Я не стал напоминать о том, что двенадцать номеров остались на пять часов вечера свободными, так что вряд ли найдутся желающие заселить их все.
Она ушла советоваться с начальством, затем вернулась и сообщила, что я могу переехать в другой номер, вот только мне придется оплатить прежний за позднюю из него выписку.
— Хорошо, — сказал я ей. — В таком случае не будете ли столь любезны вызвать мне такси? Я переезжаю в «Рэндолъф».
Тут она снова исчезла. И появилась вскоре в сопровождении господина в хорошем костюме, по всей видимости управляющего.
— Мистер Мейсон, — обратился он ко мне, — прошу извинить за недоразумение. Конечно, вы можете поменять номер, если хотите. Без всякой дополнительной платы.
— Вот и чудесно, — заметил я. — Будьте добры, пошлите за портье. Мне надо перенести вещи.
— Какой номер вы предпочитаете? — спросил управляющий.
— Один из номеров в «Рэндольф», — ответил я.
— Да будет вам, мистер Мейсон, — улыбнулся он. — Уверен, мы с вами всегда можем прийти к соглашению.
И мы пришли. Я добился двадцатипроцентной скидки за пользование прежним номером, начиная с пятницы, мало того, едва успел занять новый, как мне принесли бутылку красного вина — в дар от управляющего. Нет, адвокатский опыт всегда может пригодиться, это ясно.
На самом деле мне вовсе не хотелось переезжать в другую гостиницу. Я знал, «Рэндольф» очень хороший отель, но здесь, в модернизированном интерьере прежней тюрьмы, было значительно легче передвигаться на костылях, пусть даже двери в номера были уже обычных, поскольку прежде за ними располагались камеры.
И вот, устроившись в новом номере, я улегся на кровать с бокалом вина и принялся изучать бумаги.
Зазвонил телефон. Я поднял трубку.
— Мистер Мейсон? Это оператор гостиницы. Вам звонит некая мисс Кларк. Соединять?
Мисс Кларк? Кто такая мисс Кларк?.. И тут я вспомнил.
— Ах да, пожалуйста, соедините. Благодарю вас.
— Что за таинственность? — спросила Элеонор, когда нас соединили.
— Ну, только так можно отсечь ненужные звонки, — весело ответил я.
— А что, были? — встревожено осведомилась она.
— Да, один или два, — ответил я.
— От Джулиана Трента?
— От того, кто стоит за ним, — сказал я.
— Смотри, будь осторожней.
— Ты тоже, — сказал я. — Помни, он знает, где ты живешь. Постарайся никуда не ходить одна. Даже от больницы до дома.
— Но, наверное, я здесь в безопасности? — спросила она.
— Трент напал на меня буквально в пяти ярдах от входа в контору, — напомнил ей я. — И еще. Не принимай ничего, что может исходить от этого человека. Он крайне опасен.
— Перестань. Ты меня просто пугаешь, — заметила она.
— Вот и хорошо, — сказал я. — Ты должна бояться. Очень бояться, как я.
— Ладно, ладно, — пробормотала она. — Ты меня убедил.
— Уверена, что не сможешь приехать ко мне сегодня? — спросил я. — Вдвоем было бы веселей и безопаснее.
— Вот что я вам скажу, мистер барристер. Уж больно вы прыткий, как я посмотрю. — И она рассмеялась.
— Да я хотел быть рядом только ради твоей безопасности, — со всей серьезностью заметил я.
— Правда, что ли?
— Конечно, правда. Ты понятия не имеешь, какие это люди. До тех пор, пока с ними не столкнешься. Забыла, что они сделали с моим домом?
На том конце линии повисла пауза.
— Мы когда-нибудь избавимся от них или нет? — спросила она.
— Как раз сейчас работаю над этим, — сказал я. Но и сам не знал, не был уверен, что избавимся.
В среду в десять тридцать утра заседание суда возобновилось. И следующим свидетелем от обвинения выступал детектив-констебль Хиллер, тот самый молодой полицейский, с которым я познакомился в доме Барлоу, куда заходил вместе с Брюсом Лайдженом.
Едва войдя в здание суда, я поискал глазами Джулиана Трента, но видно его нигде не было. Втайне я как раз очень надеялся увидеть его именно здесь. Ведь это означало бы, что подонок не причиняет в этот момент вреда моим близким или их собственности. И я забеспокоился. Детектив-констебль Хиллер оказался просто образцовым свидетелем Короны, четко и убедительно излагал жюри присяжных, как удалось определить, что орудие убийства идентично двум другим вилам, найденным в сарае Митчелла. Рассказал также, как в ходе дальнейших изысканий был найден товарный чек от какого-то поставщика из Ньюбери, показывающий, что Стив Митчелл приобрел у него три штуки именно таких вил в прошлом году.
