– И королевы? – добавил Гайфье.
– И королевы…
– В чем же истина для королевы?
– В смерти…
– Ты хочешь сказать, что ее хотят убить?
– Да…
– Кто?
– Рядом с тобой… Он – рядом с тобой… – сказал призрак.
Ренье быстро глянул на Пиндара, чтобы увидеть, как тот воспринимает происходящее. Неужто поэт до сих пор не догадался о том, что его разыгрывают? Или до сих пор он служил в домах, где подобные вещи не были приняты?
Пиндар, бледный как гриб поганка, выглядывал из-под одеяла. В слабом свете двух лун и сиянии, исходившем от привидения, видно было, как безумно блестят его глаза. При последней реплике призрака Пиндар содрогнулся всем телом и медленно уполз под покрывало.
И тут произошло сразу несколько событий.
Во-первых, посреди комнаты – неизвестно как – очутился четвертый постоялец. Он выглядел вполне материальным, плоть и кровь: не испускал синюшного сияния, не изрекал «пророчеств» загробным голосом, не летал над полом. Нет, он просто сделал несколько шагов, тяжело вздохнул и проговорил, как бы обращаясь к самому себе в глубочайшей задумчивости:
– Где же это проклятое письмо?
Призрак, белевший за окном, взвизгнул:
– Ой, мама! Он! А!
И с грохотом рухнул вниз. Слышно было, как сверху на него упала приставная лестница и как он ругается и стонет на земле. В довершение всего донесся звон разбитого кувшина и слабенькое причитание:
– Ой, ой, мама…
Гайфье стремительно отпрянул от окна. Темный силуэт посреди комнаты шагнул к нему и заговорил:
– А вы, случайно, не видели письма?
Гайфье молчал, пытаясь, видимо, разглядеть во мраке лицо говорившего. Потом неуверенно спросил:
– Господин Ренье, это вы?
– Нет, я здесь, на кровати, – подал голос Ренье. – Погодите, я зажгу лампу.
– Вы очень меня этим обяжете, – сказал незнакомец. – Понимаете, я потерял здесь проклятущее письмо, а если оно попадет в чужие руки…
Он безнадежно вздохнул и передвинул дорожный сундучок, стоявший под окном.
Вспыхнул неяркий свет масляной лампы. Стало видно, как в окне кружатся мелкие мошки. Прямо перед Ренье стоял смутно знакомый человек, приблизительно одних с ним лет, и грустно всматривался в угол комнаты.
Затем пришелец перевел взгляд на самого Ренье, и удивленная улыбка проступила на его бледном лице.
– Эмери! – проговорил он. – Вы сильно выросли и возмужали, мой мальчик. Всегда были старательным, хоть огонька вам не хватало. Да, не хватало. Впрочем, вы, помнится, всегда были неженкой. И хромоножкой к тому же.
Он сделал изящное и резкое движение рукой, и тут Ренье узнал его. Человека, о котором он не вспоминал долгие годы – просто потому, что человек этот давным-давно был мертв.
– Господин Клоджис, – прошептал Ренье.
– А, вспомнили! – обрадовался Клоджис. – Ну, наконец! А еще говорят, будто ученики никогда не забывают своих бывших учителей.
Клоджис был учителем фехтования в Академии Коммарши. Кроме того, он шпионил для герцога Вейенто. Адобекк настиг его в таверне «Сердце и гвоздь» и убил, а Ренье и Эмери по приказанию дядюшки закопали тело в конюшне. Это случилось давным-давно…
– Ну что, Эмери, как ваши дела? – дружески спросил Клоджис.
– Неплохо, – отозвался Ренье.
– Что Адобекк?
– Состарился. Засел в замке и чудит. Впрочем, я не виделся с ним почти год.
– Да, люди стареют, – согласился Клоджис так отрешенно, словно никогда не принадлежал к роду человеческому и сожалеет о его слабостях как бы издалека, абстрактно.
– А вы все здесь, господин Клоджис? – поинтересовался Ренье.
В груди у него было пусто и холодно, как будто он и сам находился в могиле. Он не понимал, как ему удается так спокойно беседовать с человеком, мертвым уже пятнадцать лет. С человеком, чье тело он сам закапывал в землю. Должно быть, какое-то нравственное уродство, решил Ренье.
Гайфье тесно жался к стене, наблюдая за происходящим. За все это время мальчик не произнес ни слова. Он почти не дышал, боясь упустить даже самую ничтожную мелочь.
Ренье махнул рукой в сторону кровати, где под покрывалом скорчился второй его спутник:
– Пиндар тоже здесь.
– Пиндар? – Казалось, призрак обрадовался. Он подошел к кровати и решительно сдернул покрывало. Там действительно обнаружился поэт, застывший в холодном поту.
Нависая над беднягой, Клоджис строго вопросил:
– Где письмо? Ты его спрятал? Отвечай!
– Нет, – пролепетал Пиндар, сам не зная, где набрался дерзости для того, чтобы заговорить.
– Письмо, письмо, – озабоченно повторил призрак. – Они забрали мое письмо. – Он вцепился в волосы и сильно дернул. – Я никак не могу вспомнить, куда его дел. Куда они его положили? А? Пиндар!
С неожиданной силой Пиндар вскочил. Глаза его вспыхнули, волосы взметнулись. Он сжал кулаки, поднял их и потряс перед носом Клоджиса.
– Кто тебя нанял? – завизжал он. – Ренье? Его проделки, да? Он всегда был неблагонадежен! Он всегда!.. Я ведь знаю! Влез в друзья к королевской особе… Он и его брат, оба! Оба обманщики! Кто тебе платит?
Призрак несколько секунд смотрел на беснующегося Пиндара, а затем покачал головой.
– Должно быть, его украли. Без письма я не могу вернуться. А если оно под кроватью?
И он преспокойно снял голову с плеч. Открылась черная рана под мышкой, там, куда пятнадцать лет назад вонзился клинок Адобекка. Призрак аккуратно опустил голову на пол. Подтолкнул ногой, точно мяч, и она тихо укатилась под кровать. Затем донесся голос:
– И здесь нет…
Пиндар завел побелевшие глаза, осел на постели и повалился на бок. Он ударился виском, крякнул в полузабытье, после чего дернулся всем телом и остался лежать в неудобной позе.
Призрак наклонился, пошарил под кроватью и вытащил оттуда свою голову.
– Что? – спросил он у Ренье, который смотрел на него широко раскрытыми глазами. – Что с вами такое?
– Ничего, – сказал Ренье. Он по-прежнему находился во власти холодной пустоты, что охватила его, едва он узнал Клоджиса.
– В таком случае вы меня понимаете, – объявил призрак, пристраивая голову обратно на плечи. – Проклятье, Эмери! Я смехотворен и сам знаю об этом. Я – смешон! Всю мою жизнь я был смешон. И ваш дядя Адобекк постарался, чтобы так оно и осталось. Навеки! Вы понимаете, что такое оставаться смешным навеки?
Он потянулся к Ренье, и тот увидел в провалах его глазниц собственное отражение. И отражение это постепенно молодело, возвращаясь к тому облику, который был у Ренье пятнадцать лет назад. Исчезли морщинки, порождение бездумного смеха; губы снова изогнулись в готовности улыбнуться; округлые щеки прямо-таки лопались от несокрушимого здоровья. Внезапно Ренье понял: именно таким видит его Клоджис.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
