— Убийцу Морэ…
— Конечно, это вы, а Валери — ваша сообщница.
Кулонж не стал протестовать и не пытался лгать. Казалось только, что его сильное тело сразу обмякло. Он понял, что возражать бесполезно, и взял на себя ответственность за преступление, тем более, что Морис обвинил Валери. Кулонж тихо прикрыл дверь, повернулся и сказал:
— Морэ был последним мерзавцем.
Морис промолчал. Ему нечего было возразить.
— Я полагаю, — немного иронично пробормотал Кулонж, — что теперь вы охотно выслушаете мое признание.
— Если вы не предпочтете говорить в полиции.
— Нет.
Было заметно, что Кулонж прекрасно ориентируется в квартире Валери. Достав сигарету из позолоченной коробки, он сел напротив Мориса на стул.
— Я вас очень ценю, мсье Латель, — сказал он, закуривая. — Если вы не возражаете, то я сначала хотел бы поговорить с вами как мужчина с мужчиной. Потом вы сможете составить свое собственное мнение. Вы уже знаете о драме во Вьевре, не правда ли? Давид Шнеберг был клиентом банка, в котором я работаю. В своих операциях он всегда пользовался моими услугами. Примерно года полтора назад он снова приехал в банк и обратился ко мне…
Это была простая история, даже разочаровавшая своей банальностью. Шнеберг подал пакет ценных бумаг, который Кулонж должен был продать, и получил от него расписку… Шнеберг не заметил, что между ценными бумагами большого размера лежали маленькие.
Я тоже обнаружил их позднее. Там лежало восемь свободно продаваемых бумаг на общую сумму восемь тысяч четыреста франков, о которых Шнеберг не знал. Я получаю всего девятьсот франков в месяц, а Шнеберг был так богат…
— Значит, вы их присвоили?
— Да. Но некоторое время я выжидал, однако Шнеберг о них не спрашивал и, в конце концов, я их продал. И как нарочно, через два дня после этого он их хватился. Он проверял сейф и не нашел бумаг. Он спросил меня, не завалились ли они среди других бумаг. Я обещал проверить наличность.
— А вы не опасались, что у него могла быть ваша расписка на них?
— В принципе, да. Но номера бумаг при операции списываются. Если провести официальное расследование, то можно установить факт продажи их на бирже. И тогда бы мне не удалось спастись. Я признался в этом Валери.
— Вы уже были с ней знакомы?
— Да, уже три месяца. Срок небольшой, но это не имело значения. У нас с самого начала было все в порядке.
Эти слова поразили Мориса в самое сердце. Он сунул в рот сигарету и стал возиться со спичками. Говоря о Валери, Кулонж как–то успокоился. С прояснившимся лицом он продолжал:
— Может быть, вам смешно, но мы с Валери действительно как две разъединенные половинки, которые нашли друг друга.
Морису было не до смеха, и он резко сказал:
— Ну, рассказывайте о девятнадцатом июня.
— В воскресенье после обеда я был у Морэ и беседовал с ним о криминальном романе, который я в то время писал для него. Валери в этот день поехала к Шнебергу во Вьевр.
— Это вы ее послали?
Кулонж возмущенно выпрямился:
— За кого вы меня принимаете? — Затем, пожав плечами, он продолжал: — Верите или нет, но Валери поехала туда, даже не предупредив меня. Она надеялась уговорить Шнеберга взять за бумаги деньги и закончить на этом дело. Но это ей не удалось. Он был немного пьян, и хмель ударил ему в голову, когда очаровательная девушка обратилась к нему с просьбой. Он стал к ней приставать, и Валери ударила его тяжелой лампой, стоявшей на камине… Остальное не трудно себе представить. Шнеберг упал с проломленным черепом, а Валери в отчаянии позвонила от него к Морэ. Я разволновался и доверился ему.
— И он отвез вас во Вьевр на своем «Ягуаре». Но почему свидетель видел на заправочной станции его одного?
— Он сначала высадил меня возле дома Шнеберга. Мы не знали, что он умер, думали, что он просто потерял сознание. Мы надеялись, что из страха перед скандалом он не станет доносить на Валери… Но он был мертв. Это был несчастный случай. Валери упала в обморок, с ней это случается. Я же был сам не свой и не знал, что делать. Тогда я позвал Морэ, который ожидал нас перед домом.
