Тяжбу по поводу Клостернейбурга — одного из крупнейших и красивейших монастырей Австрии — можно считать типичным примером того, как готовилась и осуществлялась сама процедура конфискации. Через несколько дней после издания Борманом указания о начале кампании против монастырей партийные лидеры Остланда (восточных земель) собрались в Вене, чтобы выбрать жертву пожирнее. Их взоры привлек монастырь в окрестностях Вены. Раскинувшийся на площади более девяти тысяч гектаров (что соответствовало доброй сотне крупных ферм) и владевший, кроме того, еще несколькими отдельными земельными участками, многими зданиями (все поддерживались в отличном состоянии), церковью XII века, произведениями искусства, ценной коллекцией монет, библиотекой из 120 тысяч томов и знаменитыми винными погребами, Клостернейбург оказался поистине лакомым кусочком. Предварительно решено было разместить в стенах монастыря одну из школ Адольфа Гитлера, цель которых состояла в воспитании молодого пополнения партии. Размеры владений, наличие хороших зданий и почти идеально ровные поля, на которых предполагалось создать комплекс спортивных площадок, сочли особенно подходящими условиями. Однако действовать следовало без промедления, поскольку за право открыть очередную школу боролся также Гамбург.
На следующий день венское гестапо приступило к изучению накопленных материалов. Среди прочего выяснилось: некогда возникло подозрение в том, что в монастыре производились незаконные операции с валютой (впрочем, впоследствии оказалось, что подозрения были беспочвенными); прелат поддерживал дружеские отношения с бывшим канцлером Куртом фон Шушнигом; некоторых монахов обвиняли в нарушении правил морали и монастырского устава, других подозревали в подрывной деятельности. Было [278] решено возбудить судебный процесс по последнему пункту. Буквально через месяц, то есть в феврале 1941 года, рейхсляйтер и губернатор Вены Бальдур фон Ширах подписал приказ о конфискации.
В декабре 1940 года рейхсляйтер НСДАП вновь пожаловался Гитлеру на своевольного гауляйтера Йозефа Вагнера, не желавшего отдавать бразды правления ни в одном из подчиненных ему округов. Диктатор внял просьбам верного паладина, и в дневнике последнего появилась запись: «Фюрер потребовал, чтобы Йозеф Вагнер убирался в Южную Вестфалию». Неделю спустя, когда Гитлер интенсивно занимался подготовкой нападения на Советский Союз и находился буквально на грани нервного срыва, Борман опять вернулся к этой проблеме. «Фюрер повторил, что этот вопрос решен окончательно, что Вагнер должен подчиниться и принести извинения и что в противном случае он будет вообще разжалован». Однако до увольнения дело не дошло: возмутитель спокойствия счел за лучшее отступить и возвратиться в Бохум. В январе 1941 года Гитлер подписал приказ о разделе Силезии и назначениях, предложенных Борманом.
* * *
Долгие годы Борман шел к вершине, прокладывая себе путь интригами и расталкивая конкурентов локтями. В то же время успех стал возможен в огромной степени благодаря его поразительной работоспособности, граничившей с одержимостью. В итоге он одержал верх почти над всеми приближенными фюрера. Лишь несколько высших руководителей сохранили относительную независимость, но и те не смели вступать в открытую конфронтацию, поскольку Борман [279] обладал правом вещать от имени самого фюрера. И все-таки не была бы его власть столь всеобъемлющей, если бы не произошло из ряда вон выходящее событие, глубоко шокировавшее всю страну, — тем более что случилось оно в тот момент, когда Гитлер покорил пол-Европы.
11 мая 1941 года, приблизительно в 10 часов утра, в Бергхофе появились адъютанты Рудольфа Гесса Дитш и Летген. Перепуганные, с побелевшими от страха лицами, они сообщили, что доставили от своего патрона личное письмо фюреру. В эти утренние часы Гитлер, по обыкновению, еще спал, и гостям пришлось дожидаться в приемной. Когда пришел Шпеер с охапкой архитектурных эскизов, приехавшие попросили пропустить их вперед ввиду срочности миссии. Наконец, Гитлер вышел из своих покоев на втором этаже и не спеша спустился по широкой лестнице. Фюрер пригласил Дитша в примыкающую комнату. Шпеер только начал раскладывать эскизы, как вдруг услыхал нечленораздельный звериный вопль, перешедший в визгливые крики: «Бормана, живо! Где Борман?»
Тем, что так разъярило Гитлера, немедленно потребовавшего к себе самого доверенного слугу, было письменное сообщение Гесса о намерении вылететь в Англию, дабы, воспользовавшись поддержкой влиятельных друзей, положить конец войне против Британской империи до начала тщательно спланированной кампании против Советского Союза. Борман получил задание немедленно вызвать Геринга, министра иностранных дел фон Риббентропа и генерала люфтваффе Эрнста Удета. Суть происшедшего вскоре прояснилась.
