Обратно мы возвращались запыхавшиеся и обессиленные, но не в двадцать четвертую, а ко мне на пятый. Выплеснув раздражение и получив внеплановую кормежку, Степан наконец сменил гнев на милость, рухнул , плашмя на мои старые носки и задрых сном праведника.
Я же взялся за осточертевшие бумажки…
В шесть мы с ним спустились к Полю, где Степан тут же получил за якобы приличное поведение кусок обжаренной в сухарях телятины, а я — чашку крепчайшего смолистого кофе. Мой приятель безропотно согласился доставить Сабину из больницы, но предупредил, что с утра в понедельник занят, и мы договорились в половине двенадцатого встретиться у ворот института травматологии. Поль не был в курсе событий, и я ничего ему не рассказывал. Одна мысль о том, как мы с Сабиной под ручку вваливаемся в подъезд, меня буквально завораживала. С другой стороны — не везти же ее в багажнике? Прикинув, я сообразил, что на дежурстве в понедельник Кузьмич, а следовательно, на первых порах нам удастся избежать дурацких расспросов и возможных инфарктов.
Простившись с Полем, я в карьер поскакал к Сабине. В голове стоял туман от казенной жвачки отчета — а еще предстояло написать страниц тридцать, оформить рукопись и в понедельник в девять ноль-ноль предъявить ее Гаврюшенко.
В этой десятидневной гонке я и не заметил, как к городу подкралась весна. Я давно не звонил отцу, не знал, как мама, паршиво спал, запустил дом, перестал по-человечески есть… В общем, сам себя не пожалеешь — от других не дождешься.
С Сабиной мы устроились у того же окошка в закоулке, где обмывали ее погребение. Сегодня, не считая апельсинового сока и турецкого печенья, я ничего предложить ей не мог, но она, погруженная в сосредоточенное молчание, безропотно поглощала этот поздний ужин. Я поведал ей о наших со Степаном подвигах.
— Да, эта порода упряма, — подытожила она, слегка оживляясь, — но моему характеру скотч в самый раз. Я очень привязана к Стивену, однако, Егор, это ведь не первый мой пес.
Ну, об этом я как раз догадывался. Судя по тому, как она управлялась со своим Степаном, опыт у нее имелся.
Сабина, помолчав, продолжала:
— В Штатах собаки у меня не было. Питер у себя в доме держал огромного сенбернара, а его жена обожала котов. Когда я получила приличную работу и съехала от них, то ни о какой живности и речи быть не могло: я неслась домой вечером сменить приходящую бэби-ситтер, занималась ребенком, учила язык, а утром, очень рано, снова ехала на работу. Здесь же, уже через год после возвращения, первого щенка притащила в дом Евгения. Дворнягу.
— И что?
— Он сдох. По моей глупости. От энтерита. Еще двенадцать лет понадобилось, чтобы я снова решилась приобрести собаку. Но и следующий мой опыт оказался печальным.
Я приоткрыл окно, накинул Сабине на плечи свою куртку и закурил.
— Мы с Женей долго выбирали породу, — продолжала Сабина. — Наконец остановились на скотч-терьеpax. Теоретически я была основательно подкована, но вот практика… Мы купили очаровательную девочку по Имени Дора, королевских кровей, клубную, пестренькую, умненькую и очень резвую. В три года мы нашли ей жениха, холеного медалиста, производителя с гарантиями. Дора родила мертвых щенков. Мне бы на этом остановиться, тем более что в доме уже появились Павлуша и маленький Коля, но хозяева жениха Дорочки уговорили меня попробовать снова. Ей было уже почти четыре, она произвела на свет двух огромных мальчищек и через сутки умерла… Братца Степана забрали хозяева отца, а я осталась с этим парнем. Сабина улыбнулась.
— Смешно вспомнить, — сказала она, — как я его выхаживала… будто это я его родила. Все это происходило еще на бульваре Конституции. Представьте — двухкомнатная квартира, шустрый растущий внук, пухнущий от безделья Павлуша и Евгения, которая в сердцах как-то сказала, что животных я люблю больше, чем близких людей. К тому же им пришлось целых два месяца возиться со Степаном в девяносто четвертом, когда я, уйдя на пенсию, решила в последний раз повидать брата… Безусловно, по возвращении я нашла собаку в жутком состоянии и закатила неописуемый скандал. Мне, неприятно об этом вспоминать, как, впрочем, и о многом другом, связанном с жизнью вместе с дочерью. Все вышло не так, как я предполагала… Вы принесли мне Кинга? — внезапно перевела она разговор.
— Нет. Я не нашел в доме ни одной вашей книги.
— Это что, всю библиотеку они взяли с собой?
