Да потому что происходит что-то совершенно непонятное, устало заключила Джемма. Совершается какая-то ужасная ошибка.
Ей надо поговорить с кем-нибудь, чтобы выяснить, что же все это значит. Но не с Коннором. Она пока не в силах посмотреть ему в глаза.
«Что же мне делать? — в отчаянии размышляла Джемма. — Что теперь со мной будет?»
Но тут она почувствовала, что силы изнуренного потерей крови и болезнью организма иссякли, и она засыпает. Блаженное забытье успокоило бурю бушевавших в ее мозгу беспорядочных мыслей. Она провалилась в пучину беспамятства, позабыв и про Коннора, и про все остальное.
Очнувшись, Джемма увидела, что дождь льет по-прежнему, но за окном сгустилась тьма. На столике возле кровати горела свеча и стоял принесенный кем-то поднос с легкой закуской и бокалом вина. Она не была голодна, только ужасно хотелось пить, однако при мысли о вине ей чуть не стало дурно. Вместо этого она отпила воды из кувшина для умывания — по крайней мере на вид она казалась свежей. Так и не притронувшись к еде, она откинулась на подушки.
И снова на нее навалилось тяжелое забытье, в котором ее не покидало чувство боли и утраты. До самого утра она беспокойно металась в постели, зовя Коннора. В какой-то момент она ощутила чье-то присутствие, однако протянувшиеся к ней руки не принадлежали той женщине, что так заботливо ухаживала за нею в деревне.
— Коннор? — прошептала она, сгорая от желания увидеть его.
— Тише, милая, — раздался низкий уверенный женский голос.
— Где… где он?
— В Эдинбурге.
— А когда он вернется? — капризно, словно избалованный ребенок, спросила она.
— Может, и сегодня. Тише, милая, поспите еще чуток. Проснувшись, Джемма обнаружила, что комнату заливает дневной свет, а набухшую кровью повязку между ног кто-то сменил на свежую. Она заставила себя взглянуть на нее, но не нашла следов новых кровотечений. Со стоном облегчения она опустила голову на подушку. По крайней мере хоть это кончилось.
С трудом повернувшись, она увидела, что вчерашний ужин убрали, и теперь на столике стоит новый поднос На сей раз Джемма заставила себя поесть яичницу с хлебом, а вот копченую рыбу оставила нетронутой. Чай оказался еще горячим — значит, завтрак принесли совсем недавно. Интересно, что же за незримые слуги так заботились о ней?
Джемма как раз покончила с завтраком и принялась внимательно осматриваться, когда в дверь громко постучали. Она уселась в кровати, еле переводя дыхание. Может быть, это Коннор?
— Кто там? — нерешительно спросила она тихим, хриплым голосом.
— Ха! — раздался не менее хриплый смешок.
Дверь распахнулась во всю ширь, и в комнату проковыляла морщинистая старуха с острым взглядом темных глаз и не менее острым носом. Наверное, некогда она была довольно высокой особой, но годы безжалостно скрючили ее стан. Она, словно мумия, была закутана в многочисленные слои теплого пледа, скрепленного на плече опаловой брошью невероятных размеров. Черные, зеленые и синие клетки шотландки чередовались в том же порядке, что и на юбках подвыпившей троицы, которая когда-то так разозлила Коннора своим появлением у них на ферме.
Джемма уселась попрямее. Вот, стало быть, цвета клана Макджоувэнов. А этот нос! Вряд ли нечто подобное можно было найти где-нибудь еще, только среди членов их семейства — значит, старая карга наверняка приходится родней Коннору.
— Вы проснулись, — утвердившись посреди комнаты и тяжело опираясь на трость с золотым набалдашником, изрекла старуха. — И как я вижу, уже поели. Хм-м-м. Похоже, вы все-таки выжили.
— Так это вы ухаживали за мной? — неловко поинтересовалась Джемма.
— Хи-хи-хи! — хрипло рассмеялась старуха. — Девочка, да разве я похожа на гили[2]?
— П-прошу прощения. А кто такая «гилли»?
— Ах-ха-ха! Я уж и забыла, что ты из сассенахов[3]! То есть, англичанка по-вашему. А гилли по-нашему значит служанка! И уверяю тебя, милая девочка, что никогда ею не была!
Да уж, ее вряд ли можно было в этом заподозрить. Несмотря на ветхость, в каждом ее движении проглядывала прирожденная аристократка. А за любой из сверкавших на ее скрюченных пальцах бриллиантов можно выручить денег достаточно для того, чтобы выплачивать пожизненное содержание для целого полка слуг, подумала Джемма.
К несчастью, сей антиквариат явно не имел желания представиться более подробно. Она молча подковыляла к самой кровати и уставилась на Джемму. От ее выцветшего пледа исходил тяжелый запах лаванды и шариков от моли. Старуха была такой худой и скрюченной, что ее седая макушка едва доставала до края матраца. Впрочем, встань Джемма рядом, результат был бы тот же: кровать поражала не только своими размерами, но и высотой, взобраться на нее можно было только с помощью лесенки. И если бы вместо полога это громадное ложе окружали деревянные панели, из него можно было бы устроить просторный кабинет.
— Не очень-то велика персона, как я посмотрю, — задумчиво проквакала старуха. — У меня есть кошки покрупнее этой пигалицы. Ха! Зато сильна духом, а? — воскликнула она, заметив, как Джемма нахмурилась. — Ну оно и. не могло быть иначе, коль ты решилась выйти замуж за моего дорогого племянничка.
— Вашего племянника?
Темные глаза, поразительно живые для такого старого лица, светились лукавством.
— Да вроде бы его следует называть именно так. Я — Мод Макджоувэн. И мой братец Джеймс приходился дедом и Коннору, и Джечерну. Ага! — снова воскликнула она, видя, как изменилось выражение лица Джеммы. — Видать, он не сильно много рассказывал тебе про нашу семью, а?
— Да, не много.
— Ха! Он и семье ничего не сказал о том, что женился! Я ушам своим не поверила, хоть сестрица Джечерна клялась и божилась, что он признался ей в этом сам. Наш Коннор? Женился? Вот почему я решила, что лучше всего самой поехать и удостовериться. Она потыкала Джемму концом своей трости.
— Кожа да кости, девочка, кожа да кости. Ну да, мне говорили, что ты была больна, и все оттого, что Коннор держал тебя взаперти на какой-то ферме. Это правда? Господи, и чего я спрашиваю — конечно, правда. Чего же еще ожидать от такого мерзавца!
Откуда-то из складок пледа Мод извлекла толстенную сигару и коробку дешевых спичек. Джемма заворожено следила за тем, как старуха откусила у сигары кончик и удивительно ловко сплюнула его в пепельницу.
— Ты устала, девочка. Я слишком много болтала. Я всегда много болтаю — так они говорят. Ха-ха! Давай-ка спи до полудня. Я еще вернусь.
— Подождите, пожалуйста!
Скрипя суставами, старуха кое-как развернулась.
— Хм-м-м?
— Вы… я не знаю… вы не могли бы сказать…