досталась их противникам, и в первом гейме подавала Надин. Подача у нее была сильная, и она сразу же переиграла Рене. Рене недоуменно посмотрела на своего партнера, тот ободряюще улыбнулся. Оливье выиграл очко, а при следующей подаче Надин Рене сумела отбить мяч, правда за заднюю линию, и услышала радостный смех Жозефины. Оливье снова выиграл очко, счет стал 30:30, и Надин опять с первого же удара переиграла Рене. В решающий момент Оливье по-джентльменски послал Надин крученый мяч. Та приняла его и послала по коридору Рене для чистого выигрыша. Публика одобрительно зашумела, а Рене вспыхнула от злости и унижения. Посмотрела на Жозефину и увидела, что кузина довольно хихикает.
— Подавайте, — сказал Оливье, когда они поменялись местами. — Успокойтесь. И спрячьте язык, прежде чем отбивать!
Рене сообразила, что от напряжения и сосредоточенности невольно высовывала кончик языка. Но спокойное добродушие Оливье позволило ей расслабиться, она рассмеялась.
— Введите мяч в игру, — уверенно сказал он, — остальное моя забота.
Рене энергично послала мяч девушке, а возле сетки Оливье отбил вялый ответ и выиграл очко.
— Молодец, партнер! — сказал он, что несколько прибавило Рене уверенности. Следующая подача тоже удалась, но краешком глаза она отвлеклась на движение среди публики: рядом с тетей Изольдой усаживался запоздалый гость. Она едва успела поднять глаза, прежде чем ее противник, Эрик, подал мяч. Неужели? Нет, этот мужчина слишком худой. Но хотя Рене еле узнала его, она, конечно, поняла, что это Габриель. И за долю секунды Рене вдруг наполнила бешеная ярость, не имевшая касательства к теннисному матчу. Она отбила подачу Эрика со всей силой, целясь прямо в Надин у сетки. Удар был настолько мощный, что Надин не успела толком подставить ракетку или посторониться — мяч с громким стуком врезался ей прямо в грудь. Публика застонала, когда девушка упала на колени от удара и боли.
— Я бы сказал, этим ударом вы привлекли внимание Надин, — прошептал Оливье. — Но мы можем выиграть гейм и не убивая противников.
Игру ненадолго прервали, чтобы Надин пришла в себя. Рене умышленно не смотрела на зрителей, не смотрела на чужого костлявого мужчину рядом с тетей Изольдой.
Когда матч возобновился, Эрик, партнер Надин, начал играть в полную силу, начисто забыв о негласном теннисном этикете, который предписывал юношам не слишком наседать на девушек. Он принялся бомбардировать Рене жесткими ударами, но его агрессивность лишь возбудила в ней дух соперничества. Она отбивала его удары и большинство из них возвращала. А те, какие она достать не могла, отбивал Оливье, который как на крыльях летал по корту, спокойный и улыбающийся. Рене выиграла гейм.
С этой минуты игра изменилась. Надин потеряла уверенность, а Эрик, стремясь компенсировать слабую игру партнерши, допускал все больше ошибок. Рене не думала о счете, играла как одержимая, по-прежнему нарочито не глядя на зрителей, целиком сосредоточенная на каждом очке и каждом ударе. Оливье продолжал действовать с привычной непринужденной грацией и превосходством.
В своей сосредоточенности Рене совершенно не следила за счетом. Как вдруг, к ее большому удивлению, встреча закончилась, зрители зааплодировали. Оливье подвел Рене к скамье у боковой линии корта и галантно накинул ей на плечи свой теннисный свитер.
— Браво, партнер! — сказал он. — Вы играли с невероятной энергией и воодушевлением. Настоящая чемпионка.
Но Рене едва слышала похвалы Оливье, потому что на нее упала тень, заслонила солнце.
— Привет, Габриель, — сказала она упавшим голосом.
— Привет, Габриель? — повторил виконт. — Больше тебе нечего сказать, увидев меня после долгой разлуки. Привет, Габриель? Ты даже не поцелуешь своего бедного отца?
Противоречивые чувства разрывали Рене; не в силах посмотреть дяде в глаза, она пожала плечами и даже не попыталась обнять его. И тут примчалась взволнованная кузина Амели:
— Рене! Оливье! Идемте скорее, сейчас будут вручать приз дебютантов! Поздравляю! Идемте же!
Пользуясь случаем, Рене сбежала от Габриеля, но у помоста произошла заминка: теннисная юбка мешала ей благовоспитанно подняться наверх. И вновь галантный Оливье пришел на выручку, подхватив ее под руки.
— Я вас обожаю, — шепнул он, поднимая ее наверх. — Оставьте этого старика. — Он ловко запрыгнул на помост. — Едемте со мной к моему отцу. Мы защитим вас от него. — И повторил: — Оставьте этого старика.
Под восторженные аплодисменты публики тетя Изольда вручила кубок. Оливье страстно поцеловал Рене.
— По традиции сегодня вечером команда-победительница танцует на бале первый танец, — сказал он. — Я жду вас, партнер.
Рене бросила взгляд поверх толпы и увидела, что Габриель смотрит на нее.
Мисс Хейз стояла теперь подле помоста и делала Рене знаки подойти.
— Ваш… отец… хочет, чтобы вы немедля вернулись к нему, — сказала она. — Он будет ждать вас в автомобиле. Идите к нему. И пожалуйста, не устраивайте скандала.
— Поздновато для этого, верно, мисс Хейз?
Она поцеловала на прощание тетю Изольду, извинилась, что не может присутствовать сегодня вечером на бале.
— Очень плохо, что победитель турнира не будет участвовать, — сказала тетя Изольда. — Однако я подозреваю, этот деспот не позволит, да? Не хочет, чтобы вы танцевали с молодыми людьми. Что ж, ступайте к нему. Вы сделали свой выбор.
— У меня нет выбора. И никогда не было.
Габриель ждал ее в автомобиле, новом, красном двухместном «вуазене», мотор уже работал.
— Скорее! Залезай! — скомандовал он. — Почему ты так долго? Я велел Хейз позвать тебя сию же минуту.
— Она так и сделала, — сказала Рене, садясь в машину и погружаясь в глубокое сиденье. — Я пришла сразу, как только смогла.
Какая же я дура, подумала она, ей хотелось стать невидимкой, прямо сейчас. Ведь можно было принять предложение Оливье о защите и надежно укрыться в доме его отца. Но когда Габриель был рядом, она не могла ему противостоять. Виконт выжал сцепление, машина рванула с места. Они отъехали от тетина дома, промчались по ухабистой дорожке, провожаемые ироническими взглядами других гостей. Рене стиснула зубы и невольно вздрогнула.
— Тебе холодно? — спросил Габриель. Резко обернулся, достал из-за сиденья шаль, которой мягко укутал ее плечи. Его виски еще больше поседели, лицо осунулось, на высоком лбу проступили жилы, что придавало ему некий эстетизм. А он улыбнулся давней привычной ласковой улыбкой, которая снова тотчас же пленила ее.
— Вы продали «Розы»? — спросила Рене.
— Нет, усадьба твоя. Я берегу ее для тебя.
— Мне она не нужна.
— Все, что у меня есть, твое.
— Я ничего не хочу.
До самого Парижа оба молчали, и когда автомобиль подъехал к «29-му», было уже темно. Они вышли из автомобиля, и, заметив в руке у Габриеля стек, Рене заподозрила, что он намерен избить ее.
У
