— Почти угадал. Куча неприятностей. С матерью поссорился, курсовую работу не сдал — грозятся к экзаменам не допустить… А тут еще ребята подвели: обещали ровно в два и не идут, замерз совсем.
— Пустяки! Зашел бы в забегаловку и пропустил бы грамм сто.
— Что я, горький пьяница, чтобы бегать по забегаловкам, да еще одному? Бывает, в компании выпью немножко, а так…
— Знаю, дружки твои пьют больше. Это и понятно! Вадиму, как поэту, нужно вдохновение, Борис — сын знатного человека, ему о куске хлеба думать не приходится. А вот ты вроде меня, гол как сокол.
— Что пристал? Сказал ведь, что утром я уже имел баню от мамаши, с меня хватит!
В 1942 году Сашина мать, Софья Николаевна, потеряв мужа, известного профессора Ордынцева, умершего от воспаления легких, осталась одна на белом свете с четырнадцатилетним сыном на руках. По образованию она была химиком, и коллектив института, директором которого долгие годы был Ордынцев, настоял на том, чтобы ее зачислили к ним на работу. Она стала младшим научным сотрудником. В этом же институте работала и Забелина.
У Саши обнаружились незаурядные музыкальные способности, Софья Николаевна определила его в музыкальную школу. Она сосредоточила всю свою любовь на единственном сыне, отказывая себе во всем, старалась изо всех сил, чтобы он не чувствовал отсутствия отца.
На первых порах они жили сносно. У них была хорошо обставленная отдельная квартира со всеми удобствами, большая библиотека. Но в десятом классе Саша избаловался, часто требовал денег на вечеринки с друзьями. Софья Николаевна залезла в долги, продавала домашние вещи. Занятая работой и хлопотами по дому, она не заметила, как ее сын, тихий, воспитанный Саша, стал взрослым, сошелся с плохими товарищами, пристрастился к вину…
В ту ночь, когда он вернулся из ресторана «Арагви» пьяный и, еле шевеля языком, попытался оправдываться тем, что праздновали успех товарища-поэта, Софья Николаевна ничего не сказала, заперлась у себя и всю ночь проплакала. Наутро, присев к изголовью сына, она постаралась объяснить, к чему может привести Сашу его поведение.
— Ты уже взрослый и должен понимать, что означает такая безалаберная жизнь, какую ты ведешь в последнее время. Если ты меня не жалеешь, бог с тобой, я не в претензии, но подумай о себе, уважай память отца. Твой отец был человеком кристальной честности и всего себя отдал служению науке. Когда началась война, он добровольно ушел на фронт, чтобы организовать противохимическую оборону. Я делала все, чтобы тебе было хорошо, чтобы ты не чувствовал отсутствия отца. Ты отлично знаешь, что мне тяжело, что я выбиваюсь из последних сил, и все же продолжаешь так вести себя. Знай: я не хочу иметь сына-шалопая и у меня хватит сил вырвать тебя из сердца, если ты не исправишься!
Саша целовал ее руки, со слезами на глазах дал клятвенное обещание исправиться, но очень скоро все забыл и принялся за старое.
Накануне Нового года, чтобы иметь возможность повеселиться в компании Бориса, он стащил из ящика письменного стола последние сто рублей и наутро опять явился пьяным.
На этот раз мать не пустила его домой.
— Можешь больше не приходить, — сказала она и захлопнула дверь.
Все утро Саша бродил по пустынным улицам, с отвращением наблюдая, как около магазинов пьяницы ищут собутыльников, чтобы в складчину купить четвертинку. Хмель у него давно прошел, осталась головная боль и душевная опустошенность.
Он никогда не думал, что мать проявит такую решительность и прогонит его. Говоря по совести, она поступила правильно: как долго можно терпеть такое безобразие?! Свинья свиньей, не сдержал слова, напился, как сапожник, да еще деньги стащил…
Вот Леонид стоит перед ним и явно издевается: «Ты вроде меня, гол как сокол»… «Как бы не так, — он сам ушел из дома, а меня выставила родная мать…»
— Не сердись, я это так, по-дружески!.. — Боясь пропустить Наташу, Леонид поспешил обратно к станции метро.
Вдали показалась высокая фигура Бориса, рядом с ним шли Вадим, Лена и еще какая-то незнакомая девушка. Саша сделал шаг вперед, но, передумав, повернулся к ним спиной и смешался с толпой гуляющих. В первый раз ему не захотелось встречаться со своими друзьями…
Когда стрелки больших часов на высоком столбе показали ровно два, явилась Наташа с коньками под мышкой. Леонид бросился к ней.
