Удовлетворенный осмотром, старик принялся умело сервировать стол. Пузатая бутылка вина, большое блюдо, заполненное дымящейся горкой истекающих соком стейков, две тарелки и комплект столовых приборов. Один.
– Ты извини за состояние этого места, – раскладывая мясо по тарелкам, сказал старик. – Я понимаю, такую встречу следовало обставить соответствующе. Все ведь ветшает, дружочек. Все ветшает без присмотра. Но, похоже, раньше это был вполне цивилизованный ресторан. Итальянский, кажется… Судя по вывеске и меню. Так что, думаю, двум благородным донам будет не зазорно здесь отужинать, да?
Деловито хозяйничая у стола, он не ждал ответа и, казалось, просто наслаждался привычными вещами: запахом жареного мяса, звоном посуды, присутствием молчаливого собеседника. Макар глядел на него исподлобья и все никак не мог взять в толк, как вести себя дальше. И еще он пытался понять, куда делся задерганный субъект, что поймал его в нелепую киношную ловушку. Старичок-гурман с ним заодно? Макар покосился в сторону, пытаясь определить, есть ли в ресторане еще кто-то, кроме них. Заметив это, старик усмехнулся, будто запустил по лицу цепную реакцию: глубокие морщины, по-змеиному извиваясь в тусклом свете свечей, превратили его в страшноватую тотемную маску.
– Ищешь нашего нервического друга? Напрасно, напрасно… Он так обрадовался твоей поимке, что в кои-то веки перестал следить за спиной. Честно говоря, если бы не ты, даже не знаю, как бы я к нему подобрался. В общем, можно начинать без него.
От тихого смеха по хребту Макара поползли мурашки.
– Шесть раз! Я проткнул его шесть раз! В сердце, под лопатку, потом в печень четыре раза и еще раз в сердце, но уже в подмышку. Увлекся, понимаешь…
Легкие касания длинных пальцев отмечали озвученные точки на теле. Из внутреннего кармана старик извлек Макаров скальпель. Брезгливо зажав двумя пальцами, поболтал им перед лицом пленника, опустил на стол. Невозможно близко от Макара. Запредельно далеко.
– Не знаю, как ты этой зубочисткой справляешься. По мне, так лучше охотничьего ножа в нашем деле ничего нет! – Старик легко откинул полу пиджака, демонстрируя висящие на бедре кожаные ножны, скрывающие внушительных размеров клинок. – Я буду звать тебя Хирургом, ты не против?
Макар был против. Но кто в здравом уме станет возражать человеку с ножом, будучи связанным по рукам и ногам?
– Знаешь, а ты чертовски изменился с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Ты тогда грохнул троицу каких-то малолетних волосатых педиков. Очень эффектно, надо сказать. Ты уже тогда неважно выглядел, а теперь посмотри на себя? Зарос, как сраный хиппи. – Старик поцокал языком, сокрушаясь о внешнем виде Скворцова. – Борода скоро как у Старика Хоттабыча будет…
Длинные пальцы с идеальными полумесяцами холеных ногтей с какой-то совершенно не мужской нежностью погладили Макара по щеке. Скворцов отдернул голову, насколько позволяла скованная поза. От резкого движения перед глазами поплыли гигантские амебоподобные кляксы тошнотворного сиреневого цвета.
– Фу-ты, ну-ты! Какой недотрога! – притворно изумился старик. – Ты чего брыкаешься, дружочек? Боишься, что я из этих?
Заливистый хохот пролетел по гулкому залу и через подсобные помещения, через кухню выскочил на улицу. Эхо пустых улиц перебросило смех с ладони на ладонь. Попыталось запустить его, подобно шару для боулинга, вдоль темнеющего пустыря, раскинутого позади здания, но быстро сдалось. Оно отвыкло от таких звуков и не совсем понимало, что с ними делать. Всполошенной птицей на улицу вновь опустилась тишина.
Старик промокнул слезы шелковым платком и взялся за столовые приборы. Сноровисто нарезал стейк на одной тарелке, положил на край две ложки горчицы из баночки и пододвинул к Макару. Крупные горчичные зерна медленно растекались по ободку, как лягушачья икра. Старик присел напротив, аккуратно заправляя за ворот белую салфетку.
– Не ерзай, дружочек, мужские задницы вне круга моих интересов. – Он подмигнул Скворцову и принялся активно посыпать свой стейк перцем. – Хотя тут немудрено, ага? Я хочу сказать, людей на планете – кошкины слезы, а баб среди них – и того меньше. Вникаешь? Кстати, о бабах… Ты тоже видел эту черномазую суку?
