Долговременной целью Лея была полная власть над политическим корпусом, то есть власть как над самой партией, так и над ее вспомогательными структурами. Он не мог открыто обратиться к гауляйтерам с подобными предложениями, поскольку каждый из них оставался деспотом в своем округе и смертельным врагом центральной власти. Поэтому Лей постарался привлечь рейхсляйтеров, которые наравне с ним хронически страдали от посягательств на свои властные полномочия, пообещав им твердо соблюдать границы ведомственной компетенции. Установив жесткий порядок внутри самой НСДАП, он рассчитывал предотвратить вторжение партийной канцелярии в чужие сферы деятельности. Ему удалось заручиться поддержкой многих рейхсляйтеров, среди которых выделялись влиятельные фигуры Фрика, Франка и Розенберга. Лей начал открытую войну, объявив, что не партийная канцелярия, а его организационный отдел должен принимать решения относительно назначений внутри партии. В этом состоял [294] ключевой момент стратегии Лея; он полагал, что, взяв верх на этом направлении, обеспечит себе общую победу. Дело же обернулось так, что эта битва стала его Ватерлоо.
Борман подошел к решающей схватке во всеоружии, но ему чрезвычайно важно было закрепить свои позиции третьим декретом. Первые два определили его положение, третий же должен был обеспечить ему особые полномочия. Он уже написал набросок соответствующего указа и передал его помощникам для окончательной доработки. Фридрикс настаивал на соблюдении особой осторожности, ибо ситуация не требовала немедленного обращения к фюреру с таким предложением, да и среди гауляйтеров оно могло вызвать взрыв недовольства. К тому же в порядке консультации Гитлер мог ознакомить с проектом самого Лея.
Борман решил придержать декрет до тех пор, пока не подготовит фюрера соответствующим образом, и в качестве первого шага сообщил хозяину о наметившихся тенденциях к расколу среди рейхсляйтеров. Он тщательно следил за тем, чтобы не дать повода заподозрить себя в каких-либо интригах, и во время ежедневных докладов старался всеми возможными способами внушить хозяину уверенность в том, что слуга ни в малейшей степени не наделен властью действовать самостоятельно, но верно и хорошо трудится над тем, что представляется особенно важным для господина. А партийная канцелярия ныне является структурой, никоим образом не отделенной от фюрера и подчиняющейся непосредственно ему.
Лей не получил от Бормана вразумительных ответов по сути своих запросов и, потеряв терпение, 1 июля направил ему резкое послание, потребовав передать его ведомству досье на всех руководителей, назначения которых утверждались фюрером. Он заявил, что конфликт будет окончательно исчерпан лишь [295] после передачи ему всех личных дел, хранившихся в партийной канцелярии.
Это письмо догнало Бормана в «Вольфшанце» в тот самый день, когда там с радостью подсчитывали потери Советов под Минском и рассчитывали на новые крупные победы в ближайшем будущем. Гитлер был полностью занят величайшей военной кампанией в истории; партия и ее внутренние проблемы могли подождать. Борман понимал, что хозяин не захочет отвлекаться от боевых сводок и вникать в перипетии бюрократической возни, и вскользь упомянул о тяжбе с Леем. Гитлер только отмахнулся: оставить пока все по-старому — желанный результат! А уж умением подать указание фюрера в наиболее выгодном для себя ракурсе Борман владел в совершенстве. 15 июля он написал Лею, что фюрер распорядился проинформировать его о своем приказе не изменять действовавший порядок и оставить личные дела в ведении партийной канцелярии, что выдвигать предложения о кадровых перемещениях и назначениях в партии имеет право лишь тот, кто постоянно находится рядом с фюрером и верен ему. Таким образом, в ведении центрального кадрового бюро Лея по-прежнему осталась только чудовищно огромная картотека на миллионы рядовых членов НСДАП.