— Не опоздала?
— Минута в минуту! Вашу похвальную пунктуальность можно записать золотыми буквами в анналах истории для назидания всем девушкам.
Леонид не удержался от шутки и тотчас поплатился за это. В ответ Наташа сказала:
— По-видимому, они часто заставляли вас ждать!
— Не то что часто, но бывало…
— Во всяком случае, некоторый опыт у вас накопился.
— Самая малость!.. Ну что мы стоим, пойдемте покатаемся. — Он поспешил сменить тему разговора и при этом подумал: «Молодец, за словом в карман не лезет».
Около касс они встретились с Борисом и его компанией. Высоко подняв голову, Борис искал глазами кого-то. Заметив Наташу, он улыбнулся. В ответ Наташа кивнула головой, а Леонид отвернулся.
— Почему вы не поздоровались с Борисом, ведь вы знакомы? — спросила его Наташа уже в парке.
— Ну его, не стоит с ним разговаривать!
— А все-таки?
— Борис — подлец, нечестный, мерзкий тип… Золотая молодежь, — фу, гадость…
— Ой, как строго!
— Наташа, честное слово, я не умею злословить и уж совсем не способен морализировать! — Леонид остановился и, как бы ища подходящих слов, посмотрел себе под ноги. — Но в этом случае я не могу говорить иначе.
— Он мне тоже несимпатичен — чванный какой-то. Но вы не находите, что нужно быть снисходительным к людским слабостям?
— В отношении других людей — может быть. Но не Бориса.
У раздевалки стояла огромная очередь, и попасть туда не было никакой возможности. Леонид предложил пройтись по парку, и они пошли по снежным аллеям, между заиндевевшими деревьями…
3
Как-то рано утром, зайдя в котельную, Власов застал там Леонида.
Огромные паровые котлы дышали жаром. Гудели моторы вентиляторов, от дыма и серных испарений слезились глаза. Леонид, казалось, не замечал этого, он весь ушел в работу — что-то зарисовывал в небольшом альбомчике.
— Чем это вы занимаетесь? — поинтересовался Власов;
Леонид встал.
— Да так… работаю над проектом…
— Над проектом? Каким?
— Видите ли, Алексей Федорович, приспособить уже известные варианты механизации котельной к нашим условиям — это означает топтаться на месте.
— Что же вы предлагаете взамен?
— Николай Николаевич выдвигает идею газификации…
— Газификации? Но для этого прежде всего нужно иметь газ, причем в большом количестве! Наша котельная не кухонная плита, где горят четыре рожка. Потом — технические возможности…
— Алексей Федорович, ответьте мне на один вопрос! Что выгоднее для нас: использовать газ на первых порах хотя бы семь месяцев в году или механизировать котельную с затратой сотен тысяч рублей?
— Не понимаю вашего вопроса.
Леонид раскрыл свой альбом.
— По данным Никитина, в летние месяцы газа в Москве расходуется значительно меньше, чем зимой, и, нужно полагать, образуется некоторый излишек. Организациям, ведающим газовым хозяйством, безусловно выгодно отпускать нам его летом. А теперь загляните, пожалуйста, сюда. Газ подается в топки вот через эти трубы с горелками. Прекратили подачу газа — пожалуйста, кочегар сам, без помощи слесаря, закрывает вентиля, развинчивает соединительные муфты, снимает трубы и переходит на уголь. По самым строгим подсчетам, для этого ему потребуется не больше пятнадцати минут!
— Что-то уж очень просто у вас получается!
Власов, хотя и выразил сомнение, был поражен. Все разумно и логично. Чудесная идея! Лишь бы не было ошибки!
— Можете не сомневаться, все подсчитано: расход газа, диаметры труб, размеры горелок… Если хотите, мы можем предварительно проделать опыт. Газ проведен в лабораторию — соорудим там паровой котел в миниатюре из обыкновенной железной бочки, и вы сможете убедиться в правильности расчетов.
— Согласен!
— Прикажите выделить двух печников, слесаря — и я берусь в течение трех-четырех дней все сделать!
— Хорошо. — Власов вырвал лист из блокнота и тут же написал записку. — Передайте главному механику.
Леонид схватил записку и, даже не поблагодарив, выбежал из котельной…
Работа закипела. Чуть свет он бежал на комбинат, еще до прихода рабочих выписывал материалы, проверял расчеты, гнул трубы и, по совету Никитина, изготовлял горелки новой конструкции.
Сергей из деликатности никаких вопросов не задавал, его дружеский, многозначительный взгляд как бы говорил: «Знаю, брат, что творится у тебя на душе, сам испытал недавно…»
