Валентин Федорович, не моргнув глазом, принял от меня из рук свою долю — пятнадцать процентов. Он извинился за свою грубость, сказав, что специально меня подначивал, чтобы я разозлился и моя мужская злость помогла мне выбраться из дерьма, а вообще-то он всегда в меня верил, поэтому и взялся мне помогать, хотя у него «клиентов» и без меня предостаточно.
На радостях я забыл все свои обиды, и мы поехали с ним отдыхать на Кипр.
55
Ну так вот, та история с женитьбой Вовочки. В следующий раз мы увиделись с ним в один воскресный день. Я только что вернулся из Будапешта, где заключил баснословно выгодный контракт, связанный с производством рекламной упаковки. Как раз был какой-то церковный праздник, вроде бы даже Пасха.
— Христос воскресе! — сказал Вовочка, увидев меня, и полез целоваться.
— Аллаху акбар! — ответил я, ловко увильнув из его размашистых объятий.
Я взял его с собой в дорогой супермаркет. Он неловко возил за мной тележку, а я нагружал ее продуктами.
— Видал, где можно отовариваться, если хорошо работать? — сказал я ему.
— Да, ё, такого, блядь, пейзажу я никогда, блядь, еще не видел! — широко жестикулируя, ответил он.
Он, когда себя не контролировал, по-прежнему говорил очень громко, почти кричал. Эта привычка выработалась у него благодаря многолетним пьянкам. За хмельным столом, в шумной компании невменяемых алкоголиков-горлопанов и визгливых шалав, нужно было все время кричать, чтобы быть услышанным. Я испуганно огляделся.
— Ты потише здесь блякай, притырок. Чай не на привозе!
— А чё? — Вовочка убавил громкоговоритель. — Ты же сам говорил, что блядь — литературное слово! Мол, оно образовалось от слова «блуд», «блудная женщина»?
— Это так. Но всему свое время и место. Посмотри на этих культурных законопослушных граждан. Разве они желают слышать в этом чистом храме обжорства такую гнусную брань, даже если она с какого-то боку нормативна?
Мимо дефилировали две в высшей степени благородных дамочки с комичными интеллигентскими ужимками. Заметив криворожего Вовочку в жалких обносках, они сразу скукожились, натянули на лица каменные маски с железными шипами и припустили, побросав на прилавок упаковки, которыми секунду назад так живо интересовались.
— Да-а-а, — мечтательно вздохнул мой провожатый, — я бы с удовольствием пощипал этих фифочек где-нибудь в темной подворотне!
И Вовочка страшно оскалился, будто был не безобидным трутнем, а законченным злодеем.
— Фу, Володя! Откуда у тебя такие мысли? — Я проводил взглядом убегающих дамочек. — Почему ты все время хочешь выглядеть хуже, чем ты есть на самом деле? Мы же цивилизованные люди. Водку не пьем, в лифте не блюем, женщин на рынке за задницу не хватаем. Ты забыл? Мы теперь честно работаем, читаем Достоевского и мечтаем жениться.
— Ну да! А я чего, спорю?
— О'кей, расскажи лучше, как там на телефонном фронте?
Вместо ответа Вовочка, чуть помедлив, залез во внутренний карман пиджака и явил замусоленный комок бумаги, в котором я с трудом признал свою таблицу для регистрации интересующихся женщин. Он протянул комок мне, я брезгливо его развернул и просмотрел.
В таблице почти невменяемым почерком было заполнено всего двадцать строк. Остальные страницы (а я тогда вывел для Вовочки четыре разграфленных листа) были пусты, только испещрены вдоль и поперек женскими именами и номерами телефонов.
— Чего это за уё такое?! — возмутился я, швырнув листы Вовочке в лицо. — Я тебе что сказал? Или всего двадцать звонков было?
Мой подопечный успел ловко подхватить падающие листы, заботливо спрятал их в карман и теперь понуро стоял передо мной с красным лицом, подбирая в уме всевозможные оправдания.
— Ты не представляешь, что все это время творилось! — наконец промямлил он без малейшей агрессивности. — Они, бля, как с сцепи сорвались! Круглые сутки названивают, без передыху. Только телефон включишь, дзын, и уже в трубке телка. Я сначала записывал всех подряд, потом только интересные варианты, а после вообще бросил. Ну на кой мне столько женщин? Я же за всю жизнь не смогу с ними со всеми… Это… Как его?
— Ну двадцать — это тоже маловато? — сбавил я напор.
— Нормально! — отвечал мой убежденный всезнайка. — Я и в них-то путаюсь, в этих двадцати. Тем более что они сами второй раз уже не могут мне прозвониться. Одна только прорвалась однажды — медсестра Аня. Спрашивает: когда мы, Володя, с вами встретимся? А я вряд ли бы врубился, с кем говорю, если бы она сама не напомнила наш предыдущий трёп.
