помощи вызывал у них неадекватную реакцию: давали деру, не выразив и простого сочувствия. Жестокий мир.
Безнадеге не было исхода. Казалось, жуткий конец неотвратим.
Но есть, есть на свете собачье счастье. Хозяин не тонул. Беда обходила его стороной. Он всплывал в полной сохранности. Видел ли кто собачьи слезы радости?!
Выйдя на берег, он освобождался от груза и… улыбался. Точно так, как всегда перед началом представления. Сердце начинало учащенно биться. Вот сейчас, сию секунду зазвучит Слово. «Ну и козел этот горе-герой», – хихикнув, произносил хозяин. «Горе-герой»! Началось! Как здесь не кинуться занимать свои зрительские места. Исполнившись вдохновения, не навострить уши.
Однако вскоре наступало печальное недоразумение. Судьба вновь доставала из своего запасника большую фигу. Хозяин, удовольствовавшись шуткой, ложился на спину и пускался в сладкую дрему. И все! Стой и сторожи его покой. Никуда не денешься – собачья обязанность.
А потом с внутренним неудовлетворением и тоской возвращаться домой. В то же время уповать на завтрашний день. На вероятность благоприятных перемен.
Завтра вновь наступит утро. Завтра вновь пробудится светлая надежда, которая, вопреки всему, должна же осуществиться. И завтра же, быть может, собачья судьба выдаст-таки заветный счастливый случай.
ГЛАВА 17
Вадим был на взлете. Свою будущую судьбу, бесспорно, связывал с Валентиной. Он часто представлял себе, как после завершения «лунного дела», очистившись от скверны, он, с правом достойного мужчины, не таясь, а открыто, признается ей в любви и предложит ей руку и сердце. В более далекую перспективу не углублялся, в то же время, с крепнущей уверенностью в себя усиливалось внезапно возникшее неясное, но стойкое предчувствие того, что будущая жизнь будет связана с Россией. Каким образом осуществится возвращение на родину – не вдавался в подробности, но однозначно знал, что если свершится предвестие души, то на родине приложит все свои силы для исполнения своих заветных юношеских устремлений: займется политической деятельностью. Несбывшаяся мечта стать политиком-реформатором, подлинным избавителем народа, обезличенного историческими бедами и настоящим унижением – хваленая, многообещающая перестройка обернулась злой издевкой над простыми людьми – вновь стала средоточием его мыслей.
Вадим намеревался основать на родине политическую партию, но уже, социалистического типа, партию, свободную от коммунистических догм. В часы досуга он предавался рассуждениям об обустройстве России, но не прослеживал каждый шаг восхождения на олимп и не детализировал последующее подвижничество (но никак не властное правление), ибо был далеко от действительности, царящей в России, – решать конкретные задачи имеет смысл тогда, когда находишься непосредственно в гуще событий.
В представлении Вадима образ народного вождя отвечал высоким духовным запросам. В связи с этим он часто вспоминал соратника и близкого друга отца, откровенная беседа с которым произвела на него глубокое впечатление, но, вместе с тем, поставила в затруднение.
Игорь Алексеевич вместе с отцом прошел весь трудный путь становления великой державы. Идейный коммунист, ответственный работник – он, тем не менее, имел свои независимые взгляды. Оценки его всегда были взвешенными и объективными. Кардинальные изменения в политике партии в перестроечное время воспринял с настороженностью. Затем стал открыто насмехаться над беспомощностью высших чинов. Под закат исторического переломного момента горько посмеивался. Вадим с глубоким уважением относился к старцу, ценил его мнение.
Тогда, в день очередной годовщины смерти отца они, как обычно, отметили вдвоем. Страна стояла на перепутье. «Недоброкачественная» перестройка, уставшая от долгого хождения, теперь, будто в потемках, блуждала по городам и весям в поиске своего бесславного конца, вызывая у народа если не нервный срыв, то отрыжку. Злободневная тема сама просилась в уста.
– Загубили державу, великую и легендарную державу, Вадимушка. История не простит никогда нам такого злодеяния, – с горечью подытожил Игорь Алексеевич обсуждение сложившегося положения в стране.
Вадим был полностью согласен с ним, молча кивнул в ответ. В душе никак не мирился с возможным распадом страны.
Разгоряченный от выпитой водки, но не потерявший рассудительности, бывший партиец – он прекратил членство в партии в знак протеста против необдуманных и пагубных реформ, за которые, как объяснил, не намерен нести ответственность перед народом – дал волю требующим исхода мыслям.
– У нас есть, Вадимушка, замечательная поговорка: «Всему должна быть голова». Если голова не в ладах с самой собой, то что путного можно ожидать от нее. Абстракция приятна для слуха, но она не согласуется с трезвым расчетом, – принялся рассуждать собеседник. – Согласись, что партия не выстояла перед вызовом времени и поэтому лишилась главенствующего положения. А знаешь, в чем кроется коренная причина поражения? Я тебе скажу, и ты этот трюизм вознеси в девиз всей своей жизни. Запомни, первейший мотив, нет, главная цель у руководителя страны заключается лишь только в его истинном служении народу. Он обязан прислушаться к пульсу собственной страны, а не к чужой. Сынок, самоотречение во имя интересов народа всегда приносит хорошие плоды. И всегда, если руководитель отдает всего себя, но взаймы ничего требует, не ищет личной выгоды, то всегда народ простит ему ошибки и просчеты, на века будет чтить его. Сталин, чтобы сейчас о нем ни говорили, был тоже отцом, и он, как любой родитель, должен был позаботиться о будущем своих детей. Возможности у него на сей счет были такие, каких не было ни у кого другого в мире. И что же? Печальную судьбу его детей ты знаешь. Он, Вадимушка, не задумывался о благополучии ни собственной судьбы, ни судьбы своих детей. Сложись все по-иному – народ предал бы его анафеме, как пить дать. Кстати, я хочу выпить за великого человека, наливай, Вадимушка.
Вадим наполнил рюмки. К Сталину он относился с осуждением после ошеломляющих разоблачений его деятельности, но пойти наперекор пожеланию почитаемого собеседника не позволил себе.
– За Сталина, – произнес тост Игорь Алексеевич, выпил до дна.
– За благополучие страны, – пригубил рюмку Вадим. В честь тирана не хотелось пить.
«Эти закаленные духом жестокого времени, прошедшие ад на земле, не спасуют и перед алкоголем», – отметил в уме Вадим. Сам он ограничивался мелкими глотками: спиртное не привлекало никогда.
– Вадим, мы с твоим отцом воспитывали и готовили тебя к тяжелой, но благородной службе. Вся эта… нарушила наши планы. – В отличие от отца он не брезгал крепкими словечками. – Ничего, пройдут смутные времена, придет спаситель, поднимет отечество с колен. Эти временщики дело до добра не доведут – разрушители не способны строить. Ветер истины сметет зловредную пыль! На нашей улице будет праздник!
Изрыгнув желчь, перешел на спокойный тон:
– Вадим, я верю в твой звездный час, но до лучших времен не доживу. Ты честный, правдивый, но