Кулонж сделал паузу и продолжал:
— В этот раз Морэ впервые увидел Валери. И с этого началось. Мы вынуждены были делать все, что он потребует. Морэ не советовал звонить в полицию, так как никто не знал о присвоении мною бумаг и о визите Валери к Шнебергу. Мы тщательно вытерли лампу и поставили ее на место, на камин, а потом уехали в Париж. Сначала я был очень признателен ему и только потом понял, что он поступил так не из благородства, а совсем по другим мотивам. Вы можете себе это представить. За последние два года все его романы написал я. Морэ уже устал, выдохся, он ничего не мог придумать сам. Морэ — мастер детективной литературы — был я. Но об этом не знал никто, кроме моей тети… Я не могу на нее сердиться, — с нежностью продолжал он. — Она желала мне добра, но если бы не ее поступок, то вы бы не узнали о моем существовании и не приехали бы в предместье Сен–Мартин. Валери, между прочим, приехала туда в первый раз и, как нарочно, появилась тогда, когда и вы там находились.
Шаг за шагом Морис получал подтверждения всем своим предположениям.
— Но почему же она так поступила? — спросил он. — Это ведь было очень легкомысленно.
— Она приехала из–за черного «Пежо», который преследовал вас. Это ее так сильно беспокоило, что она хотела непременно поговорить со мной. К сожалению, у меня нет телефона.
— Кстати, о телефоне, — сказал Морис. — Вы уже потом, так сказать, задним числом, вызвали туда всех остальных, чтобы появление Валери не показалось подозрительным, не так ли?
— Да, это сделал я, когда вы с Валери находились наедине в комнате моей тети. И также я опустил в ящик конверт.
— Другие письма писали тоже вы?
— Да, — стыдливо признался Кулонж и тут же добавил: — Само собой разумеется, я не имел ни малейшего намерения причинить вред вашей дочери.
— Но почему вы угрожали ей?
— Я хотел таким образом направить полицию на поиски Дюпона. Валери позвонила мне в банк сразу же после вашего звонка.
— Итак, продолжим о Морэ.
— Вы понимаете, почему он выручил нас из затруднительного положения? — спросил Кулонж. — Он прежде всего преследовал свою выгоду. И он стал держать меня в руках с тем, чтобы я работал вместо него. Я был вынужден оставаться тайным автором всегда. С этим, однако, я бы еще примирился, если бы он не перенес свои вымогательства на Валери, угрожая ей полицией и тюрьмой. Он заставил ее стать его любовницей.
Кулонж встал и с высоты своего почти двухметрового роста продолжал:
— Да, такой свиньей был ваш друг.
Морису невольно пришла на ум параллель: Валери и Изабель. Одну он запугал, другую получил посредством лживых обещаний.
— Валери много месяцев терпела, ничего мне не говоря, — продолжал Кулонж, — но потом она не смогла больше выдержать и все мне рассказала. Мы пришли к выводу, что он должен умереть.
Теперь рассеялся остаток тумана, и Морис понял всю правду. Сначала он видел все в ложном свете, так как не учитывал важного психологического момента, а именно, профессии главного действующего лица. Как убийца, так и жертва были авторами детективных романов. Недавно Кулонж решительно заявил: «Морэ — автор криминальной литературы — это я». Теперь стали понятны и слова Валери, испуганной появлением фальшивого Дюпона.
— Дюпона не существовало, — сказал Морис. — Вы его просто придумали, чтобы направить полицию по ложному следу.
Теперь Морис не нуждался в подтверждении Кулонжа. Теперь он твердо знал, что рукопись Даниэля была фальшивой.
— Вы написали рукопись, а Валери нарисовала портрет. Встреча Морэ с Дюпоном была плодом вашего воображения.
Кулонж вздохнул.
— И когда вы очень искусно перемешали выдумку с правдой, — продолжал Морис, — это несуществующее стало более вероятным. Морэ и сам прибегнул к обману, когда звонил мне и спрашивал о Дюпоне. Вероятно, он сделал это по просьбе Валери, не так ли?
— Да. Когда он вам звонил, она была еще дома. Она сказала, что ей это необходимо для информации рекламного агентства. Конечно, Морэ понятия не имел, что этим он подготавливает свою смерть.
В циничной речи Кулонжа не было и тени раскаяния. Он добавил деловым тоном адвоката, объясняющего условия контракта:
— Мы предварительно обо всем договорились.
— Но все же Валери рисковала, — заметил Морис. Он имел в виду рукопись, портфель и все остальные пункты, в которых она была сообщницей. — Вы ее или она сама себя поставила в такое опасное положение?
— Нападение — лучший способ защиты, — ответил Кулонж.
— Все же для нее безопаснее всего было бы совсем не впутываться в это дело.
— Практически это было невозможно. Рано или поздно полиция обратила бы внимание на ее связь с Морэ.
