Удовлетворенная, я вела Дженни по ступенькам перед собой, держа ее за обе ручки, ее пальчики крепко держались за мои руки. Пока мы убирали в доме, с улицы через открытые окна доносился мальчишеский смех. Джеймс с отцом, то есть именно там, где он и должен был быть. Но что будет дальше с моим малышом, если я оставлю его наедине с Френком? Или того хуже — с новой матерью?
Я не хотела об этом думать. Поэтому положила Дженни в ее колыбельку и прогулялась к почтовому ящику. Внутри лежали газета и письмо — я сразу узнала мамин почерк. Я решила не писать ей о том, что Френк вернулся. Пока еще рано. Она бы настаивала, чтобы я немедленно вернулась домой. А сейчас это было последнее место, куда бы я хотела поехать. Она по-прежнему думала обо мне как о ребенке, не приспособленном к жизни, хотя при этом считала уже достаточно взрослой, чтобы выйти замуж за Барни Грейвза.
Взбодрившись чашкой крепкого кофе, я открыла письмо, благодарная, что мама находилась на расстоянии дня пути поезда. Две страницы в основном ни о чем. Пока не дошло до обычного указания возвращаться домой.
Солдаты возвращаются из Франции каждый день. Когда тот мужчина приедет, просто собери вещи и поезжай домой. Думаю, вскоре нас навестит мистер Сэмсон. Пусть об этих детях заботится кто-то другой.
Обдумывая ее слова, я вспоминала проповеди, которые она читала мне во время всего взросления: подай чашку воды во имя Иисуса, дети страдают, чтобы приблизиться к Богу… Справедливость маминых указаний я посчитала весьма сомнительной, хотя она и предложила спасение от загадочного характера Френка.
Я держала чашку с кофе в руках, и мне хотелось видеть сквозь стены, как мальчики и папа работают. Я представила, как Френк своими большими руками берет маленькие ручки сыновей, учит их, направляет. Я не могла представить его выкрикивающим приказы или сидящим, пока дети работают.
— Бекка! Бекка! Быстро иди сюда! Дэн упал с сеновала, плачет и зовет тебя.
Кофе разлилось по маминому письму, стул упал на пол.
— Останься здесь и последи за Дженни, — велела я Джеймсу и выбежала за дверь.
О Господи, пожалуйста, только не Дэн!
Я вбежала в двери амбара и упала на колени возле четырехлетнего малыша с гримасой боли на лице. Я убрала волосы с его глаз.
— Тише, миленький, скажи, где болит, скажи Бекке.
Ответа не последовало, только всхлипы.
Я обвела взглядом помещение, вместе со страхом во мне вскипал гнев. Где Френк? Где он?!
Я взяла мальчика на руки и прижала его к себе. Он закричал. Я ослабила объятия.
— Френк! — заорала я, и крик эхом пронесся по постройке. — Френк!
Я попыталась встать, но вес Дэна не давал мне этого сделать.
— Френк!
— Что? — рявкнул он, войдя.
— Нам нужно ему помочь. — На этот раз я встала и пошла к мужчине с диким взглядом.
— А что, по-твоему, я делал? Я запрягал повозку! Я везу его к доктору.
Я заморгала на свету.
— Но ты оставил его одного!
Френк протянул руки, его лицо было бледнее обычного.
— Дай его мне, я отвезу его в город, — процедил он сквозь стиснутые зубы.
Он пошел вперед, с каждым шагом Дэн плакал все сильнее. Я торопливо шла за ними.
— Ты не можешь управлять повозкой с ребенком на руках.
Френк сцепил зубы, когда Дэн заорал еще сильнее.
Я взобралась на сиденье и потянулась за мальчиком.
— Поехали!
— Кому-то нужно остаться с детьми.
— Скоро придет Олли. Все будет в порядке. А теперь дай его мне.
Он положил сына мне на руки и сел рядом.
— Остановись возле дома, мы предупредим Джеймса.
Френк еще сильнее стиснул губы, но сделал как я предложила. Затем он натянул вожжи, и Дэнди покатил нас в город.
Пока мы ехали, я отказывалась на него смотреть. Вместо этого я утерла лицо Дэна и шептала ему на ушко ласковые слова, пока он не перестал плакать. Когда мы подъехали к дому доктора, я передала его в руки отца и наблюдала, как они исчезли внутри.
Я неистово молила Господа исцелить Дэна и не покидать Френка. Когда он забирал малыша из моих рук, на его лице было написано такое отчаяние, что оно немедленно растворило последнюю крупицу раздражения во мне. Я сомневаюсь, что он когда-либо одобрит мои мысли и поступки, но я могу больше никогда не сомневаться в том, насколько сильно он любит своих детей.
* * *
Когда часом позже мы вернулись на ферму, у меня все внутри дрожало от тревоги: все ли в порядке с домом и детьми? Последнее, что мне нужно было сейчас: «Я же тебе говорил!» — от Френка. Когда мы подъехали ко двору, я задержала дыхание. Повозка остановилась. Ножки Дэна коснулись земли, демонстрируя храбрость, его вывихнутая рука покоилась на перевязи. Доктор считал, что он быстро поправится.
Я отказалась ждать, пока Френк поможет мне слезть, хотя я двигалась не так энергично, как Дэн. Задержавшись на крыльце, я прислушалась к детскому смеху внутри, пока Френк поехал в хлев распрячь лошадь. Только он тронулся, как открылась москитная сетка на двери.
— Ужин готов, — проговорила Олли и закрыла ее обратно.
Френк вздохнул.
— Ты была права, у Олли все под контролем.
— Да, она удивительная девочка. — Я робко улыбнулась и прочитала в его глазах невысказанную благодарность.
* * *
Когда мы помыли посуду и уложили детей, я присела на ступеньках крыльца возле кухонной двери. Боль и усталость после пережитого, казалось, просочились в самые кости. Я откинулась на локтях и посмотрела в вечернее небо. Неужели прошел всего месяц с момента последнего визита Артура? И два месяца с тех пор, как он растоптал мои мечты?
В темнеющих сумерках, отливавших голубизной, еще просачивались краски заката: оранжевый и розовый. А как выглядит закат с самолета? Цвета более насыщенные или менее заметные? Или всем этим можно наслаждаться во всей полноте, лишь твердо стоя на земле?
Послышался звук шагов Френка: он вошел во двор с ведром молока в руке. Я поежилась и начала подниматься.
— Не вставай, — сказал он.
Я снова села. Он поставил молоко на крыльцо.
— Мне этого не хватало. — Он опустился на широкую ступеньку ниже меня и сложил руки, опершись локтями о колени. — Мы с Кларой сидели здесь практически каждую ночь, кроме тех, что были слишком холодны, после того, как уложим детей. Просто сидели и наслаждались. — При последнем слове его голос надломился.
Я начала возиться со шнурками на ботинках, не зная, как он отнесется к тому, что я стала очевидцем его горя. Я наблюдала, как тает день, рассматривала вымощенную камнями дорожку, которая вела в амбар и к сараям.
Раздавался треск сверчков, куры кудахтали, усаживаясь на насест, Старый Боб выдала протяжное «му». Острый аромат удобрения донеся с легким дуновением ветра.
