Он попытался вдохнуть, но не смог, запаниковал. Поднял голову и со всей силы втянул в себя воздух – такой холодный, что мгновенно сковал все мышцы.
Надеюсь, вы оба скоро сдохните.
– Катя! – Рука провалилась во тьму, пытаясь найти там что-то тёплое, что-то родное, но лишь сжала пустоту. Ладонь опустилась на что-то мягкое, пальцы прошлись по чьей-то коже.
Простынь. Это не кожа, а простынь.
Женя метнулся из кровати и чуть не упал, когда ступни коснулись пола. Всё тело покрывала ледяная корка пота. Ветер, ощущаемый только сознанием, пронизывал кости тонкими иглами. Холод ощущался на зубах, холод ощущался в онемевших пальцах, он заполнил собой весь организм, покрыв его льдом. Женя сделал несколько шагов в темноте и упёрся в стену. Когда рука дотронулась до неё, под ладонью он почувствовал могильный камень.
Катя…
Мгла втягивалась в грудь при каждом вдохе. Страх, первобытный и необъяснимый, заставил сердце биться чаще. Оно било по рёбрам, стучало в горле и грозилось выпрыгнуть через рот, ведь он уже пропитался вкусом крови. Замершей в сосудах крови. Поверхность губ покрыли иней, и Женя был уверен, что если бы не окружающая его темнота, он бы увидел при выдохе пар. Здесь царствовал холод, где бы это «здесь» не находилось. На теле Жени не было никакой одежды, каждая клетка кожи задыхалась от мороза, что проникал отовсюду.
Да хоть крышка гроба, папа. Я проломлю и её.
По венам потекла речная вода. Именно речная, никакая другая. Она пыталась, пыталась прорвать сосуды, но всё так же оставалась внутри, шумным потоком протекая по организму. Где-то рядышком зашептал огонь. Он о чём-то тихо разговаривал с темнотой и подбирался к Жене всё ближе и ближе, оставаясь невидимым. В нос ударил аромат горящей плоти.
Человеческой плоти.
– У тебя хайоший друг!
Голос доносился из ниоткуда и в то же время отовсюду. Нотки детского веселья отразились от стенок черепа и громким эхом занеслись по всей голове.
Друг…
Друг…
Друг…
Женя вспомнил, как лучи утреннего солнца скользили по волосам Кати, когда он выглянул из палатки. Вспомнил, как проснулся ночью от её всхлипов, как потом оказалось, вызванных приступом (или осознанием) счастья. Он вспомнил, как мгновенно залился краской, когда сразу же кончил, и как проникся к Кате ещё большей любовью, когда она не засмеялась, а начала помогать ему, направлять его. Детали стали прорываться из памяти подобно живым мертвецам, вырывающимся из могил. Перед глазами появились полуоткрытые, такие сладкие губы, отпускать которые не хотелось ни на секунду. Ладони напомнили изящные изгибы спины. Альвеолы лёгких набухли, когда сознание рассыпало вокруг тот горячий воздух, что тогда царствовал в палатке. Хищники любили друг друга, и это было прекрасно.
Кто-то шагнул в темноте, и река в венах застыла, мигом заледенев.
Женя вжался в стену, все тёплые воспоминания потухли как догоревшая спичка. Он вдруг понял, что стоит вернуться в кровать. Сейчас же, пока монстры не успели вылезти из своих нор. Монстры… какими забавными и нереальными они нам кажутся, когда мы думаем о них в свете солнечного дня, но стоит лишь ночи окунуть мир во тьму, как чуть приоткрытая дверца шкафчика закрывается, под кроватью кто-то скребёт когтям по полу, а за окном вечно что-то мелькает – кто-то, чей силуэт невозможно распознать.
И монстры эти выходят из наших голов. Именно ночью, когда мы одни.
Женя сделал небольшой шаг вперёд, чувствуя на себе оценивающий взгляд. Чьи-то зрачки скользили с головы до ног. Ступни тяжело опускались на пол. Весь мир сейчас потерял свои очертания, уместился лишь в звуки и запахи – именно они и выстраивали всё вокруг. Так вот, значит, как видят слепые. Женя буквально чувствовал, как дышит комната. Да, ветер пронизывал его голое тело, но это была комната, ничто другое. Дышал потолок, дышали стены, но с такой осторожностью, будто боялись того, кто был внутри них, кого они окружали. Если ОНО и дышало, Женя этого не слышал, но он знал… знал, что здесь не один.
Пробил тот час, когда монстры вырываются наружу.
Он сделал ещё один небольшой шаг в сторону, как ему казалось, кровати, когда за спиной раздался детский голосочек:
– А как иё зовут?
Дрожь пробежала по позвоночнику. Кости завибрировали, но Женя не дёрнулся. Позволил себе сжать кулаки, но и только. Проснувшись, он решил, что кошмар отступил, растаял в его сознании подобно лёгкому утреннему туману, но правда была другой – кошмар проник в реальный мир. Голос девочки был настоящим. Голос Кристины. Кристины, которая смогла улыбнуться даже после того, как зверски расстреляли её маму.
– Как иё зовут?
– Катя, – Женя продолжал двигаться к кровати, не оборачиваясь назад. Хоть вокруг и была кромешная тьма, он знал, что если обернётся, то увидит детское личико и пухленькие губки, совсем недавно целовавшие его в щёчку. – Её зовут Катя. Только, пожалуйста, не трогай её. Где бы она ни была, не трогай её.
Колени коснулись матраса. Женя медленно забрался под одеяло, лёг на живот, засунул руки под подушку и отвернул голову от голоса Кристины. Сейчас он закроет глаза, и всё исчезнет. Сон навалится на него тяжёлой волной, и он отдастся ей. Пусть поглощает этот мир, пусть уносит сознание куда-нибудь подальше. Всё образуется, всё будет хорошо, а пока можно поспать. В конце концов, кошмары – это всего лишь кошмары.
Одеяло заскользило по коже. Кто-то потянул его вниз.
Мышцы Жени разом напряглись. Глаза резко раскрылись, но света так и не прибавилось. Чьи-то пальцы стягивали одеяло, будто кому-то под кроватью стало очень холодно. Ткань прошлась по ягодицам, открыла их ветру, и как только одеяло полностью упало на пол, по всему телу разом пронеслись мурашки. Холодный пот примёрз к коже, готовой потрескаться от напряжения.
– Не вставай, Жень. Давай поваляемся.
Но он встал. Приподнялся на руках и развернулся, ожидая увидеть силуэт монстра, но наткнулся лишь на темноту. Голос из всех сил старался быть похожим на голос Кати, но фальшь прокрадывалась в нотках. Женя знал Катин голос. Он его любил, для него он был лучшей музыкой на свете.
– Тебе хорошо со мной?
Нет, это не она. Точно не она. Кто-то играл с ним, пытаясь установить свои правила. Кто-то прятался в темноте, скрывая свои очертания. Женя слышал, как дышит Катя. Слышал, как дышит что-то, пытающееся быть Катей. Вены на руках натянулись подобно канатным верёвкам, пока по ним шумной рекой протекала кровь – холодная, как объятия мертвеца.
– Это странно. Это всё очень странно…
Женя подтянул к себе ноги, прижался к спинке кровати, всё ещё держась на руках. Вроде бы только мёртвые могут покрываться инеем, да? Если так, значит, он покинул мир живых; иней на губах был настоящим, оставался на