Накануне после полудня Рудольф Гесс — военный летчик, постоянно поддерживавший летные навыки, — вылетел из аэропорта Аугсбурга на самолете «Мессершмитт-110» в сторону Северного моря, взяв [280] максимальный запас топлива, карты и последние сводки погоды. Удета спросили о шансах Гесса добраться до Англии. Справившись о состоянии погоды, тот рапортовал, что, учитывая трудности навигационного характера, этот перелет в равной степени может окончиться как успехом, так и неудачей.
У Гитлера появилась надежда: «Хоть бы он упал в Северное море! Тогда он исчезнет без следа и мы сможем придумать объяснение». На деле же Гесс, проявив удивительное умение, добрался до цели своего полета, дотянув аж до Шотландии, и приземлился за двенадцать часов до того, как ад разверзся в Бергхофе.
Гитлер был уверен, что Гесс не выдаст государственные секреты, но его чрезвычайно заботило, как сообщить германской общественности и союзникам об исчезновении заместителя фюрера, официально назначенного вторым (после Геринга) преемником высшей власти в государстве. Консультации по этому поводу тянулись часами и завершились принятием предложения Бормана объявить Гесса обезумевшим. Шеф германской прессы Дитрих получил задание распространить от имени правительства заявление о том, что Рудольф Гесс, нарушив приказ Гитлера, запретившего ему летать по причине прогрессирующего заболевания, вновь сел в самолет, но из полета не вернулся.
Письмо назвали свидетельством душевного расстройства Гесса. Поэтому, увы, оставалось предположить, что он разбился.
С экспертом в области пропаганды Геббельсом не посоветовались, и он, узнав о случившемся, назвал выбранное объяснение «идиотским». В ближайшее время выяснилось, что он оказался прав: британская радиостанция Би-Би-Си сообщила, что Гесс находится в плену у англичан. Пришлось подготовить еще одно заявление. Суть его сводилась к тому, что Гесс, [281] подверженный душевному недугу (на самом деле он был вполне здоров), под влиянием гипнотизеров и астрологов впал в кризисное состояние и вообразил себя исполнителем некой особой миссии{38}. Говорилось также о необходимости установить степень причастности представителей упомянутых эксцентричных профессий к данному инциденту.
Обоих адъютантов Гесса, хотя они ни в малой мере не были посвящены в детали всей этой истории, отправили в концентрационный лагерь. Всех, кто в последние дни видел Гесса, допрашивали; многие оказались под арестом.
Многие подозревали, что именно Борман подговорил Гесса совершить этот полет. Однако Гесс действительно верил в свой шанс обезопасить Германию от удара в спину во время войны против Советского Союза. Конечно, Мартин знал о пристрастии заместителя фюрера к «нетрадиционным» наукам. Гесс изучал труды древних египетских астрологов и восхищался профессором геополитики мюнхенского университета Карлом Хаусхофером{39}, преклонявшимся перед научными достижениями древних. Удивительно, но именно этот чудаковатый профессор, лекции которого Гесс посещал еще в 1920 году, оказал неоценимую услугу Борману. Как и Гесс, Хаусхофер верил в предчувствие и предвидение. Его астрологические [282] выкладки «свидетельствовали» о том, что немцы станут расой господ, Германия раскинется от Атлантики до Урала и объединится с Японией, и эти предсказания его студент внес в «Майн кампф» своего фюрера.
Мистицизм в трактовке Хаусхофера разделяли многие представители нацистской верхушки, включая самого Гитлера. С началом второй мировой войны профессор горячо проповедовал свою теорию о том, что, согласно мистическим признакам, конфликт с Англией на раннем ее этапе являлся серьезной ошибкой. Гесс оказался тем проводником, посредством которого идеи Хаусхофера достигали Гитлера.
Разделяя теорию профессора, Гесс предложил договориться с англичанами о разделе мира на сферы влияния. Впервые он обсудил эту тему с фюрером в октябре 1940 года. Идея Гитлеру понравилась, но он не знал, как ее осуществить. Гесс поделился планами со своим штабсляйтером. Борман предположил, что в таком деле наиболее эффективным средством могли бы оказаться личные связи с влиятельными английскими деятелями, способными произвести соответствующую подготовку внутри самой Англии. Заместитель фюрера внял этому совету и решил действовать через герцога Гамильтона, с которым у него некогда установились дружеские отношения — оба фанатично любили летать. Герцог на письма не отвечал (ведь Германия и Британия находились в состоянии войны), и Гесс решил добраться до его имения и побеседовать лично.
