Наташа уперлась спиной в стену и остановилась. Пасечник надвинулся. Пахло от него чем-то затхлым. Гнилостным.
— Что-то ты, киска, не рада. Глазками не стреляешь, жопкой не виляешь. А зря. Кончилась твоя лафа, отблядовалась ты с директорами. Был твой хахаль, да весь вышел. И тебе оч-чень поднапрячься придется, чтобы за ним не отправиться. Постараться. Выложиться.
Она ничего не поняла. Мелькнула мысль: сбрендил, съехал с катушек, наблюдая, как она ходит по офису в короткой юбке…
— Москалец… — начала было она, но Пасечник перебил, раскатисто хохотнув:
— Не смеши мои подтяжки! Москалец у меня теперь вот где!
Он продемонстрировал огромную, лопатообразную ладонь — и медленно сжал толстые пальцы в кулак. Тоже в огромный. Москалец, положим, там бы не поместился, но средних размеров кокос спрятать было можно.
Вторая рука вцепилась ей в грудь. Смяла, стиснула грубо и больно. Отступать было некуда, Пасечник зажал ее в углу прихожей. Наташа закричала и попробовала оторвать двумя руками здоровенную лапу. Ни то, ни другое успеха не имело. С тем же результатом можно было пытаться разжать пальцы каменной статуи. А крик — пронзительный, долгий, рвущий уши — Пасечник слушал с улыбкой, как любимую музыку.
— Кричи, кричи, — поощрил он, когда Наташа замолчала чтобы вдохнуть. — Чем мне твоя квартирка нравится, так это звукоизоляцией. Давай, кричи.
Она не закричала. Изогнулась и вцепилась зубами ему в запястье.
Тут же два толстенных пальца сжали, как клещами, ее лицо с боков. Казалось, скулы хрустнули. — Мышцы челюстей пронзила резкая боль — и они непроизвольно разжались.
— Может, тебе зубы сразу выбить? — задумчиво поинтересовался Пасечник, — Чтобы за что другое не укусила. А то программа у нас сегодня длинная…
И ударил. Не в лицо — ткнул в диафрагму всего лишь пальцем. Наташе показалось, что в нее вонзился — глубоко, до хребта — металлический, добела раскаленный штырь.
Она беззвучно раскрывала и закрывала рот, пытаясь вдохнуть — воздух упрямо не хотел идти в легкие. Штырь внутри никуда не исчез, разве только обжигал уже не так сильно.
— Ладно, — прогнусавил Пасечник. — Романтичную часть знакомства объявляю законченной. Пора в койку. Порадуешься напоследок.
Он убьет меня, подумала Наташа, Не сразу, но убьет.
На котельную в свое время взрывчатки не пожалели — ни одной целой стены не осталось. Громоздившиеся обломки железобетонных плит вручную было не разобрать, и майор решил пробиваться к теплотрассе сверху.
Отнорок они выкопали в самом неудобном месте, в обширных зарослях краснотала, густо разросшегося уже после того, как был заброшен объект. Зато со стороны их раскопки видны не были, и случайно на лаз никто до вечера не натолкнется…
Сначала пришлось вырубать ножами узловатые кривые стволики — работа нелегкая, древесина, вроде и не толстая, оказалась плотной, вязкой, с трудом поддающейся стали. В земле — сплошное переплетение корней, прочностью, пожалуй, даже превосходящих ветви. Саперных лопаток было всего две, так что копали посменно, делая ход в виде воронки с пологими стенками — иначе почва осыпалась, норовя похоронить результаты трудов.
Наконец лопата ударила о бетон — и через несколько минут взмокший Петрусь вылез из ямы (в конце копать приходилось в одиночку, вдвоем на дне раскопа было уже не поместиться).
Детинушка вытирал пот и бурчал под нос, что копать ямы в его жизненные планы не входит и не входило, а если бы входило, то он служил бы в стройбате, или завербовался бы в археологическую экспедицию, где хотя бы выдают нормальный шанцевый инструмент и кормят от пуза…
Речь Петруся подходила уже к апофеозу — к предложению выдать ему для подкрепления истощенного организма премиальную банку тушенки — когда майор прервал его излияния:
— Иди, смени Мишу. Тут как раз дело по его части.
Миша на краю кустарника приглядывал за окрестностями, с другой стороны несла вахту Оленька.
Петрусь пошел через кусты напрямик, не выбирая дороги, — словно их и не было. Сегодня ночью, во время своего дежурства, он умудрился влететь в ловушку, которую насторожила на него Надежда. Осторожненько (когда надо было, Петрусь умел двигаться легко и бесшумно) просунул руку в палатку к девушкам, нащупал и вытащил из мешка консервную банку. Вскрыл одним движением десантного ножа, тем же ножом подцепил изрядный шмат содержимого — и отправил в рот… Вернее — транзитом — в желудок. Остальная пятерка проснулась от приглушенных, но весьма странных звуков, которые каждый истолковал по-своему Майору, например, показалось, что издает их вконец охрипшая кошка, неосторожно затянутая в трубу пылесоса… Но выяснилось, что это всего лишь Петрусь. Заодно выяснилось, что циатим можно использовать в фармакологии, как неплохое рвотное средство…
Грохнуло несильно. Как выстрел из Макарова, может чуть-чуть погулче, пораскатистей. Не услышат, успокаивал себя Лисовский. А если вдруг услышат, подумают на охотника-браконьера, решившего открыть сезон пораньше… Ага, и решат избавится от охотничка… Да нет, ветер от объекта, не услышат.
Миша склонился над воронкой, посмотрел на результаты своих трудов. Совсем чисто сработать не получилось. Овальный — только-только пролезть человеку — кусок железобетона еще держался на двух прутках арматуры. Пара ударов ногой — и путь открылся. Добро пожаловать. Потревоженная взрывом супесь скатывалась по склонам и исчезала в черноте провала. Как первые горсти земли в могилу, подумал майор. День был жаркий, но из дыры дохнуло холодом. А может, показалось.
Луч фонаря растолкал тьму, и мрачные кладбищенские ассоциации исчезли. Так… насчет проспекта Стас, конечно, погорячился… Две трубы, стандартных, десятидюймовых, в изоляции из пенобетона, поверху схваченного битумом. Между труб может протиснуться человек — если на нем не будет ни броника, ни разгрузки. И если он не Петрусь — тому дорога эта не светит.
Около часа они ждали, готовые к бою и прорыву, но ничего так и не началось. Или никаких охранных систем тут не было, или…
— Миша! — Лисовский кивнул на овальный провал, ничего больше не прибавив — партитура была обговорена заранее.
Без лишних слов Миша нырнул в отверстие — автомат и разгрузку ему опустили сверху.
— Ништяк, ползти можно, — донесся снизу приглушенный голос. — Но вот разворачиваться… не знаю, не знаю…
«Стройнее и миниатюрнее его только Оленька», — подумал майор. — «Значит, если что…» — он оборвал мысль.
Миша давно уполз, и шорохи его движения из-под земли не могли доноситься, но казалось — доносятся. Тихие, еле слышные. Словно чей-то недобрый шепот… А наверху пели птицы, и майор вслушивался в их хор отнюдь не из любви к природе. Знал — эти сторожа куда надежней любой электроники. Для обмана хитрых датчиков существует много не менее хитрых способов, а вот попробуйте-ка пройти по лесу незаметно для сотен глаз и ушей его мелких обитателей…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