— Ну дела! — подивился я. — И что, до сих пор звонят?
— Еще как! — Вовочка машинально сунул в рукав аппетитную колбаску, но под моим разъяренным взглядом вернул ее на место. — Я уже давно перестал подходить к телефону. Он почти всегда отключен. Только включишь, сразу звонок: Володю можно? У меня уже голова кругом! Да и батя ругается на чем свет стоит! Ведь нам никто дозвониться не может. Даже брат приезжал из Питера: «Что, ё-моё, у вас тут случилось? Никто не помер?» Я ему объяснил. Он не поверил, сам, бля, посидел пару часиков у телефона, только тогда до него дошло, до мудососа. Слышь, прикол, сначала все мне трубку совал да пилил меня по-всякому, а потом сам стал от моего имени разговаривать. Прикинь, добазарил-ся до того, что побежал на свиданку с какой-то маляршей, только пятки засверкали…
Вовочка, с одной стороны, радовался столь ошеломительному успеху, но с другой, и это было заметно, проявлял недовольство тем, что я убедил его поставить в объявлении домашний телефон.
— Что же, выходит, тебе полгорода, что ли, названивает?
— Получается так…
— Невероятно! Кто бы мог подумать?
Мне стало завидно. Боже, столько разных женщин, столько возможностей! И у кого! У Вовочки! Может, мне самому дать объявление?..
Мой друг еще целый час рассказывал про свои телефонные приключения. Какие только женщины не выставляли на объявленный нами конкурс свои кандидатуры! Любого возраста, национальности, социального статуса, ума, темперамента.
Я внимательно слушал Вовочку, задавал вопросы, советовал, как лучше в том или ином случае поступить. Уже у кассы мы с ним договорились, что он назначит женщинам, которые заинтересовали его больше всего, свидания — в день по встрече, а я со своей стороны подумаю над тем, как улучшить его имидж, чтобы увеличить шансы на взаимность.
Зубной врач, книга «Как соблазнить женщину», утренняя пробежка. Баня, парикмахерская, вьетнамский рынок одежды. Еще часы, модная барсетка и мое старое портмоне из фирменного магазина.
На первое свидание я провожал Вовочку, как в последний бой. На нем чистое белье, шмотки с иголочки, блестящие побрякушки. Он выбрит до синевы, на голове волосок к волоску. Он волнуется, как ребенок, и все время проверяет портмоне, в котором лежат выданные мной несколько хрустящих бумажек благородного достоинства — самый надежный путь к сердцу женщины.
— Постой! — Я останавливаю его, когда он уже почти закрыл за собой дверь.
— Чего еще? — досадливо спрашивает он, явно не соизмеряя свой неотесанный тон с моим вкладом в его «раскрут».
Я поливаю его с ног до головы своей лучшей туалетной водой, и он сразу начинает благоухать, как светский лев, как опытный и беспощадный сердцеед.
— Ну я пошел?.. — нетерпеливо осведомляется он, принюхиваясь.
— Иди с богом, сын мой!
— К черту…
56
Только через полгода я вновь добрался до той районной библиотеки. Помню еще, что в этот день мне стало особенно тоскливо, так тоскливо, что хоть стреляйся. Почему? Сам не знаю. На работе вроде все в порядке, жизнь налажена, дачу задумал покупать. На лице свежий загар далекого курорта, живот втянут, плечи набухли мышцами. С утра бассейн, в обед ресторан. И все равно на душе помойка. Вспомнил про милую брюнетку с обаятельной улыбкой из библиотеки и решил хотя бы на нее посмотреть.
«Так ли она свежа и хороша, как мне в последний раз показалось? — размышлял я в долгой очереди на светофоре. — Почему столь изысканный аромат заточен в темном глухом подземелье, а не услаждает своей утонченностью дворцовые залы? Может быть, ее неподдельную прелесть и совершенство замечаю только я один, а для других она всего лишь обыкновенная девушка из обыкновенной библиотеки? Но разве такое может быть? Какой бы специфический не был у меня вкус, истинная красота — свойство, очевидное для всех, безусловное?»
«И вообще, может быть, она замужем? — задавался я вопросом пятью минутами позже, прыгая из ряда в ряд, вместо того чтобы мирно ехать в общем потоке. — Например, ее муж обеспечен, у них прекрасная семья, и она ходит на работу просто ради того, чтобы быть при деле, чтобы не чувствовать себя оторванной от жизни домохозяйкой? А может, у них и дети есть? Впрочем, по ее фигуре не скажешь. Да и тогда в супермаркете я видел, что она покупала. Это набор продуктов одинокой женщины. И бедной женщины. Что б я провалился!»
