Торин, уверяя себя, что стремится получше рассмотреть неведомую тварь, а не купающуюся девушку, вытянул шею, непроизвольно сделал шаг вперед, наступил на скользкий ил и с шумом и плеском рухнул в воду. Тень порывисто обернулась и молнией ринулась на помощь своему подопечному. Впрочем, на какое-то мгновение она все-таки задержалась, дабы натянуть и одернуть рубашку.
Графенок голосил так, что я совсем уж уверилась, что он напоролся по меньшей мере на водяного элементаля. Или, на самый крайний случай, провалился в бездонный вир. Правда, как он ухитрился отыскать подобное место у самого берега — непонятно. Впрочем, свинья грязь везде найдет.
Кто пытался бегать в воде — тот знает, каково мне пришлось. Несмотря на сопротивление стихии, я преодолела разделяющее нас с графом расстояние в рекордно короткие сроки, схватила его за воротник и только тут поняла, что могла так и не торопиться. Торин, оглушительно воя, барахтался на таком мелководье, где даже курица бы утонула с большим трудом, разве что спьяну. Никаких омутов, разумеется, и в помине не было. Просто бестолковый Лорранский, видимо, слишком уж беспечно разгуливал по самой кромке воды, вот илистый, а кое-где и откровенно болотистый берег и поехал у него под ногами.
Когда на дикий крик набежали наши спутники, я уже стояла во весь рост, злая, как растревоженный рой ос, держа Торина за воротник едва ли не на весу. Зрелище мы представляли, без сомнения, запоминающееся и колоритное: мрачная девица в мокрой нижней рубашке, облепившей ее, как вторая кожа, и трясущийся графенок, еще рефлекторно подвывающий, но уже пытающийся качать права. С обоих льет так, что хоть подставляй бадью и запасай воду на будущее.
Сдав клацающего зубами и пытающегося блеять какие-то объяснения Торина на руки солдатам, дабы они переодели и обсушили своего незадачливого предводителя, я вернулась к тому, ради чего, собственно, и затеяла остановку на берегах Тимьертова озера — а именно к омовению. Храны всегда заботятся о своем здоровье, а одним из непременных его условий является чистота тела и одежды. Жаль, что нет мыла и нормальной мочалки, но и так сойдет.
На сей раз, прежде чем избавиться от последнего предмета туалета, я внимательнейшим образом осмотрела не только наш, но и противоположный берег, насколько было видно. Не заметив любопытных зрителей, готовых свалиться в воду при явлении миру подлунному моей дивной красоты, я стянула рубашку и быстро вымылась, уже не расслабляясь и не позволяя себе баловства. Вон доигралась уже — графеныш чуть не потоп. Конечно, утонуть на такой глубине — это еще надо суметь, но кто бы сказал, что Торин честно не пытался? Как бы я потом объясняла экселенцу, почему не сберегла клиента? Да еще так глупо — не в схватке какой-нибудь, где была бы одна против сотни, а в подобном в высшей степени идиотском и бестолковом происшествии.
Из воды я, чистая и выкупавшая всех лошадей, выбралась слегка замерзшая, но по уши довольная, и тут же укуталась в заранее приготовленную для себя, любимой, накидку, используемую в зависимости от обстоятельств как плащ, полотенце, одеяло или подстилку. Торин, старательно отводя глаза, заботливо подал мне одежду, а потом простер свою любезность настолько, что усадил меня на свое, уже нагретое место у костра. Я старательно делала вид, что ничего необычного не происходит, но для графенка впечатлений сегодняшнего дня явно хватило по уши — он торопливо сжевал свою порцию каши, пробормотал что-то об изумительном виде на ночное озеро, после чего завалился и заснул, даже не укутавшись как следует в одеяло. Если бы он еще простер свою демократичность до того, чтобы попросить себе ночную вахту… Ага. Мечтай, Тень, мечтай. Говорят, это самое естественное для молодых девиц занятие.
Торин проснулся от тихого, неспешного диалога, по интонациям больше похожего на мирный щебет закадычных подружек, чем на перебранку, коей, по сути, и являлся.
— Нет, — спокойно произнес равнодушный голос храны, чуть подкрашенный негативными эмоциями. — Я вам их не отдам.
Торин, лежащий спиной к озеру и к костру, замер, не зная, стоит ли шевелиться и вообще показывать, что он проснулся.
— Но отчего же, сестра? — серебристо звякнул легкий изумленный вопрос. Незнакомый голос, похожий на тонкий певучий перезвон сталкивающихся на небе звезд, казалось, искренне недоумевал и удивлялся. — Ведь они мужчины. Что ты хорошего видела от так называемого сильного пола, прикрывающего этим гордым прозвищем свои слабости и бессилие?
— Я вам не сестра, — жестко отозвалась Тень. — А насчет остального… Да что вы знаете о жизни храны?
— Зато мы очень хорошо знаем, как топить хранов! — весело хмыкнули серебряные колокольчики многочисленных девичьих голосов, загадочно звенящих над озерной гладью и даже не заглушающих вопросительного треска цикад в прибрежных кустах.
— Вы губили моих братьев? — В тихом вопросе заскрежетал металл, Тень, казалось, едва сдерживает ярость.
— А отчего бы нет? — хрустальным смехом рассыпалось по озерной глади.
— Тогда этих я вам не отдам тем более, — тихо отозвалась храна, которая, похоже, уже сумела овладеть собой и немного успокоиться.
— Ты жестока, сестра… В твоих глазах много боли и страданий, а душа уже превратилась в выжженную пустыню, в которой никогда не вырастут цветы любви и счастья. Ну хотя бы потанцуй с нами, — мягко предложил нежный незнакомый голосок, медленно приближаясь к месту стоянки. Тонко запела падающая в озеро и в траву вода.
— Я вам не сестра, — еще раз повторила Тень. — И не вам рассуждать о моей душе — у вас нет даже такой, пустой и опаленной. Но потанцевать… Отчего бы и нет?
Ответом был легкий серебристый смех. К звездам взвилась тихая песня без слов. Кажется, даже ветер примолк, вслушиваясь в мелодичные напевы нежных девичьих голосов. Торин, не выдержав, повернулся к озеру, стараясь двигаться как можно тише и осторожнее. То, что он увидел, запомнилось ему навсегда. В неверном свете прогорающих угольев медленно кружился самый красивый и необычный хоровод, какой только можно себе вообразить. Полтора десятка изящных девушек с длинными мокрыми волосами и легкими улыбками на лунно-прекрасных лицах медленно двигались вокруг костра, держась за руки и напевая монотонную тихую песню. Мелодия проникала в самую душу и мягкими ласковыми пальцами обхватывала сердце, заставляя его замедлять ход и задерживать дыхание, дабы даже на насущные телесные нужды не отвлекаться во время любования дивными красавицами. Ночные танцовщицы были одеты в прямые рубашки до щиколоток с длинными рукавами до запястий. Впрочем, особого толку от таких скромных и закрытых одеяний не было — девушки, кажется, только-только вышли на берег после купания, с рубашек стекали редкие капли, заставляя тонкую ткань липнуть к телу и обрисовывать все соблазнительные выпуклости и впадины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
