиток прошлого. В какой-то степени этот зонт напоминал ему о былой молодости и прогулках с Ветой Литвиновой и Колей в периоды, когда Александр Юрьевич пропадал на работе.
Будучи встреченным экономкой Екатериной Андреевной, он вежливо поприветствовал весь персонал. Верхняя одежда отправилась на стойку-вешалку, а зонт был подвешен вверх тормашками. Не разуваясь, ведь в этом доме так не принято, по закрученной лестнице поднялся на второй этаж. Поскольку у Литвиновых врач бывал часто, то дезориентации не произошло: он сразу завернул налево, в комнату Николая.
— Привет заболевшим, — сказал Владимир Андреевич, крепко сжав чемодан с медикаментами в руке.
— Здравствуйте, Владимир Андреевич, — через кашель изрек Коля. Он только проснулся под стук обуви и пытался проморгаться, чтобы картина перед глазами была менее расплывчатой.
— Ну, рассказывай, как так вышло?
— Просто попал под дождь вчера, — без лишних деталей вымолвил Николай.
Попов недоверчиво нахмурился и смерил его изучающим взглядом. Он знал с детства, что Коля обладает стойким иммунитетом. Чтобы его ослабить, нужно было нечто большее, чем просто проливной дождь. Но излишних вопросов задавать не стал. Владимир Андреевич обогнул двуспальную кровать и, оказавшись на правой стороне, присел на ее край. Поставив чемодан на колени, он внимательно осмотрел его содержимое, а затем выудил градусник.
— Измерь пока температуру, а я приготовлю все для забора крови, — констатировал Попов, вручив Коле термометр.
Николай сунул градусник под мышку и стеклянными глазами уставился на врача, который корпел над пробиркой и шприцом для забора крови. Глядя на Владимира Андреевича, он пытался понять, можно ли ему доверить то, о чем так рьяно хочет поведать его душа. Хоть Попов и был для Николая ближе, чем его отец, но откровенничал он не часто. А если быть точнее, то практически никогда. Однако с появлением Костенко в его жизни стало нечто меняться. Она будто бы медленно, но верно подбирала ключи от потайной двери, за которой скрывалась его истинная сущность. И Николай начал учиться доверять окружающим.
Электронный градусник вмиг запищал, не успел Коля о чем-то подумать. Достав термометр, он не приложил усилий, чтобы вглядеться в цифры, а просто отдал градусник Попову.
— Уф, — врач покачал лысой головой. — Почти под сорок. Ну и веселая же у тебя была прогулка вчера. Надеюсь, твой напарник не страдает так же, как и ты.
Николай выдавил улыбку и прикусил нижнюю губу.
— Вроде бы нет. Иначе бы она мне сказала.
— Значит, девушка? — тепло улыбнувшись, уточнил Попов.
Коля осознал, что невольно проболтался. Но лукавить не стал. Владимир Андреевич должен понять его лучше, нежели его отец. Несмотря на то, что
