— Непременно, — прошептала Элисса в ответ.
— Пора ехать, Джулиет, — нежно напомнил ее супруг, подходя и обнимая жену за талию.
Майлс и Элисса минуту постояли у часовни, пока экипаж не скрылся из виду. Они не слышали ни звука, никого не видели, и тем не менее оба знали: они получили благословение.
Майлс взглянул в лицо Элиссы и протянул ей руку:
— Идемте, леди. Уже поздно, пора ложиться.
Глава 22
Мужчины — совершенно иные существа, заключила Элисса, пока муж вел ее по темному дому. В этот час им не встретилось ни души, дорогу освещала только полная луна, заглядывающая в окна.
— Должно быть, уже поздно, — прошептала Элисса, и была изумлена тем, как хрипло прозвучал ее голос.
— Около двух часов ночи, — сообщил Майлс.
— А мне ничуть не хочется спать, — добавила она. Казалось, это заявление позабавило Майлса.
— Тем лучше, — он тихо рассмеялся.
— Церемония была замечательной.
— Да, замечательной, — подтвердил Майлс. Элисса остановилась и подобрала длинный шлейф платья, обернув его вокруг левой руки. Ее вуаль из старинного тонкого кружева вокруг головы и плеч казалась облаком.
— Мне очень понравились ваши друзья Лоуренс и Джулиет.
— И вы понравились им.
— В самом деле?
— Конечно, — заявил Майлс. — Вы нравитесь всем. В сущности, вас любят все вокруг.
— Откуда вам это известно? — с любопытством спросила она.
Майлс тихо рассмеялся.
— Это известно всем.
— Вздор! — Элисса почувствовала, что ее щеки покрываются густым румянцем, и заметила, как велела ей скромность: — Кроме того, это неправда. Леди Чабб меня не любит. Иногда мне кажется, что я ей даже неприятна.
— И это еще одно из множества ваших достоинств, — холодно и сухо отозвался Майлс.
Элисса пожалела, что упомянула о леди Чабб. В конце концов, это ее брачная ночь, и ей не хотелось думать о неприятном. Она торопливо прогнала от себя мысли об этой женщине и сменила тему:
— Джулиет очень красива.
Майлс остановился перед залитым луной окном, повернулся к ней, взял ладонью за подбородок, и произнес голосом, от которого по ее телу прошла приятная дрожь:
— Это вы красивы, леди жена.
Последовала пауза.
— В день свадьбы жених просто обязан сказать невесте, что она красива.
— Откуда вы это знаете?
— Это знают все, — отозвалась Элисса, слегка поддразнивая его.
— Может быть, это знают все, — повторил Майлс, не сводя с нее глаз, — но вы красивы, как никто другой.
Элисса не привыкла к комплиментам — по крайней мере к мужским, и тем более к комплиментам мужа. Она отвела взгляд.
— У меня еще никогда не было такого прелестного платья.
— Впредь, леди Корк, я запрещаю вам носить серое и черное, — заявил Майлс.
— Это приказ, лорд Корк?
Майлс Сент-Олдфорд помедлил, выбирая слово.
— Нет, просьба.
— Я запомню вашу просьбу, ибо, честно говоря, мне и самой до смерти надоело одеваться только в черные и серые платья, — на лице Элиссы тут же появилось недоуменное выражение. — Но что мне теперь делать со своей одеждой?
— Раздайте ее.
— А что же я буду носить?
— Улыбку!
Элисса не поддержала его шутку — с одной улыбкой она была бы нага, как новорожденный младенец.
— Мне будет совсем нечего носить, сэр.
— Не отчаивайтесь, мадам. При необходимости лучшие портные Лондона — да и всей Европы — будут доставлены сюда, в аббатство, в почтовых каретах. Они придумают, составят и изготовят гардероб, достойный королевы. У вас будут дневные и вечерние наряды, утренние блузы и платья для чая, простые домашние и платья для торжественных случаев, словом, все, какие вы только пожелаете, всех оттенков радуги, — Майлс остановился и перевел дыхание. — Какой у вас любимый цвет?
Элисса задумалась.
— Кажется, розовый.
— Тогда вы получите дюжину розовых платьев.
— Нет, нет, голубой! — поспешно добавила она.
— Значит, у вас будет дюжина голубых платьев.
Элисса никогда особенно не задумывалась над своими нарядами и не интересовалась ими. Но теперь поняла, что не отказалась бы от роскоши, чтобы понравиться мужу.
Элисса искоса бросила взгляд на мужа.
— А что, если я опять передумаю и скажу, что мой любимый цвет — желтый?
Казалось, Майлс счел эти слова весьма забавными. Запрокинув голову, он рассмеялся, и на мгновение его тихий смех стал единственным звуком в освещенном луной зале. Элисса внезапно поняла, как ей нравится смех мужа.
— Я куплю вам сотню платьев, леди супруга, даже тысячу, если вы этого захотите.
— Понятия не имею, что делать с сотней платьев, милорд, а тем более с тысячей. В моей гардеробной едва ли хватит места для дюжины, — с сомнением проговорила она.
— Тогда, вероятно, вам понадобится другая гардеробная, — предположил Майлс. — И в Корк-Хаусе, и в замке Корк пустуют комнаты размером не меньше этого зала.
Это потрясло ее.
Внезапно Элиссе показалось, что ее будут считать деревенской простушкой в изысканном светском кругу своего мужа. Она задумалась, важно ли это для Майлса. Во всяком случае, ей придется последить за своими манерами. В конце концов теперь она маркиза Корк и хозяйка нескольких великолепных домов.
Не говоря ни слова, Майлс протянул ей руку и повел по огромной лестнице к их крылу дома. Сперва они остановились у дверей ее комнаты.
— А теперь я покину вас, миледи.
Элисса пала духом. Ее сердце рухнуло вниз, до самых белых атласных свадебных туфелек. Майлс прощался с ней! Значит, ей предстоит вернуться в свои комнаты, как будто ничего не произошло, ничего не изменилось, как будто она по-прежнему леди Элисса Грей, старая дева, а не леди Корк?!
— Тогда — доброй ночи, милорд, — с трудом вымолвила Элисса.
— Не «доброй ночи», а «до скорой встречи», — возразил Майлс, слегка нахмурившись.
Элисса открыла знакомую дверь и скользнула в свою маленькую гостиную, переполненная разочарованием. Оглядевшись, она сразу поняла причины спокойствия Майлса. Все вокруг изменилось. Пока они отсутствовали, здесь все преобразилось. Несомненно, по распоряжению маркиза Эмма Пнббл и мистер Блант позаботились об этом.
Изменения было невозможно не заметить. Высокая двустворчатая дверь, соединяющая ее гостиную с гостиной Рыцарских покоев — Элисса совсем позабыла о ее существовании, пока дверь скрывалась за огромным античным экраном — теперь была освобождена и широко распахнута.
Сам экран с изображенными на нем высокими витыми пагодами и вишневыми деревьями в цвету, вырезанный из темного дерева и инкрустированный драгоценным нефритом, цвета которого изменялись от алебастрово-белого до изумрудно-зеленого, от бледно-розового до черного — был приобретен пятым эрлом Грейстоунским и преподнесен своей невесте в качестве свадебного подарка, теперь возвышался в дальнем углу комнаты.
