Теперь наступал момент для реализации сути замысла шефа СД. Упоминавшийся дезертир под видом польского офицера, направленного из Варшавы со специальным поручением, должен был с помощью телефона на захваченной польской заставе сообщить в Рыбник о происходящей «перестрелке с германскими пограничниками» и срочно запросить помощь. Если бы дезинформированное таким образом командование польской воинской части в Рыбнике направило подкрепление, диверсанты разыграли бы «горячую схватку» между «немцами» и «поляками», чтобы в том месте, где граница делает крутой поворот, увлечь польских солдат на ее другую сторону. А затем переодетые в польскую форму эсэсовцы должны были вдруг «сдаться» и вместе с «немецкими пограничниками» наброситься на поляков и захватить их в плен. Вот этих поляков, якобы «вторгшихся на германскую территорию», Гейдрих и собирался представить иностранным корреспондентам и фоторепортерам.
20 августа Гейдрих снова появился на месте будущих событий и совершил долгую инспекционную прогулку по приграничной зоне. Он остался доволен – все было готово, следовало ждать сигнала «фюрера».
Шеф СД, разумеется, знал, что вторжение в Польшу назначено на рассвете 26 августа, и сделал все для осуществления трех намеченных провокаций в ночь с 25 на 26 августа. Он не предвидел только, что вечером 25 августа у Гитлера сдадут нервы и это внесет страшную путаницу в действия диверсантов.
«Большой глухарь»
Во второй половине дня 25 августа, когда Гитлер неожиданно отменил назначенное на следующее утро вторжение в Польшу, командир роты диверсантов получил с опозданием ранее отданный приказ быть готовым к выполнению задания. Указание об отмене приказа, несмотря на все старания Гейдриха, своевременно не дошло. Штурмовиков подняли по сигналу тревоги, и в Хохлиндене и Питшене они приступили к выполнению диверсии. Лишь Науджокс, ожидая у телефона сообщения о «смерти бабушки», остался со своей командой в гостинице в Глеивице. Причиной путаницы с приказами, как выяснилось, был слишком сложный порядок передачи закодированных указаний из Берлина. Стремясь исключить опасность какого-либо несвоевременного шага, Гейдрих установил, что приказ об исполнении операции должен был иметь не одно, а два предварительных предупреждения. Переданный по телефону пароль «Малый глухарь» означал: «Внимание!», а «Большой глухарь» – полную боевую готовность. И лишь по третьему сигналу «Агата» следовало приступить к осуществлению провокации. Результат такого трехэтажного педантизма в подготовке бандитской акции явился прямо противоположным. Услышав второй сигнал – «Большой глухарь», эсэсовцы восприняли его как команду действовать.
В районе Хохлиндена провокаторы были доставлены в лес, переоделись там в польскую форму и затем двинулись, как было намечено, по трем различным направлениям. Одно из подразделений успело уже проникнуть на 200 м на польскую территорию, когда догнавший мотоциклист передал указание немедленно отменить операцию. Поспешно вернувшись в лес, диверсанты переоделись и постарались незаметно вернуться на базу.
Вскоре выяснилось странное обстоятельство, над которым Гейдрих долго ломал голову. Польская таможенная застава, которую должны были захватить диверсанты, но чего они не сделали, так как были отозваны обратно, в тот самый вечер 25 августа была разгромлена германской воинской частью. Как оказалось, это было делом рук подразделения военной разведки. Было ли это простой случайностью? У Гейдриха возникло подозрение, что, несмотря на строжайшую секретность, абвер был кем-то неофициально информирован и намеренно уничтожил заставу, чтобы сорвать «операцию». Не видна ли здесь рука Канариса? Он не просто ненавидел Гейдриха, но и считал рискованным с точки зрения интересов германского империализма развязывание Гитлером войны в тех условиях. Сказанное выше о шефе абвера и методах его работы не исключает подобного предположения.
Гейдрих был взбешен. Поскольку нападение на Польшу несколько откладывалось, следовало опять ждать сигнала для проведения запланированных провокаций. Но вся затея была уже подмочена: возня эсэсовцев в районе Хохлиндена не осталась незамеченной, кроме того, из-за разгрома абвером польской таможенной заставы было уже невозможно заманить поляков на германскую территорию.
Что произошло в ночь на 1 сентября?
