— Это уже похоже на кровосмешение — ты понимаешь, что после сегодняшнего дня мы будем не только кузенами, но еще и свояками?
Люк пожал плечами:
— У нас обоих всегда был превосходный вкус.
Саймон фыркнул:
— Скорее вы оба унаследовали семейную склонность подпадать под чары женщин, с которыми ни один здравомыслящий человек не стал бы иметь дело.
В этот момент из парадной двери дома появилась Амелия под руку с отцом и сделала первый шаг на пути к семейной жизни. Сопровождаемая Амандой и Эмили, она была исполнена уверенности, потому что осуществилось то, о чем она так долго мечтала.
Они пересекли лужайку, и, проходя под старыми деревьями, Амелия сказала отцу:
— Спасибо, папа.
Он улыбнулся ей:
— За что?
— За то, что ты столько лет заботился обо мне. Еще чуть-чуть — и ты больше не будешь нести за меня ответственность… теперь это станет делать Люк.
Она добавила последние слова для того, чтобы смягчить правду, но она знала, что это за правда, и Артур — Кинстер до мозга костей — знал это тоже. Она искоса взглянула на него, но он безмятежно улыбался.
— Я рад, что ты выбрала Люка, он человек со всячинкой, но в основе своей из тех, кто никогда не станет пренебрегать своим долгом и своей ответственностью. — Артур погладил ее по руке. — А это хорошие качества.
Амелия глубоко вздохнула, чтобы придать себе сил, и они вошли в церковь. Остановились на мгновение, потом с безмятежной сияющей улыбкой она прошла по проходу между скамьями и встала рядом с Люком.
Он ждал. Их взгляды встретились. Он взял ее за руку, и они повернулись к алтарю.
Мистер Мерриуэзер совершил церемонию, радуясь, что венчает девушку, которую он когда-то крестил. Они произнесли свои клятвы сильными, четкими голосами — и все кончилось, и вот они уже муж и жена.
Она откинула вуаль, и Люк привлек ее к себе и поцеловал. Поцелуй был нежным, но долгим. Только она, чувствуя сдерживаемую силу в пальцах, сплетенных с ее пальцами, поняла, чего ему стоит эта сдержанность.
Потом они посмотрели друг другу в глаза и поняли, что под внешне спокойным видом оба охвачены желанием. Сохраняя наружное спокойствие, они повернулись к родственникам и друзьям, чтобы принять поздравления.
Люк понятия не имел, что нетерпение может дойти до такой степени, до такой точки, где оно превращается в осязаемую силу — в бушующего зверя внутри его, бьющего когтями и взывающего о помощи, об удовлетворении. Он надеялся, что обещание того, что она теперь принадлежит ему перед Богом и людьми, как-нибудь поможет ему пережить этот день. Они стояли рядом, принимали поздравления, кто-то целовал Амелию, кто-то жал ему руку или хлопал по плечу, а он думал только о своем внутреннем напряжении, о том, как натянуты его нервы.
Ему хотелось одного — схватить ее, привлечь к себе, расчистить дорогу к выходу, найти лошадь и умчаться далеко-далеко — увезти жену из ее дома в свой дом.
Желание это было настолько нестерпимым, что он с трудом дышал — и это он, он, который считал себя человеком, житейски умудренным! Но то, что сейчас бушевало в нем, не имело никакого отношения к житейской мудрости.
Однако ему предстоит пережить целый день, и он его переживет. Он вовсе не собирался показывать кому бы то ни было, насколько он увлечен. Никому, кроме Мартина, который заглянул ему в глаза и улыбнулся слишком понимающей, слишком сочувственной улыбкой. Мартин знал, через что он проходит сейчас, потому что сам прошел через то же самое.
Эта мысль если и не очень его приободрила, то по крайней мере успокоила. Если Мартин выжил, выживет и он.
Свадьба в июне имеет множество преимуществ, одно из которых — свадебный завтрак под открытым небом. Широкие лужайки предоставляли для этого прекрасную возможность; пока длилась церемония, прислуга расставила длинные столы и стулья под низкими ветвями деревьев, окружающих главную лужайку.
Завтрак с его неизбежными тостами превратился в шумное пиршество. Поскольку семьи новобрачных всегда были близки, члены их хорошо знакомы между собой, завтрак проходил в неофициальной обстановке.
Амелия радовалась свободной атмосфере, была довольна, что завтрак превратился в непринужденное семейное застолье. Она видела, как напряжен Люк, чувствовала, что его что-то гнетет, и только не понимала, что именно. Она опасалась, что это как-то связано с их договором, что теперь, когда он женился на ней из-за ее приданого, он хочет уехать и забыть о спектакле, который они разыгрывали перед светским обществом.
Все, конечно, считали, что они любят друг друга. С одной стороны, это было правдой — она была абсолютно уверена, что любит его. Так же она была уверена, что вторая половина уравнения может быть решена и, учитывая время и ее преданность, это обязательно произойдет.
Но пока этого не было. Может быть, думала она, всему при чиной — гордость Люка, его совестливость… отсюда его желание поскорее уехать, оставив этот день позади.
Пока же они оба знали, в чем состоят их обязанности. Праздник проходил в непринужденной обстановке, что облегчало их задачу.
Когда трапеза подошла к концу, они с Люком направились к противоположному концу длинного стола, беседуя с гостями и благодаря их. Большинство мужчин встали, чтобы размять ноги, собрались небольшими группками, обсуждая то да се, приятно проводя время и не мешая дамам.
Один из джентльменов подошел к Амелии. Она улыбнулась и протянула ему руку.
— Майкл! Я так рада, что вы смогли приехать. Гонория говорила, что в последние месяцы вы были очень заняты.
Майкл Анстрадер-Уэдерби, брат Гонории, пожал ей руку и ухмыльнулся:
— Когда она так говорит, я чувствую себя стариком, погребенным под папками и бумагами Уайтхолла.
Она рассмеялась:
— Разве это не так?
Майкл был членом парламента, считалось, что он далеко пойдет. Он был членом множества комитетов, и многие считали, что рано или поздно он займет свое место в кабинете министров.
— Увы, папки и бумаги — это правда. Что же касается возраста, то до старости мне еще далеко.
Она рассмеялась, он улыбнулся и огляделся, она заметила серебро у него на висках, посверкивающее сквозь густые каштановые волосы. Майкл был красив своеобразной красотой. Быстро прикинув в уме, она решила, что ему теперь года тридцать три. И он все еще не женат, но ради своей карьеры, к которой приложили руку и Кинстеры, и его дед, грозный Магнус Анстрадер-Уэдерби, ему следовало бы подумать о женитьбе. Считалось, что члены кабинета министров должны быть женаты.
— Магнус вон там. — Майкл кивнул на старика, который с мрачным видом сидел за столом. Магнуса мучила подагра, и он не мог долго стоять; рядом с ним сидела леди Осбалдестоун, на случай если ему потребуется помощь. Амелия помахала ему рукой. Подняв or ромную голову, Магнус кивнул, кустистые брови его были, как всегда, насуплены. Амелия усмехнулась и снова повернулась к Майклу.
