В переживаемых трудностях недовольные винили государство и партию. Звучали жалобы, что обещанную землю государство отняло, а коммунисты стали новыми помещиками, только еще худшими. «Крестьяне совсем не чувствуют, что они завоевали землю», – говорили крестьяне Бердянского округа. В другом регионе Украины, в Балаклейском районе на Изюмщине, было замечено стремление крестьян «к черному переделу, а также к захвату инициативы… по землеустройству» в свои руки[466].
Основной причиной своего «неполноправного» положения крестьяне считали неорганизованность, отсутствие собственного крестьянского профсоюза, который бы их защищал. Таковым они считали крестьянские союзы. Чаще всего за создание крестьянских союзов ратовали кулаки и зажиточные, хотя временами их в этом поддерживали и менее имущие соседи. Но в основном по вопросу о союзах люди с разным достатком занимали разные позиции[467]. Чаще всего в крестьянском сознании союз представлялся организацией, занимающейся закупками и сбытом сельскохозяйственной продукции, а также установлением на них единых, более высоких цен, при которых пуд стоил бы 1 рубль, а сапоги – 3, а не 15–40 рублей[468]. Разговоры о селянских союзах не ограничивались только завалинками, но звучали на сходах, поднимались на собраниях, беспартийных конференциях. Через крестьян-отходников проникали они и в города, а также в армию[469].
Дальше экономических мотивов в требовании создания союзов крестьяне в основном не заходили. Лишь изредка мотивировка переходила в политическую плоскость. Чаще всего политизация представлений о союзах происходила в городах и в армии. Там поговаривали о необходимости создания своей крестьянской партии, мотивируя это тем, что ВКП была для них «не своей»[470]. Если в начале 1920-х гг. любые политические мотивы увязывались с бандитизмом, то к середине десятилетия они приобрели уже советскую окрашенность. Например, встречались требования для справедливой защиты всех трудящихся учредить «в России» (очевидно, имелись в виду ВЦИК или ВУЦИК) «две палаты» – рабочую и крестьянскую[471]. Кое-где на почве недовольства величиной налогов сходы решали его не платить, а добиваться его снижения и учреждения крестьянского союза или созыва Учредительного собрания. Изредка звучали призывы использовать союзы для борьбы с рабочими и советской властью. За превращение союзов, равно как и беспартийных конференций, в законодательные съезды, отстаивающие права крестьян, ратовали в первую очередь кулаки[472].
Вообще, было бы неправильно говорить о крестьянских настроениях как о чем-то едином. Конечно, были и общие проблемы, одинаково волновавшие и богатых и бедных. К разряду общекрестьянских проблем относились недовольство «ножницами цен», антагонизм по отношению к городу. Но усиливающаяся дифференциация села приводила к тому, что у каждой социальной группы вырабатывались свои интересы, исходя из которых она реагировала на текущие события, а имущественный антагонизм стал обыденным явлением[473]. «Село – это несколько враждебных лагерей»[474], – замечал С. Ефремов. Основная борьба проходила между кулаками и незаможниками. Противостояние временами превращалось в настоящую войну, зачинщиками которой оказывались обе стороны[475]. Бедные выступали за продолжение политики раскулачивания[476], а зажиточная часть села лелеяла мечту о ликвидации КНС и возвращении изъятого ранее имущества. Комнезамы были надежной опорой советской власти во время Гражданской войны и помогли ей победить. Но к середине 1920-х гг. по причине своего радикализма, бюрократизации, а в ряде случаев и отрыва от сельского хозяйства они становились препятствием на пути налаживания необходимого советской власти союза с середняком и толкали последнего «в объятия» к кулаку. В середине 1925 г. ЦК КП(б)У был вынужден констатировать (правда, неофициально), что вместо союза незаможника с середняком фактически сложился союз середняка с кулаком[477].