Когда Гитлер отдал окончательный приказ о вторжении Польшу на рассвете 1 сентября, Гейдрих вечером 31 августа распорядился приступить к осуществлению запланированных провокаций. В их сценарии на этот раз были внесены некоторые изменения.
В Хохлиндене группа диверсантов кружным путем была доставлена на затянутых брезентом грузовиках в приграничный лес. Там они пере: оделись в польскую форму и получили последний инструктаж: сначала идти вдоль границы до пересечения с дорогой Хохлинден – Хвалензитц и затем двинуться к германской пограничной заставе. При этом гитлеровцы должны были выкрикивать на польском языке ругательства в адрес Германии и стрелять в воздух.
Сцена для циничного спектакля была подготовлена заранее: удалили персонал заставы, а для пущей «достоверности» вблизи здания положили трупы нескольких человек в польской форме.
На сей раз «операция» прошла без неожиданностей и осложнений. После начала действий на заставе появились германские полицейские, которые тоже усердно стреляли в воздух, а потом стали задерживать «нападавших». По окончании операции эсэсовцев на тех же грузовиках доставили обратно на базу. Застава не была повреждена, лишь на стенах здания осталось несколько следов от пуль.
«В Хохлиндене, – писала на следующий день „Фёлькише беобахтер“, – польские повстанцы и солдаты польской армии напали на новое здание таможенной заставы. После полуторачасовой борьбы германским полицейским удалось отбить заставу. Число убитых и раненых из-за темноты не удалось точно установить. Восемь польских инсургентов и шесть польских солдат захвачены в плен».
Столь же циничной была провокация гитлеровцев 31 августа в Питшене. Около 19 часов к гостинице, где более недели в ожидании сигнала находились диверсанты, подъехали автомашины. Плотно поужинав, эсэсовцы поехали на грузовиках в расположенный близ границы лес. Облачившись в польскую форму и выкрикивая брань на польском языке в адрес рейха, они двинулись к дому лесника. И все это сопровождалось непрерывной пальбой в воздух. Некоторое время спустя под видом пограничной полиции «на выручку» прибыла другая группа эсэсовцев. К этому времени, однако, «налетчики» успели уже сесть в машины и вернуться в гостиницу. Там они заявили, что им удалось отбить предпринятое поляками нападение на Питшен.
Что касается лесника, то его, разумеется, предупредили заранее о предстоящем визите «гостей», а жену предусмотрительно отправили к родственникам в деревню. На следующее утро любопытные могли увидеть несколько следов от винтовочных пуль на стенах здания и оборванные телефонные провода. Близ дома лесника остались следы крови и рядом свеженасыпанный холмик.
В сенсационных сообщениях, появившихся 1 сентября в газетах рейха, говорилось, что накануне, около 20 часов 30 минут патруль пограничной полиции наткнулся на германской территории, примерно в двух километрах от границы, на группу польских солдат и повстанцев, насчитывавшую свыше 200 человек. «Поляки тотчас открыли огонь, пограничная полиция, получив подкрепление, оказала сопротивление,– живописала „Фёлькише беобахтер“. – Поляки потеряли двух человек убитыми, из них один – солдат. У пограничной полиции один человек убит и несколько ранено. Пятнадцать поляков, в том числе шесть военных, взяты в плен».
После «накладки», происшедшей 25 августа, ответственным за организацию всех трех провокаций – в Хохлиндене, Питшене и Глейвице – Гейдрих назначил шефа гестапо Мюллера. 31 августа он сидел в полицейском участке Глейвица (все три пункта были расположены неподалеку друг от друга) и ожидал сообщений о результатах «работы» эсэсовцев. Он нервничал: ведь вечером ему надлежало лично доложить Гейдриху, а в полночь вступал в силу приказ о запрещении полетов над германской территорией. Не дождавшись уточнения подробностей и захватив еще не проявленные пленки «с места событий», он вылетел в Берлин на специально присланном за ним самолете.
Гейдрих остался недоволен итогами «операции» в Хохлиндене. Она была проведена «недостаточно шумно» и не привлекла к себе внимания. Никто из местных жителей не увидел ни марширующих солдат в польской форме, ни взятых в плен «налетчиков»; даже мало кто слышал стрельбу. Единственным «доказательством» «вторжения» поляков были трупы людей в польской форме. Однако нацистские лидеры не рискнули представить корреспондентам ни тела убитых, ни поместить в газетах их фотографии.
