— Бедная женщина…
— О нет, она не бедная — она преступница и еретичка! Таких надо распинать на крестах!
— Ой, парни… Может, вы и меня распнете?
— А ты не говори что попало, Юлия. И вообще, сегодня ожидай нас только к утру.
— К утру? Что же вы будете делать ночью?! Неужто молиться?
— Ха, молиться? Да нет — мы будем жечь костер у старых тофетов и славить нашего великого рэкса!
— У тофетов… там ведь был языческий жертвенник. Вы что же это — язычники?
— Да кто тебе сказал? Ты больше никогда не задавай такие подозрительные вопросы, Юлия… Ну все, хватит болтать — мы пошли.
Саша едва успел укрыться за кустами, как из дому появились двое мальчиков лет тринадцати, очень похожих: скорее всего, это были родные братья. Один — чуть постарше, оба светлоголовые, кареглазые, в одинаковых льняных туниках до колен и в шерстяных плащиках. Прошлепав по тропинке сандалиями, ребята отперли засов и выбрались на улицу.
— Эй, сестрица! А кто будет ворота запирать? — вспомнил вдруг старший. — Ну, мы пошли уже.
Немного выждав, Александр хотел было выскользнуть вслед за парнями, да немного не успел. На крыльце появилась девушка, точнее сказать, молодая женщина лет двадцати пяти, в длинной, до самых пят, темной тунике и такой же темной столе, надетой сверху. Голову женщины покрывал серый убрус с вышивкой, но без всяких украшений. Лицо казалось очень приятным и даже изысканно красивым — чуть тронутое загаром, с изящным чувственным носом и тонкими бровями, губы тоже, наверное, были чересчур узки, впрочем, это ничуть не портило впечатление. Глаза карие, как у только что вышедших из дома мальчишек, в общем-то похожих на эту женщину, — карие и заплаканные.
— Господи! — Закрыв на засов калитку, незнакомка с тоской посмотрела в небо. — И когда только все это кончится? Эх, надо было завести собаку…
Вдруг она странным образом сменила тему: подошла к тем кустам, за которыми прятался Саша, и сказала:
— Если ты вор, то ошибся адресом. У нас здесь просто нечего воровать. Разве что козье молоко и сыр.
— От молока бы не отказался. — Молодой человек покинул свое укрытие и поклонился со скромною и приветливою улыбкой. — Если, конечно, в этом доме не найдется вина.
— Да пожалуй, найдется. — В глазах женщины не было страха — лишь тщательно скрываемые слезы, причиной которых был явно не Саша.
— Хочу спросить, ты меня не боишься, любезнейшая госпожа?
— Я вообще ничего не боюсь с того времени, как погибли родители. И особенно после того, как мои братья… Впрочем, это неинтересно. Прошу, проходи в дом.
— Благодарю…
— Только убери куда-нибудь свой меч. Мерзкое оружие.
— Напротив — очень красивое. Но воля хозяйки — закон. Куда бы мне его убрать? Может, под лавку?
— Ах… — Незнакомка махнула рукою. — Куда хочешь, господин. Смею заметить, не очень-то ты похож на вора. Скорей на разбойника. Как ты перебрался через ограду?
— По дереву.
— Ах, ну да. Тому, что на площади.
— А как ты узнала?
— Кусты и трава примяты. И кровь. Ты ранен?
— Нет. Натекла с меча.
— Значит, кого-то убил.
— Поверь, вовсе не я начал заварушку первым.
Внутреннее убранство дома носило тот отпечаток плохо скрываемой бедности, что не так уж и редко встречается в постсоветской России, в квартирах провинциальной интеллигенции, убогих и нищих. Впрочем, в российской провинции практически все квартиры убогие — всякие там «корабли», «брежневки», «хрущевки» и прочая гнусь, уместная лишь в самых отсталых странах третьего мира, однако тем не менее стоящая немаленьких денег.
Выцветшие портьеры, когда-то побеленный, а ныне осыпавшийся, но аккуратно замазанный потолок, цементный пол с выбитой инкрустацией, прежде позолоченные, а ныне облупленные светильники — все говорило о том, что домик этот знавал лучшие времена. Однако предложенное хозяйкой вино оказалось чудесным, быть может, сохранилось из той, прежней жизни?
— Были бы живы родители, все было бы иначе. — Юлия перехватила взгляд гостя и невесело улыбнулась. — Увы… Я же вам сказала — у нас совершенно нечего брать.
— У вас есть свой дом, сад, — покачал головой Саша. — А ведь многие не имеют и этого. Эти мальчики — они твои братья?
— Да… к сожалению.
— Почему ж к сожалению? По-моему, они шустрые парни.
— Вот именно, шустрые… чересчур. Их воспитываю вовсе не я — «черные плащи»! — с неожиданным отчаянием вдруг выкрикнула молодая женщина. — Мерзкие твари, они забрали у меня детей! Моих братьев. Бедные родители… Слава богу, они до этого не дожили.