По данным ЦСУ УССР, на 1927 г. кулацких хозяйств насчитывалось 204,5 тысячи, то есть около 4 % от числа всех хозяйств (правда, к их числу относили бывших кулаков и тех, кто служил у белых и петлюровцев). Из них (на 1929 г.) наемный труд использовали лишь 1,4 %[478]. Несмотря на немногочисленность, их влияние (причем не только в деревне) недооценивать нельзя. Кулаки активно стремились взять власть на селе под свой контроль. Будучи в политическом смысле «поразвитее» (в том числе и пообразованнее), они интересовались текущими событиями и демонстративно выдвигали общекрестьянские требования, пытаясь создать единый крестьянский фронт для борьбы с советской властью. Для этого использовались кампании по выборам в Советы (одно из главнейших проявлений активности в советских формах), экономические рычаги, церковь и т. д. И это им иногда удавалось[479]. В ряде случаев обе противоборствующих стороны действовали не от своего имени, а через середняков. Кулаки боялись «засветиться» и навлечь на себя гнев государства, бедняки же, находясь в экономической зависимости от кулаков, опасались лишиться их помощи. Поэтому по мере экономического восстановления села и развития внутреннего конфликта укреплялся и выходил на политическую сцену середняк, от настроения и самочувствия которого зависели как состояние государства, так и позиции украинского национального движения на селе.
Различие интересов разных социальных групп наиболее четко прослеживается по отношению к войне. Угроза войны и новой интервенции на протяжении 1920-х гг. была темой номер один и порождала множество самых невероятных слухов[480]. Отчасти ожидание войны провоцировалось политикой большевиков, отчасти рождалось на почве домыслов и слухов. Почти во всех округах УССР кулачество надеялось на нее как на избавление от коммунистического режима. Кулаки заявляли, что не собираются воевать за советскую власть и посылать своих детей в армию. Они намеревались разобраться с ненавистными коммунистами, с КНС и вернуть отобранное имущество. Бедная часть села реагировала на угрозу войны прямо противоположно, видя в советской власти «свою» власть, защищающую их интересы. Некоторые незаможные крестьяне в случае войны планировали разобраться с кулаками. Угроза окончательного решения «кулацкого вопроса» иногда влияла на умонастроения зажиточной сельской верхушки в положительном для большевиков смысле (то есть когда кулаки выражали готовность защищать советскую власть)[481].
Середняки по вопросу о войне колебались. На их позицию влияла расстановка сил на селе и экономический контекст. Понятно, что большая часть середняков и бедняков выступала против войны: она принесет разруху, тогда как «вообще жизнь налаживается». Но в случае войны они были готовы защищать СССР[482]. В западных приграничных округах настроения были более решительными: здесь крестьяне готовились отстаивать Союз и советскую власть, лишь бы не вернулись поляки. Основным движущим мотивом, из-за которого украинское село в большинстве своем приняло советскую власть и, несмотря ни на что, было готово ее защищать, было понимание, что хотя она и «не очень то», но лучше ее не будет и если она падет, то вернутся помещики. Уж лучше пусть будет советская власть, считали крестьяне, «чем панам руки целовать»[483], тем более панам-полякам.
Нельзя не упомянуть и об отношении крестьян к компартии. Отношение это было сложным, на него влияли социальные (антагонизм с городом), экономические (государственная политика), национальные (в основном антиеврейские) мотивы. Часто претензий непосредственно к партии не возникало, зато имелись они к представителям низовых партийных органов, которые обвинялись в злоупотреблениях, бесхозяйственности, искажении линии партии. Сказывалось и недовольство присылаемыми на село кадрами, не всегда знакомыми с крестьянской жизнью. Натянутые отношения возникали и по причине относительно небольшого числа коммунистов-крестьян. Партии не верили, боялись, как боятся всего неизвестного, и нередко она воспринималась как что-то враждебное, внешнее, пришедшее из города[484]. В то же время материалы конференций, обследования КНС и сельских Советов подчеркивали, что в целом крестьянство партии доверяло и видело в ней гарантию от реставрации помещичьей власти и землевладения.
Несмотря на некоторую отдаленность партии от села, крестьянство следило за внутрипартийной жизнью, но толковало ее по-своему. Особенно интересовались политикой кулаки. Середняки и бедняки в перипетиях внутрипартийной борьбы в основном разбирались слабее. Споры велись о том, кто из противоборствующих сторон – Сталин или оппозиция – хочет сделать «лучше» для крестьян. Исходя из этого крестьяне и определяли свое отношение к происходящему на властном олимпе[485]. Стоит отметить, что в большинстве случаев внутрипартийная политика не вызывала роста национальных чувств, разве что кроме антиеврейских.