Черные глаза старика глядели все с тем же живым любопытством, но за маской жизнерадостного щенка Макар начинал различать жутковатый оскал исходящего пеной безумия. Лет десять назад Скворцову подфартило устроиться разнорабочим в геологическую экспедицию на озеро Таймыр. Три месяца он вместе с десятком таких же бедолаг изнывал от скуки и безделья посреди голой тундры. И в один из дней, похожих друг на друга, как шпроты в банке, к их базе, привлеченный запахом еды, или шумом двуногих, или просто по воле случая, вышел песец. Само по себе не то чтобы событие. Места дикие, рядом заповедник, зверье – непуганое. Случалось, к бараку подходило даже небольшое стадо оленей. Но этот…
Грязно-серый самец смешно подпрыгивал и норовил цапнуть свой облезлый хвост – веселый маленький зверек, верный друг тоскующих от вынужденной трезвости геологов. Ни с того, ни с сего он принимался кататься по земле, хрипло тявкать на кучу гниющих поленьев, сгруженных возле сарая, и грызть обрывки колючей проволоки, валяющейся под ногами. С острой мордочки клочьями свисали окровавленные розоватые хлопья. Макар ежился, слушая, как скрипят по ржавому железу крошащиеся зубы. Минут пятнадцать геологи наблюдали, как беснуется сожранное бешенством животное. Потом развлечение им наскучило, и кто-то сердобольный облегчил страдальцу участь, пришибив его длинной доской. Но даже с перебитой хребтиной, с вытекшим глазом и выбитыми зубами песец продолжал огрызаться. У него достало сил, чтобы вцепиться в сапог неосторожному геологу, заставив того с испуганным визгом сигануть в сторону.
У старика были глаза безумного песца. Две черные дыры над застывшим серпом неискренней улыбки. Чумные язвы на здоровом приветливом лице. Макар определил их, как опытный врач определяет болезнь по рентгеновскому снимку. А старик заметил это. Считал, прочувствовал, учуял. И улыбнулся пленнику, как сообщник, разделяющий страшную тайну.
Ловко орудуя ножом и вилкой, старик отделил приличный кусок мяса, дымящийся, сочный, макнул в горчицу и с наслаждением отправил в рот. Точнее, снял с вилки каким-то ящериным движением. Отрывистым и быстрым.
– Ну, так… – Прожевав мясо, он помахал в воздухе вилкой, продолжая ускользнувшую было тему. – Ты их видел? Черную сучку, мелкую сучку и Крокодила Данди? – И, не дожидаясь ответа, добавил: – Ты ешь давай, а то остынет. Я часа три возился. Не огорчай меня, хорошо?
Меньше всего на свете Макар хотел огорчить этого щуплого пожилого господина с внешностью сельского учителя. Однако освобождать его, похоже, никто не собирался. Макар бросил выразительный взгляд на примотанные к подлокотникам руки, но старик этого словно не заметил. То ли действительно был поглощен ужином, то ли… Второй вариант не нравился Макару настолько, что о нем он предпочитал не думать.
– Не молчи, скажи уже что-нибудь! В кои-то веки нашел достойного собеседника, и на тебе! Слова не вытянешь! Хирург… Ты меня разочаровываешь…
Вытерев губы салфеткой, старик замер, немигающим взглядом изучая пленника. Скворцов не удержался, шумно проглотил комок, стоящий в горле. Глаза старика заставляли его чувствовать себя запертым в ящике с какой-то ядовитой гадиной. Впрочем, сейчас Макар многое бы отдал, чтобы на месте старика оказалась самая смертоносная кобра. С ней у него оставался бы хоть какой-то шанс. С этим сухопарым интеллигентом шансов не было никаких. Только смерть – верная спутница безумия.
– Я их видел… – Слова царапали пересохшее горло. – Видел во сне.
– И?.. – Седая голова заинтересованно склонилась набок. – Что ты об этом думаешь?
– Что?.. – не понял Макар. – Что я должен об этом думать?
Довольный завязавшейся беседой, старик вновь принялся пилить стейк. Столовый нож скрежетал по тарелке, вгоняя Скворцова в дрожь. Тот осторожно напрягся, проверяя, крепко ли держит скотч. Липкая лента впивалась в запястья так плотно, что кончики пальцев уже начинали неметь. А вот подлокотник… Макар сипло закашлялся, чтобы скрыть волнение. Методично перемалывая мясо, старик слушал его сухой кашель, не сводя с Макара любопытных глаз. Прожевав, отложил вилку и наполнил два бокала вином из бутылки с неброской зеленой этикеткой.