Далее он поведал о том, как удалось установить, что корешки платежных чеков, найденных наколотыми на зубцы вил между телом мистера Барлоу и деревянной рукояткой этих самых вил, принадлежат букмекерской конторе «Маэстро» и были выписаны там на имя мистера Стивена Митчелла. И пояснил, что они являются доказательством того, что мистер Митчелл делал ставки в лицензированном подразделении этой самой конторы, которое находится в Хангерфорде.
— Детектив-констебль Хиллер, — спросил я во время перекрестного допроса, — вам не кажется странным, что убийца оставил столь инкриминирующие его улики, как эти корешки от платежных чеков со своей подписью, на месте преступления?
— Да нет, не особенно, — уверенно ответил он. — Многие преступники совершают порой странные поступки.
— Но неужели вы не заподозрили, что эти корешки специально были оставлены на вилах тем, кто хотел, чтобы полиция в первую очередь заподозрила именно мистера Митчелла в этом преступлении?
— Вообще-то нет, — ответил он. — Может, Митчелл насадил их на вилы, чтоб припугнуть Барлоу. И вовсе не намеревался оставлять их там. Ну а потом, наверное, просто запаниковал или же не смог выдернуть орудие убийства из тела, чтоб снять их и забрать вилы домой.
— Это лишь предположение, — перебил его судья. — Свидетель должен придерживаться только известных ему фактов, а не гадать на тему того, так оно было или иначе.
— Прошу прощения, ваша честь, — сказал детектив-констебль Хиллер. Но урон уже был нанесен.
Я подумал: стоит ли указывать на то, что убийца вполне мог сорвать бумажные корешки с вил, не выдергивая вилы из тела Барлоу? Если б, конечно, захотел. Но оборот, который принял допрос, складывался не в пользу стороны защиты. А потому я промолчал.
Следующим вызвали букмекера из Хангерфорда, который подтвердил, что корешки действительно принадлежат чекам, которые выдает у них в конторе автомат в обмен на деньги — плату по ставкам.
— Известно ли вам, — спросил обвинитель, — что правила запрещают профессиональному жокею делать ставки на скачках?
— Да, — ответил букмекер, — известно.
— И вы все равно принимали эти ставки? — укоризненно спросил обвинитель.
— Принимал, — ответил свидетель. — Это не противоречит выданной мне лицензии или условиям договора на букмекерскую деятельность.
— И часто ли у вас делал ставки мистер Митчелл?
— Довольно часто, — ответил букмекер.
Я уже было приподнялся с места, но судья меня остановил.
— Имеет ли регулярность посещения Митчеллом букмекерской конторы какое-либо отношение к сути дела? — спросил он обвинителя.
— Возможно, и нет, ваша честь, — ответил королевский адвокат.
Букмекера отпустили. Я, конечно, мог бы спросить его, часто ли он принимал ставки от других жокеев, но и это тоже не имело особого значения и, возможно даже, раздражило бы присяжных без необходимости, а потому не стал этого делать. У меня не было никаких оснований полагать, что букмекер принимал ставки и от Скота Барлоу. Что же касается корешков от платежных чеков Стива Митчелла и как они оказались на вилах — это так и. осталось тайной. Стив, как ни странно, до сих пор отказывался комментировать этот факт, но ведь судили его не за незаконные ставки, противоречащие правилам. Судили его за убийство.
Во время ленча я получил голосовое сообщение на мобильный. От Никки Пейн.
— Мистер Мейсон, — слегка искаженный ее голос звучал страшно возбужденно. — Я нашла вашего Жака ван Ренсбурга. Вернее, выяснила, кто он такой. Перезвоните мне, как только сможете.
Я тут же перезвонил.
— Это и есть тот самый, третий, — протараторила она. — Фото с паспорта переслали из Южной Африки, так что ошибки быть не может.
— Так что он где-то здесь, в Англии, с просроченной визой? — спросил я.
— Нет, — ответила она. — Не совсем так. — И. дальше сообщила мне весьма интересную информацию о мистере Жаке ван Ренсбурге. Информацию, объяснявшую, почему снимок Милли с жеребенком был так важен. Настолько важен, что некто похитил его из дома Скота Барлоу. Возможно даже, настолько важен, что Барлоу убили лишь с одной целью — заполучить этот самый снимок.
Глаза 17
Дневное заседание суда было почти целиком посвящено допросам свидетелей обвинения, которые должны были доказать, что между ответчиком и жертвой на протяжении определенного времени существовал антагонизм. Нет, пожалуй, «антагонизм» — это слишком мягко сказано, эти двое просто ненавидели друг друга.