Гость осторожно поставил бокал на стол:
— Хорошее вино, спасибо.
— Налить еще? — Юлия улыбнулась. — Хочешь спросить, не боюсь ли я ругать «черные плащи»? Нет, не боюсь. Когда остаюсь одна дома.
— Но я…
— А ты, господин, тоже от кого-то скрывался, значит, не из них. Уж они-то ни от кого не прячутся, творят свои мерзкие дела открыто! Вот и сейчас — удумали устроить ночью сборище у старых тофетов! Сначала просто костер, потом начнут поклоняться гнусным языческим идолам… Все так. Ну, выпьем еще?
— Да, пожалуй. — Молодой человек кивнул.
— Прости, что вываливаю на тебя свои напасти. — Лихо выпив бокал, хозяйка взяла с полки еще один кувшин. — Это получше, покрепче будет. А вообще хочется выговориться, излить душу незнакомому человеку. Не со стенкой же разговаривать, верно? А жаловаться Господу или святым я не привыкла… и вообще не привыкла жаловаться. Вот только сейчас… извини…
— Да ладно тебе, с кем не бывает… — искренне посочувствовал молодой человек, которому вдруг стало жаль эту женщину, вынужденную жить ради своих младших братьев, которые вовсе не ценят ее самоотверженную заботу. — Ты бы вышла замуж…
— Я же бесприданница! Кто возьмет? А еще братья… не могу же я их бросить!
— Нет, бросать, конечно, не надо, но… Ты очень красивая женщина, позволь сказать! И совершенно напрасно себя хоронишь — ведь твои братья скоро вырастут. Может, стоит самой поискать хорошего человека? Пусть даже не очень молодого, но приличного, который будет тебя любить… Конечно, не из совсем уж пропащих бедняков. Неужели нет никого подобного на примете?
— Да в том-то и дело, что нет! — резко, с неожиданной болью воскликнула Юлия. И тут же спохватилась. — Ты задаешь странные вопросы, незнакомец!
— Ах да, забыл представиться — меня зовут Александр. А ты, как я понял, Юлия.
— Ты подслушивал?!
— Уж извини, случайно так вышло. Выпьем еще?
— Да… пожалуй… Знаешь, наверное, хорошо, что ты зашел… То есть спрятался в нашем саду. От «черных плащей»?
— А ты догадлива!
— Да уж не полная дура. Не бойся, здесь тебя никто не найдет, по крайней мере до утра, этот дом «плащи» не станут обыскивать. Увы, мои братья — их верные глаза и уши в этом квартале! Но нынче до утра их не будет.
— Ты смелая и умная женщина, — улыбнулся молодой человек.
— Это-то и плохо. — Юлия снова вздохнула. — Понимаешь, некоторые мужчины, те немногие, с которыми я знакома, кажется, почему-то боятся меня.
— Только глупые напыщенные болваны боятся умных женщин, точнее, боятся казаться глупее их, искренне считая себя умнее, — рассмеялся гость. — А ты еще и красивая… А красивых боятся все! Ну, или побаиваются… или считают некоей высотой, которую надобно обязательно покорить.
— Вот именно, — обрадованно кивнула хозяйка. — Думаю, в этом все дело.
— А ты бы сама-то хотела замуж? Извини за вопрос.
— Да уж хотела бы… Увы, никто меня не возьмет!
— Ну, опять двадцать пять! — Саша хлопнул ладонью по столу. — Только из-за того, что ты бесприданница? Ой, не лги!
— Ты прав, разбойник, я потеряла девственность в тринадцать лет. Грехи молодости. Теперь вот маюсь. И ничего уже не изменить! Раньше нужно было думать — так где были мозги?
— В юности обычно все безмозглые, — усмехнулся Александр. — Хотя и в твоем случае можно придумать выход. Тебе надо бы сказаться вдовицей.
— Хм… легко сказать! Ведь соседи-то меня знают.
— Э! — Александр погрозил собеседнице пальцем. — Не гони лошадей, Юля! Не все сразу. Тебе сколько сейчас лет?
— Двадцать пять.
— Так я и думал. Красивая молодая женщина, умная… Лет через пять братья твои станут самостоятельными людьми, воинами, может быть, успеют жениться. А ты? Поверь, тридцать лет — это еще не старость. Знал я многих женщин, которые и в более почтенном возрасте добились многого — вышли замуж, родили детей…
— А еще я подумывала о монастыре. — Юлия вскинула глаза. — Ну, после того, как мальчишки вырастут. Увы… Наш правитель разогнал все обители! Разве что уехать в иные земли. Наверное, я так и сделаю, ведь Господь привечает всех.
— Подожди ты с монастырем, Юля! Уж туда-то всегда успеешь. Налей-ка еще вина!
