В 1963 году «Байчимо», блуждающее по Ледовитому океану, наблюдали в море Бофорта.
В. ШТЕЙНЧЕМ БОЛЕЛИ БРОНТОЗАВРЫ?
Признаки старости у давно не существующих моллюсков, самые древние в мире паразиты, укусы на теле морской звезды почтенного возраста, характерные переломы костей у древних ящеров, деятельность давно не существующих болезнетворных микробов…
Этими, казалось бы, странными вопросами занимается один из разделов науки палеонтологии — папеопатология. Недавно венгерский ученый А. Таснади-Кубацка выпустил солидный труд, посвященный папеопатологии.
ВОТ ТЕБЕ И СОРОКА!
В уссурийской тайге растет бархатное дерево, имеющее ценное практическое значение. Дерево интересно тем, что представляет давно вымершую флору — оно чудом уцелело с древней доледниковой эпохи. Там же, в приморской тайге, есть и еще один обитатель, ведущий свой род с доисторических времен. Это голубая сорока, птица редкая и довольно любопытная.
Любимое лакомство голубой сороки — созревающие осенью черновато-синие ягоды бархатного дерева. Не доказано, что доисторическая птица сохранилась потому, что природа на протяжении тысячелетий заботливо оберегала ее стол. Зато доказано нечто обратное.
Большой знаток приморской природы профессор А. И. Куренцов заметил, что голубая сорока создает под стогами, под кучами палых листьев и просто в земле зимний запас ягод бархатного дерева. Многие тайники потом ей уже не удается найти. А весной на месте зарытых кладов поднимаются нежные ростки и возникают целые плантации ценного дерева. Так сорока разводит лес.
Зря пословица ославила ее пустопорожней болтушкой!
Вадим ОХОТНИКОВ
ШОРОХИ ПОД ЗЕМЛЕЙ
В. Охотников много лет вел исследовательскую и изобретательскую работу в области радиотехники и электроакустики, в частности по звукозаписывающей аппаратуре и радиоуправляемым механизмам. Эти проблемы, которыми занимался автор как научный работник, и послужили темами его рассказов.
«Шорохи под землей» — рассказ, опубликованный в 1947 году в первой книге В. Охотникова «На грани возможного». Книга вышла в издательстве «Молодая гвардия».
Рассказ заново отредактирован автором для «Искателя».
Рисунки С. ПРУСОВА
— Слышал я его уже много раз… Понимаете, как будто кто-то невидимый ходит по половицам, и они тихо так поскрипывают. Шорох такой… очень странный!
Директор шахты пожал плечами.
— Пустяки, — сказал он. — Это чисто нервное… Да вы не волнуйтесь!
А про себя подумал: «Вот еще, кто бы мог ожидать? Такой здоровяк на вид — и вдруг психоз! Шорохи под землей чудятся», Петренко, приземистый и широкоплечий человек с загорелым лицом, нервно поднялся с места и принялся расхаживать по кабинету.
— Всегда в одно и то же время… — сказал он, останавливаясь перед директором и глядя на него в упор. — И движется. Тихо так шуршит и уходит куда-то вдаль…
— Пустяки, — повторил директор. — Горных духов, как известно, не бывает, а с непривычки в шахте мало ли чего не покажется! Я сам лет двадцать назад, когда первый раз в шахту спустился, помню, отбил здоровеннейший кусок карналита, он как рухнет! Так тут такой гул пошел, точно несколько человек к выходу побежало. «Ну, — думаю, — где-то обвал…» Прислушался: тихо. Это мой кусок, оказывается, грохот такой вызвал. Вы отдохните денек, да и за работу с новыми силами. А шорохи… Шут с ними! Под землей каких только звуков не бывает!
— Да нет же! — нетерпеливо возразил Петренко. — Вы не подумайте чего такого… Я сам много разных звуков слышал на своем веку. Недаром ведь акустическую аппаратуру изобретаю. Вы знаете, что чувствительность прибора, с которым я сейчас работаю, очень велика. Мы слышим, как двигаются электровозы, работают врубовые машины, — и все это на расстоянии многих километров. Один раз, представьте себе, совершенно отчетливо услышали шум подземной реки. Реки, которую не видел ни один человеческий глаз. Но то, что слышится теперь… Вы меня извините, это очень странно. Я просто теряюсь в догадках.
Директор калиевой шахты Николай Иванович Губанов изобразил на лице сочувствие. Но он без особого удовольствия слушал взволнованную речь ученого.
Директора беспокоило другое.
Вот уже две недели продолжаются на шахте испытания новой аппаратуры, предназначенной для местной геологической разведки. Стране нужно огромное количество калиевой соли, повышающей плодородие земли. Добыча калиевых удобрении должна быть резко увеличена. А тут ученый, от которого он ждет новых открытий, увлекся какими-то, посторонними вещами.
Петренко привез на шахту разработанную им новую акустическую аппаратуру. Ее действие было основано на том, что мощный звуковой сигнал, посланный в землю, отразившись, должен был вернуться в специальный приемник и рассказать о структуре слоев, на которые он натолкнулся. Так обстояло дело в теории. На практике же звук уходил под землю и терялся в толще горных пород. Правда, при этом звук отражался и преломлялся так, как луч солнца, упавший в воду, но к приемнику возвращалась настолько ничтожная часть его, что по показаниям прибора нельзя было представить ясной картины подземных богатств. Требовалось вмести какие-то усовершенствования в аппарат.
«Дались же ему эти шорохи! — думал Губанов, с досадой поглядывая на озабоченное лицо своего собеседника. — Нет уж, видно, придется вести разведку обычными методами. А жаль: прибор Петренко обещал значительно ускорить все дело».
Стук в дверь прервал размышления директора. Вошел высокий сухопарый человек в круглых роговых очках. Это был кандидат физико-математических наук Константин Сергеевич Шабалин, работник одного из исследовательских институтов Ленинграда. Здесь, на шахте, он испытывал свой аппарат, тоже предназначенный для разведки соляных пластов.
— Ну, как успехи? — спросил директор, пожимая сухую, костлявую руку ученого.
Тот поправил очки и огорченно развел руками.
По методу Шабалина в толщу земли посылалась на разведку радиоволна определенной длины. Радиоволны по-разному отражаются от различных горных пород, и на экране приемного устройства в аппарате Шабалина появлялось условное изображение, рассказывающее о геологическом строении земных недр. Так было не только в теории, но и при лабораторном испытании прибора. Но вот в шахте дело не ладилось: какая-то дымка застилала экран через несколько минут после начала работы. Все пропадало в этом тумане. Шабалин бился изо всех сил, менял волну, даже переделывал свой прибор, но пока безрезультатно.