Фраза об исключительном праве ближайшего соратника фюрера фактически означала достижение поставленной цели: сфера интересов Бормана была надежно защищена от посягательств противника. Кто осмелится подвергнуть сомнению целесообразность приказа самого Гитлера? Теперь нужда в третьем декрете отпала{42}. [296]
* * *
23 июня 1941 года, выезжая специальным поездом из Берлина в «Вольфшанце» с фюрером и его свитой, Мартин Борман считал, что начинается эпоха великого переселения немцев на восточные равнины, которое было названо в «Майн кампф» главной задачей третьего рейха. Никто не знал тогда, какую территорию накроет вал завоеваний, где пройдут дальние рубежи «Великой Германии». Недалеко от Москвы? Вдоль гор Урала? Или волна наступления преодолеет эту горную гряду и обрушится на Сибирь? Лишь победа в войне сомнений не вызывала. В планах недостатка не было. Гитлер, Геринг, Розенберг и Гиммлер дали волю фантазии, решая судьбы народов и земель. Борман пока оставался в стороне. Он не обладал ни буйным воображением, ни широкими познаниями и не тратил времени на раздел шкуры неубитого медведя. Рейхсляйтер НСДАП спокойно ждал, когда настанет пора сесть за рабочий стол и заняться реальными назначениями. Вот тогда-то он вновь раскинет тенета бюрократического аппарата, умножит ряды своих верных бойцов на том невидимом фронте, где сражения сопровождаются не лязгом гусениц, а скрипом перьев, не артиллерийской канонадой, а трелями телефонных звонков, не автоматными и пулеметными очередями, а треском телетайпов.
Задолго до нападения на Советский Союз у Бормана уже имелись обширные и подробные записи о том, какие планы наметил Гитлер в отношении народов Востока. Модель подобных действий отрабатывалась на поляках, обсуждению статуса которых была посвящена беседа, состоявшаяся в рейхсканцелярии [297] в октябре 1940 года (приглашенные: Франк, Ширах и Кох). Гитлер объявил поляков «лентяями от природы», которых следовало заставить трудиться и приучить к роли слуг. Об их национальной культуре и цивилизованности впредь не могло быть и речи: предписывалось поддерживать образование и жизнеобеспечение на самом низком уровне. С особым удовольствием Борман записал, что будущее «недочеловеков-большевиков» должно оказаться еще худшим.
Вопрос состоял в том, какому из предложенных подчиненными планов Гитлер отдаст предпочтение. Идея вермахта опиралась на систему кайзеровских времен, когда на оккупированной территории победители устанавливали жесткую диктатуру, опиравшуюся на силу армии, а экономику регулировали представители крупной промышленности. Концепция Гиммлера была построена на принципе подчинения низших рас, предназначенных для рабского труда на благо высшей расы, а земли следовало просто поделить между «сверхчеловеками». Кроме того, был еще план Розенберга, эмигранта из Прибалтики, ненавидевшего русских большевиков и предлагавшего истребить их руками украинских националистов.
Когда германские войска уже приготовились к нападению, Борман принял свое решение относительно планов конкурентов: как можно дольше поддерживать пламя вражды между ними, — точно в стиле Гитлера, использовавшего этот метод с момента образования НСДАП. Он оказал моральную поддержку Розенбергу, пообещав отстоять точку зрения партии в борьбе как против военных, вознамерившихся взять в свои руки управление огромными территориями, так и против полиции и СС, желавших избавиться от надзора гражданских лиц и бесконтрольно осуществлять кампанию всеобщего террора. [298]
Перед вступлением в должность рейхсминистр Востока потребовал от Гиммлера полного подчинения в решении главных вопросов. Однако рейхсфюрер СС сослался на распоряжение Гитлера, разрешившего ему действовать совершенно независимо в пределах своих полномочий, и призвал в свидетели именно Бормана. «Конфиденциально» Гиммлер сообщил «дорогому Мартину», что совместная работа с Розенбергом — самое трудное задание, которое когда-либо ставила перед ним партия.
16 июля 1941 года Гитлер решил разделить пирог на всех. В то время он был воодушевлен результатами первых сражений: советские войска не могли прийти в себя, постоянно попадали в окружение и несли огромные потери. Шестерка главных действующих лиц (кроме Гитлера и Бормана присутствовали Розенберг, Геринг, Ламмерс и Кейтель) не сомневалась в победе. По обыкновению, протокол, который впоследствии лег в основу «совершенно секретного документа государственного значения», вел Борман. Остальные участники позже получили копии — ошибок в документе быть не могло, так как окончательный вариант подписал сам Гитлер. Геринг и Розенберг вознегодовали при виде столь «неквалифицированно составленного» документа, но ничего изменить уже не могли. Борман придал указу именно такой вид, который оставлял свободу маневра ему самому и ставил его над членами правительства. Кроме того, он внес в его содержание собственные предложения, не согласовывая их с прочими участниками совещания, которое длилось до пяти часов утра. Естественно, большую часть времени Гитлер произносил монологи, а в паузах слушатели могли задать вопросы, выяснить отношение фюрера к своим идеям.
