спросила:
— Виктор, вы искушенный светский человек, много повидали. Что же там было, что вам так понравились?
Вопрос был не ради того, чтобы польстить, хотя и пришелся кстати — Виктор расправил и так расправленные плечи и улыбнулся. Просто стараниями Дианы в душе Альбины разрасталось беспокойство по поводу её дня рождения. И как девушка ни уговаривала себя не обращать внимания на подковырки приятельницы, справиться с тревогой не получалось. И если бы Виктор рассказал о чем-то интересном, подал бы идею, может, получилось бы придумать что-то для себя?
Но фокус не удался. Виктор задумался ненадолго, а потом пожал плечами с коротким: «Не знаю», — и принялся рассказывать о шутках и дурачествах, которыми развлекались молодые люди на тех самых светских приемах. Альбина даже обиделась. Они ведь так хорошо друг друга понимают! Как он не догадался, что она просит его о помощи? Как он мог так легкомысленно отмахнуться от её вопроса?
Какое-то время она не слушала собеседника, отчужденно смотрела на дорожку, стелящуюся под копыта её лошади, и боролась с обидой. Какая нечуткость, непроницательность! Странно даже. Ведь он такой хороший. Может… Может, просто не всегда попадаешь в цель. Так? Ведь верно? Вот и этот раз — просто случайность. Виктор же не знал, что для неё это важно. Да?
Альбина взглянула на спутника. Он что-то весело рассказывал и размахивал рукой со стеком, ямочка на щеке то появлялась, то пропадала, ветер трепал светлые кудри, и Виктор казался таким милым, что хотелось обнять и его, и весь мир. Девушка улыбнулась. Нет, на него невозможно долго обижаться. Прислушалась к рассказу, и вскоре уже смеялась очередной каверзе молодых лоботрясов.
Альбина заразилась хулиганским настроением от рассказа, чуть-чуть подогретым остатками обиды, и вдруг предложила:
— А давайте наперегонки? — И бросив на Виктора беглый взгляд, дала лошадке шенкелей, поднимая её в галоп.
У молодого человека на лице мелькнул такой азарт, в улыбке — что-то мальчишеское, и Альбина легко представила, каким он был лет десять назад — озорным и заводным, любящим приключения, мгновенно срывающимся на бег, едва позовут, и ловящим ветер своими кудряшками. Она сжала в руках повод и спрятала улыбку, склоняясь к шее лошади, чтобы той было легче набрать ход. И сосредоточилась на дорожке, по которой они понеслись. Гонка так гонка!
Впереди показался одинокий всадник, и Альбина свернула на газон. Останавливаться сейчас, когда они только разогнались? Ну нет! Сквозь шум ветра пробивался топот копыт настигающего её всадника. Девушка сжала губы и снова коснулась сжала ногам бока лошади — она не намерена уступать!
Но еще минута, и лошадиные морды сравнялись, а затем животное Виктора вышло вперед. Мужчина бросил задорный взгляд на Альбину, блеснул победной улыбкой, а потом вместо того, чтобы натянуть повод, заканчивая гонку, чуть отклонился в сторону и перепрыгнул на взвившейся лошади бревно, художественно заросшее невысокой травой и изображавшее, видимо, живую природу.
Альбина похолодела — она не заметила бы препятствия, если бы свернула туда же. Но это полбеды! Прыгать вот так, без подготовки, без отработки прыжка, на лошади, которую не обучали таким фокусам, опасно!
От ужаса, что животное Виктора не справится, и всадник вылетит из седла, Альбина закричала: «Нет!», хотела дать лошади шенкелей, но тут же натянула поводья — Виктор справился. И уже по ту сторону бревна придержал своё животное и развернул его навстречу Альбине, которая едва не потеряла управление от накрывшего её облегчения.
— Виктор! — Девушка тяжело дышала и, успокаивая дыхание, дрожащими руками перебирала повод, чтобы направить свою лошадь в обход препятствия. — Нельзя так! Я очень испугалась!
— Ну что вы, мадмуазель! — Виктор и сам прекрасно понимал, что сделал непростой и рискованный трюк.
— Виктор, вы… — Девушка хотела бы сказать, что он поступил безрассудно, что она испугалась до противной внутренней дрожи, что мелькнувшие в мыслях картины возможных увечий всадника блекли слишком медленно. Но разве в этом признаешься?
— Лошадь вряд ли обучена таким прыжкам, Виктор. — Голос Альбины дрожал, а улыбка вышла слабой.
— Мадмуазель, не стоит волноваться! Это не в первый раз, поверьте! И не так уж это и сложно! Здесь нужен лишь небольшой навык. Хотите, я вас научу?
— Спасибо, не стоит, — чуточку поспешнее, чем было нужно, ответила девушка.
— А меня знаете, кто научил? — Виктор лучился от того, что удачно справился с препятствием, что произвел впечатление, что за него волновались, и на этих эмоциях готов был говорить и смеяться искренне и громко, на весь парк.
Альбина только головой покачала — нет, она не знала. Лошади выровняли шаг, и теперь неспешно двигались по дорожке, позволяя всадникам перевести дух, успокоиться и немного поболтать.
— Это был Ольгерд Фернон! — Виктор всё так же победно улыбался и смотрел по сторонам — ну а вдруг ещё кто-то видел его ловкость? И, конечно, не заметил, что Альбина застыла на короткое мгновенье. — Он такие штуки выкидывать мастер. Я как-то попросил его научить и меня. И знаете, что он сделал, когда я никак не мог решиться, а всё топтался, примеряясь? Ольгерд взял и хлестнул мою лошадь! Она, ясное дело, испугалась и как помчалась! Сам бы я, наверное, так никогда и не решился. Но прыгнув один раз, перестал боятся.
Виктор чуть успокоился, и его взгляд стал задумчивым — он вспоминал свой невольный подвиг и получал удовольствие от этих воспоминаний. А Альбина задержала дыхание — картины переломанного, окровавленного всадника под копытами лошади снова встали перед глазами.
— Ольгерд удивительный человек! — Снова оживился Виктор, будто что-то вспомнил.
И то и дело поворачиваясь к Альбине, Виктор с горячностью стал рассказывать истории, пересыпая их подробностями о мужестве, героизме, решительности, суровости и отваге Фернона. Сначала — про лошадь, когда сам едва не вывалился из седла, но научился брать барьеры, затем ещё одну — как познакомился с Ольгердом. Затем — ещё пару о веселых, но не подобающих светскому человеку совместных выходках, где фигурировали ошарашенные дамы старшего возраста и испуганные и впечатленные удалью безусые юнцы.
Альбина слушала, слегка покачиваясь в такт шагу лошади, и вежливо улыбалась. А Виктор увлекся и не замечал ни её неестественно застывшей спины, ни натянутости её улыбки. Девушка молчала, сдерживала неудовольствие, все пытаясь понять, зачем Виктор хочет убедить её в чудесности господина Фернона. И чем дольше она молчала, тем сильнее он старался. Чувствовал что-то?
Нужно было прервать этот поток дифирамбов, и Альбина в конце концов пожаловалась на слишком теплую погоду, посетовала, что матушка, верно, извелась на такой жаре, ожидая её, и что ей жаль, но
