Незнамов сидел у себя в кабинете и безмятежно играл в компьютер. Белобрысый двадцатидвухлетний увалень был совершенно спокоен.
— Ты почему не пишешь объяснение?! — с порога закричал Виктор.
— А зачем? — не отрываясь от игры, спросил тот. — Все будет нормально.
— Что «будет нормально»?! Все уже ненормально! Ты видел, сколько начальников понаехало?! Пьяный следователь на месте происшествия! Вступил в конфликт с сотрудником прокуратуры!
— Да никакой я не пьяный. У друга сегодня день рождения, вот и выпил пару рюмок. Разве нельзя? А этот деятель из прокуратуры раздухарился, начал пузыриться не по делу…
— Ты хоть понимаешь, что ты говоришь начальнику?
Увалень повернулся, вытаращил наглые голубые глаза.
— Да не берите в голову, Виктор Сергеевич. Сейчас приедет отец и все вопросы порешает.
— И с прокуратурой порешает?
— Да конечно! Он всех кормит. И подкармливает.
— Тебе сколько лет? Двадцать два?
— Через месяц будет. Двадцать один пока… В ваши годы я полковником буду. А может, и генералом.
Шабанов вздохнул.
— Ну, раз так, я за тебя спокоен!
Виктор прошел к себе, нашел давний рапорт, собрался писать объяснение, но потом передумал. Если виновник происшествия не пишет, то, может, и ему не торопиться?
Через минут сорок дверь без стука распахнулась. Плотный круглолицый человек с маленькими, как у Чарли Чаплина, рыжими усиками подошел, протянул руку, без приглашения сел напротив.
— Я — Незнамов, — сказал он таким тоном, будто все в стране прекрасно знают эту громкую фамилию.
— А я — Шабанов, — в тон ему ответил Виктор.
— Что от меня еще требуется? — деловито спросил визитер. — Все проблемы улажены, но Вадик просил поговорить с вами.
— Как «все проблемы»? — не поверил Шабанов. — И с прокуратурой?
— Со всеми. Что еще надо? Может, и вам…
Он привычно пошевелил пальцами.
— Нет, спасибо! — Виктор брезгливо скривился. — Лучше объясните Вадику, чего нельзя делать на следственной работе.
— Я с ним обязательно поговорю. Это все?
— Все.
— До свиданья. Если надо — обращайтесь.
Папа Незнамов выполнил свое обещание: в суточной сводке ГУВД не оказалось никакого сообщения о происшедшем инциденте.
Но Шабанова это не спасло.
На следующий день, на оперативном совещании, Баринов обрушился на следственное отделение.
— Взаимодействие с оперативными аппаратами слабое! Помощи в реализации материалов нет! Дела волокитятся! Сотрудники систематически нарушают дисциплину!
Шабанов сидел, как на иголках. Ему хотелось возразить, но сейчас это было равносильно самоубийству.
— Я поставил вопрос перед следственным отделом города, чтобы в самое ближайшее время работе отделения была дана оценка! — закончил свое выступление начальник РОВД и многозначительно посмотрел на Виктора.
— Кстати, в городском следствии новое руководство! — торжествующе произнес он. — Петрицкий отстранен от должности, исполняет обязанности майор Скобликов.
«Вот оно что! — понял Шабанов. — Значит, выиграла та, другая сторона! Значит, дело плохо… Накопают всякого говна и выкинут по служебному несоответствию…»
Когда все стали расходиться, начальник окликнул:
— Шабанов, задержись!
Они остались наедине. Баринов отпер сейф, повозился, извлек конверт, бросил на стол, улыбнулся.
— Полюбуйся, Дон Жуан!
Шабанов вытащил фотографии. Он и Марина в «Замке», на кровати. Вот она сидит верхом, вот он пристроился сзади, вот классическая поза… А вот он с Ангелиной в восьмом «люксе»… Лицо девушки закрывают распущенные волосы, зато он виден во всей своей красе… А вот в его собственном кабинете, с Ангелиной и Жозефиной. Да-а-а… В кабинете жучков нет, он регулярно проверяет. Значит, эти сучки записали. Сейчас много микрокамер, спрятали в сумочку, выбрали нужный ракурс…
— Ты все понял? — спросил Баринов.
— Все, — кивнул Шабанов.
— Тогда пиши рапорт! — начальник положил рядом с фотографиями чистый лист бумаги и ручку. — На перевод в старшие следователи. Ваша команда проиграла, Петрицкий, в лучшем случае, уйдет на пенсию. А ты работай спокойно, следователь ты опытный… Только не лезь никуда, сиди тихонько, сопи в две дырочки…
Кадровые перестановки произвели быстро. Начальником следственного отделения стал Фирсов, теперь ему светили очередные звания и новые служебные перспективы. Ефанову уволили по служебному несоответствию. А следователь Незнамов был назначен старшим следователем как молодой и перспективный сотрудник.
