уже пора заканчивать прогулку. Виктор осмотрелся, оценил высоко стоящее солнце, чистое небо без единого облачка, чуть осунувшееся лицо спутницы и опомнился.
— Ах, Альбина! — Девушка отвернулась и наклонилась к шее лошади, чтобы скрыть гримасу — в этом "Ах, Альбина!" прозвучал интонации Дианы, и в душу мимо воли заглянула неприязнь. — Я совсем заговорил вас. Простите! Позвольте вас проводить.
— Нет-нет, я сама, благодарю. Мы уже почти на месте. — С натянутой улыбкой девушка указала на здание, к которому они подъезжали. — Мне стоит присесть, отдохнуть несколько минут после прогулки. Что-то я устала.
Это было правдой: Альбине хотелось побыть одной, справиться с неприятным комом в горле. Но ещё хотелось сказать какую-нибудь гадость, и, чтобы этого не произошло, стоило расстаться как можно скорее.
— Тогда я сообщу вашей матушке о том, что вы немного задержитесь. — Сверкнув улыбкой, Виктор резво развернул лошадь к навесу, где обычно отдыхали пешие посетители парка.
Такой вежливый, галантный… Только поспешный немного — Альбина предпочла бы, чтобы он продолжил свою прогулку по парку, а не мчался знакомиться с матушкой. Но уехал, и хорошо. Пусть лучше так.
Конюхи свою работу при господах предпочитали делать молча, тем более что мадмуазель была задумчива и бледна, и потому, пока ей помогали спуститься, потом придерживали, когда она разминала ноги, протягивали морковку, когда она прощалась с лошадкой, у Альбины было время подумать в тишине.
Говорил ли Виктор так же восторженно о ней, как о Ферноне? И почему её так задели его тон и рассказы? Альбина усмехнулась. Неужели это ревность? Она считала себя очень взрослой, гордилась, что стала опорой овдовевшей матери, что не повисла камнем у неё на шее, что способна на рассудительность и взвешенные поступки… Девушка глянула на небо и грустно улыбнулась. Оказалось, никакая она не взрослая. Оказалось, маленькая, да ещё и капризная девочка. Потому что только маленькие девочки вредничают, когда у единственной подружки кроме неё появляется кто-то, с кем можно играть. Альбина постояла с закрытыми глазами, держась за столбик невысокой ограды. Глянула на такое высокое и синее небо. Быть взрослой не так уж и сложно. Сложнее оставаться взрослой в любой ситуации. А надо привыкать. Альбина ещё раз вздохнула и пошла к матери.
Выйдя из-за конюшен, она замедлила шаг: Виктор, сияя улыбкой, раскланивался с Фёклой Фроловной, а затем ловким, слитным движением садился в седло, плавно трогал лошадь. Красив, что тут сказать? А матушка улыбается ему вслед.
Ох, кажется, сейчас начнется. Альбина, едва подошла ближе, услышала то, что готова была услышать:
— Алечка, какой приятный молодой человек!
И интонация этой фразы была скорее вопросительная. Какой ей быть, если в глазах матери тоже вопрос? И хоть этот вопрос был ожидаем, Альбина не знала, как на него ответить. Сказать, что нет, не милый? Так зачем прогуливалась с ним? Если ответить да, то сразу же последует другой, не менее предсказуемый вопрос о планах на будущее, и он пугал, этот вопрос, потому что и на него ответа у неё не было.
Поэтому Альбина только растеряно улыбнулась и почувствовала, как краснеет. Но матушка умудрилась всё истолковать по-своему, и её неуверенная, вопросительная улыбка окрасилась радостью.
— Алечка, детка! Чудесно, просто чудесно! — сказала матушка со слезой в голосе и обняла дочь.
— Мама, я не… — забормотала Альбина, пытаясь выбраться из ловушки, в которую так не хотела попасть, но все же попала. Что бы сейчас она ни сказала, Феклу Фроловну не переубедишь.
— Ничего-ничего, — ласково улыбнулась мама, отстраняясь и заглядывая дочери в глаза. — Не смущайся.
Альбине хотелось застонать, но она только болезненно сморщилась.
— Мама, пора идти. — Обернулась по сторонам и вздохнула — по дорожкам тут и там двигались всадники, и очень не хотелось давать пищу для пересудов.
— Да, конечно, — согласилась Фёкла Фроловна, прикрывая платочком то один, то другой глаз, и стала торопливо собирать рукоделие в специальный мешочек.
И они поспешно покинули парк.
Глава 22. Там
Мысль о дне рождения точила в голове ходы, словно злобный червь, и одно только упоминание об этом придавливало Альбину, мешая дышать. Время утекало, а дело не двигалось с места. Хуже того, идеи вымелись из головы, будто испугавшись того самого червя. Надо было отпустить ситуацию, расслабиться. Обычно это помогало, но сейчас никак не получалось. Ещё и поэтому становилось только хуже. И девушка решилась на крайнюю меру — поговорить с матушкой.
Обычно с Феклой Фроловной полезно было обсудить что-то попроще, что-то приземленное, касающееся хозяйства. Например, покупки, наём служанки или меню на неделю. Здесь матушке не было равных, и полученный совет гарантировал идеальный вариант решения проблемы. Но более сложных материй лучше было не касаться: матушка моментально смущалась, а засмущавшись, могла сказаться старой и не очень умной, спрятаться за свою провинциальность, или вовсе удариться в рассуждения. И её слова, простоватые, в чем-то наивные, иногда совершенно не в тему, но при этом льющиеся потоком без конца и края, говорили только об одном — человек хочет любым способом уйти от ответа, сбежать и спрятаться.
Боясь вот этой бессмысленной лавины, Альбина какое-то время молчала колеблясь. А заговорила только тогда, когда поняла: нужно просто кому-то выговориться, чтобы разорвать замкнувшийся круг мыслей, и неважно, получит она совет или нет. Нужно рассказать, и тогда, возможно, какая интересная мысль да и появится.
И момент выбрала удачный: они как раз шли после любимого матушкиного похода по лавкам с ощущением успешного дня — выгодные покупки и хорошая погода располагали к приятной беседе:
— Матушка, скоро мой день рождения. Как вы думаете, как нам его отпраздновать? — Вздохнула тяжело и выдала неожиданную для самой себя мысль, одновременно порадовавшись, что, кажется, прорвала-таки замкнутый круг, и испугавшись высказанной идеи: — Или вообще не праздновать?
— Алечка, надо, — наставительно прокряхтела матушка, — день рождения праздновать надо обязательно, гостей вот собрать. Только я совсем неумная, не знаю, что ещё подсказать.
Альбина постаралась спрятать вздох разочарования — ну что же, она и не обольщалась, спасибо, хоть что-то на ум пришло, хоть и не то, что надо. А матушка то ли от приподнятого настроения, то ли засовестившись, что не помогает дочери, а скорее от возрождающейся уверенности в себе, пройдя пару шагов в молчании, все же сказала:
— А вот если бы ты спросила совета у мадам Энне, то, может, она тебе что и подсказала. Она молода, умна, много знает. Вон, рекомендации к мадам Зу дала, а уж она какие платья шьёт! Лучшие в столице!
Да, платья дочери стали