— Не думаю, — ответил я. — В спальне и в гостиной я видел какие-то полки…
— Труха, — отмахнулась она. — Для интерьера. Женя давно уже ничего не читала, а Павлуша делал вид, что он — рафинированный интеллектуал. Жалко, мой до-ригой. У меня было совсем немного книг, но я их сама подбирала, по собственному вкусу. А словари?
— Нету.
— А мои бумаги? — осторожно спросила Сабина.
— Ваш письменный стол пуст, — ответил я.
— Ладно, — женщина встала и подошла к открытому окну, — терять все нажитое мне уже приходилось. И документы исчезли?
Я кивнул.
— Значит, он взял и деньги в столе, и мою кредитную карточку… Теперь я понимаю, почему Павлуша остыл к квартире.
Я-то как раз ничего не понимал, кроме того, что Сабина ограблена подчистую. И впрямую спросил, как она к этому факту относится.
— Никак, — отрезала Сабина. — У меня в кубышке кой-чего осталось. Не пропадем… А попозже я свяжусь с братом. Так что вы мне принесли почитать на выходные?
Я выложил пестрые книжки, взятые из спальни ее дочери. Сабина поморщилась и отклонила.
— Нет уж, — сказала она. — Найду что-нибудь в палате. Вы ведь еще придете. Ежи, до понедельника?
Я пообещал, что непременно забегу, и мы простились.
Домой я шел по ночному затихшему городу, вдыхая прохладный, но уже слегка кружащий голову воздух. Я представлял себе, как Сабина лежит на своей больничной койке, бессонно глядя в белый потолок.
Она оставалась такой же юной и беспомощной, как и полвека назад. Бег времени коснулся ее не больше, чем тех, кто его никогда не замечает.
И я не решился бы назвать причину ее одиночества. Хотя бы потому, что в одном ее мизинце было больше мужества, чем у десятерых таких, как я.
Глава 3
Вопреки моим опасениям в понедельник все прошло как по маслу. С утра я водворил Степана в двадцать четвертую, затем забросил свой многострадальный отчет в прокуратуру, покрутился там и уже в одиннадцать был у Сабины.
Она упаковывала вещи, пока я беседовал с ее лечащим врачом, и сосредоточенно помалкивала, но, судя по всему, ее одолевало нетерпение.
— Все в порядке, Сабина, — сказал я, входя в палату и помахивая больничной справкой, — еще немного — и вы окажетесь в объятиях Степана. Не забудьте полотенце…
Окинув меня испытующим взглядом, она проговорила:
— А вы-то почему нервничаете, Егор? Дайте-ка сюда эту бумагу — толку от нее никакого, но мало ли что…
Ее правда — я действительно нервничал. На посту в подъезде сидел многоокий Кузьмич, и у меня не было никакого желания объяснять ему причину возвращения к жизни недавно упокоившегося жильца.
Сабина велела подождать ее за дверью, я подхватил сумку и, попрощавшись с обитательницами палаты, провожающими каждое движение Сабины завистливыми взглядами, закрыл за собой застекленную дверь.
Через десять минут мы уже сидели в провонявшей бензином и скотобойней машине Поля. «Нива» взревела, содрогнулась — и мы понеслись к дому. Поль, сияя зубами, без умолку нес какую-то околесицу, мы оба молчали, не вполне разделяя его восторг по поводу благополучного выздоровления мадам Сабины. В конце Поль выразил сожаление, что сегодня же вечером не сможет нанести Сабине визит, чтобы выразить пожилой даме свое глубочайшее почтение в приличествующей форме. Он бесконечно загружен работой.
— Забегайте, когда освободитесь, мой дорогой, — успела вставить Сабина.
— Шестой этаж, квартира двадцать четыре…
— О'кей, — прорычал Поль, лихо выкручивая баранку. — Приехали! Я не выхожу, Егор, ты проводишь мадам?
— Йес, Поль, — ответил я, извлекая женщину из машины. — Спасибо. Ты меня очень выручил.
На ногах Сабина держалась еще не совсем твердо, дыхание ее было затрудненным. Я посмотрел вслед заляпанной по крышу грязью «Ниве».
— Все нормально? — негромко спросил я.
— Секунду, — ответила Сабина. — Сейчас отдышусь. На посту сидела совершенно незнакомая тетка.
— А где Кузьмин? — спросил я, когда мы вошли в подъезд, придерживая мою спутницу под локоть.
— Домой побег, — равнодушно сообщила женщина. — Я им соседка; там к ним родня нагрянула… В час должны приютить. А вы кто будете?
— Передайте ему привет от Георгия, — ответил я, по пути к лифту прикидывая, что вроде бы еще вчера у Кузьмича никакой родни не было, и добавил:
— Сабина, да перестаньте же дрожать, как перед венцом. Мы почти дома.
Отпирая тамбур, я услышал за дверью двадцать четвертой захлебывающийся лай Степана.