Глава 11 Участковые. Звягинцев
Через какое-то время Видин вспомнил про квартиры для личного состава. Сергей докладывал ему об отработке мест сбыта краденого и других мероприятиях по делу «Налетчики», а когда закончил, подполковник спросил:
— Сергей, а что у тебя с приличным жильем? Помнишь наш разговор? У Черемхова и Ефимова — одни помойки…
— Помню, Сан Саныч. Есть одна, вполне приличная, на Каныгина, 4 — второй этаж «хрущевки»… Там одинокий алкаш живет, Журавлев его фамилия…
— Судимый?
— Давно, за бытовуху. Судимость погашена, ведет себя тихо. Проблем с ним нет.
— Ну и хорошо, что нет. Помочь ему надо, поддержать, может, и пить меньше станет. Одиночество такая штука — и ангел сопьется…
Звягинцев молчал, он был совсем сбит с толку. Помощь ранее судимым алкоголикам, по его разумению, не входила в компетенцию милиции.
— Ты познакомь его с моим племянником. Хороший парень, молодой, непьющий, он ему поддержку окажет…
Звягинцев только глазами хлопал.
— Не понял, Сан Саныч. А зачем вашему племяннику с алкашом возиться?
— Да затем, что ему квартира нужна. Оформит договор пожизненного содержания, а потом станет хозяином. Теперь понял?
— Да понять-то понял, — с сомнением произнес Сергей. — Только Журавлев еще всех нас переживет…
— Это, Сергей, один Бог знает, — сказал подполковник. — Ты пробей тщательно, действительно ли он одинокий? И чтоб квартира ни под арестом, ни в залоге не была. Да нагни ЖЭУ — пусть текущий ремонт сделают, а может, с элементами капитального — канализацию там поменять, водопроводные трубы… Они обязаны это делать — целевые платежи включены в квартплату, только не делают, а деньги пиз…т! Вот и заставь их выполнять российское законодательство!
— Сделаю, Сан Саныч! Они обычно с милицией ссориться не хотят.
— Ты где будешь после обеда?
— У себя, в опорном, бумаги отписывать.
— Племянник к тебе подойдет часа в четыре. Его Денис зовут. Сегодня и познакомь его с этим Журавлевым. Чего тянуть кота за хвост?
Денис оказался симпатичным молодым парнем, на вид ему можно было дать лет восемнадцать-двадцать. Звягинцев отвел его на улицу Каныгина, к панельной пятиэтажке. Когда-то их строили с расчетным сроком эксплуатации двадцать пять лет, но прошло уже пятьдесят, и хотя некоторые развалились, основная масса все стоит.
Они поднялись на второй этаж, Сергей сильно постучал в неоднократно выбитую, латаную-перелатаную дверь. Она довольно быстро открылась.
— Здорово, Журавлев! — Звягинцев четко приложил руку к фуражке, чтобы выразить максимальное уважение.
На пороге стоял высокий небритый мужчина неопределенного возраста, с сильно выкаченными, как при базедовой болезни, глазами. Он был в красной дворницкой фуфайке на голое тело, тренировочных брюках и босиком. Его взгляд проходил сквозь визитеров и упирался в противоположную дверь лестничной площадки.
— Не пойму, ты пьяный или трезвый? — спросил участковый и помахал ладонью перед заросшей физиономией.
— Да трезвый я, Егорыч, трезвый! — голосом запалившегося верблюда ответил хозяин. — Болею я, оттого такой смурной.
— Это хорошо, что трезвый. Я тебе, вот, Дениса привел. Будет за тобой приглядывать, помогать…
— Из СОБЕСа, что ли? — икнул Журавлев.
— Не совсем. Просто добрый человек. Ремонт тебе сделает, деньжат подбросит, продуктов…
— Это я согласен, — заулыбался хозяин.
— Только договор составите: потом квартира ему достанется.
— Это когда «потом»? Когда меня на Северное кладбище ногами вперед увезут?
— Ну, да.
— И это согласен! — Журавлев сделал приглашающий жест. — Заходи, земеля, знакомиться будем!
— Ты только аккуратно! — строго предупредил Звягинцев. — А ты, Денис, потом сразу зайди ко мне…
Через час Денис вернулся в опорный пункт. Он находился в хорошем настроении.
— Ну, как? — спросил Звягинцев.
— Все нормально. Спасибо.
— Что от меня требуется?
Денис наморщил гладкий лоб.
— Надо как-то оградить Семена Ивановича от его друзей-алкашей. Это можно сделать?
— Попробуем. Что еще?
— Пока все.
