Разрозненные пазлы, что начали складываться еще вчера, собираются теперь в окончательно целую и ясную картину.
Демид и Ко каким-то образом узнали о моем существовании. Но на тот момент я была еще слишком молода для их дел, и они дождались моего дня рождения. После этого, предварительно устроив небольшое соревнование, один из них, конкретно Демид, практически изнасиловал меня, выставив все так, будто он защищает. А на самом деле инициировал, чтобы я стала сильнее.
Теперь они хотят использовать мое тело и попасть с помощью него в свое прошлое. Это их единственный шанс. На что-то, не знаю пока, на что.
Но чего они ждут?
Может быть, полнолуния или что-то вроде этого?
Я снова ныряю в книгу, ищу информацию об этом. Но автор все больше углубляется в историю, несомненно познавательную в любое другое время, но отвлекающую от нужной мне информации, которой я пока не нахожу.
Я раздражаюсь.
Мне важно знать, чего они ждут. Важно понимать, есть ли у меня время на то, чтобы обучиться гласу и узнать что-нибудь еще или стоит бежать уже сегодня.
— Приехали, — говорит Демид, и я с удивлением вижу, что мы въезжаем во двор знакомой мне пятиэтажки.
— Я пойду с тобой, — заявляет Демид, но я отрицательно мотаю головой.
— Нет, отец при тебе может быть скован и…
— Это не обсуждается, — отрезает он, а я понимаю, что, наверное, он боится, что я могу сбежать, пока он ожидает меня в машине.
Я вздыхаю, и мы идем к подъезду, держась за руки.
Точнее, Демид, держит меня за руку, а я просто иду и мечтаю о том дне, когда смогу полностью избавиться от его присутствия рядом с собой.
Глава 38
В подъезде как всегда темно и пахнет затхлыми тряпками. Лифта здесь нет, и мы начинаем ускоренный подъем по лестнице. Я стараюсь как можно быстрее преодолеть все ступеньки наверх. Демид тенью следует за мной.
Мне не привыкать, в общаге условия лишь немногим лучше, но Демид вообще никак не вяжется с этим местом. И, конечно же, его присутствие напрягает меня очень сильно.
Как, по его мнению, я смогу отсюда сбежать? Выпрыгнуть в окно? Или, может, выбраться через чердак?
Ладно, делать нечего. Останавливаюсь перед дверью, обитой облезлым дерматином, вздыхаю и жму на старенький допотопный звонок.
Я не удосужилась предупредить никого о своем приезде, но сегодня воскресенье. Надеюсь, что застану папу дома.
— Ты еще помнишь, что умеешь читать мысли? — как бы между делом интересуется Демид из-за моей спины.
Я замираю.
А ведь и правда.
Я так увлеклась круговертью в своей голове и стремлением поговорить с отцом, что совершенно забыла, что я могу разговаривать теперь иным, более информативным способом даже со своими родными.
Я понимаю, что до этого момента все же отделяла мир, в котором есть Демид, и свою старую жизнь в семье.
И еще осознаю, что я ни за что не хочу вот так без спроса рыться в папиной голове.
Дверь распахивается.
Папа, одетый в домашнюю одежду, стоит на пороге.
Он видит меня и собирается широко улыбнуться, но тут его взгляд перемещается мне за спину и улыбка исчезает с его лица без следа. Он хмурится и снова переводит взгляд на меня.
— Дочка, здравствуй. Как у тебя дела?
— Пап, привет, — говорю я, — вот, решили заехать. Мне надо с тобой поговорить. А это Демид. Мой… знакомый.
Папа кивает и пропускает нас вперед. Несколько суетливо.
Вообще, за последнее время он изменился. Движения прерывистые, взгляд бегает по сторонам. Кажется, что он даже стал чуть меньше ростом. И лицо несколько осунулось.
— Пап, у вас все в порядке? — спрашиваю я, когда мы входим в узкую темную прихожую.
— Да, дочка, все отлично.
— Как Елена и дети?
— Хорошо. Сейчас они пошли прогуляться в парке.
— А твое здоровье?
— Тоже все отлично.
— Что ж, — произношу нерешительно, продолжая приглядываться к папе.
— Проходите на кухню, — предлагает он и я согласно киваю.
Кухня здесь маленькая до безобразия. Когда в ней оказываемся мы втроем, особенно Демид, она вообще сужается до размеров спичечного коробка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Папа смотрит на нас несколько секунд, а потом кидается к чайнику.
— Сейчас чайник поставлю, — начинает суетиться он.
Я сажусь на табурет. Демид устраивается на подоконнике с полностью отсутствующим видом и начинает посматривать в окно. Тем не менее, я вижу, что папу беспокоит его присутствие.
Я размышляю с чего мне начать разговор и решаю, что начну с самого главного.
Пока есть такая хорошая возможность и Елена с детьми еще не вернулись с прогулки.
— Пап, расскажи мне о маме, — прошу я.
Раздается звон, потому что чашка в руках папы вылетает из рук. Хорошо, что падает на тумбу, а не на пол, иначе бы разбилась.
— Ээээ, — тянет папа, и в очередной раз косится на Демида, — что именно рассказать?
— Как она умерла? — начинаю с самого волнующего.
— Ну, я ведь рассказывал тебе. Сердечный приступ.
— Да, я помню, ты говорил. Это случилось, когда мне было почти два года. Но мне важно узнать, как именно это произошло.
— Что ты имеешь в виду? — напрягается отец.
Он наливает три чашки чая, но едва ли может переставить их на стол. Руки его мелко подрагивают, и когда он берется за ручки это становится сильно заметным.
Демид отворачивается от окна и наблюдает за его действиями из-под ресниц, чем, кажется, еще сильнее нервирует папу.
— Давай помогу, — не выдерживаю я.
Поднимаюсь из-за стола, и сама занимаюсь чашками. Наши с папой ставлю на стол, а третью подношу к Демиду и ставлю на подоконник рядом с ним.
После этого возвращаюсь на свое место за столом.
— Итак, — говорю я, — едва папа усаживается напротив меня.
— Не знаю, стоит ли ворошить…
Мне кажется, или папа специально тянет время, потому что ему не хочется говорить на эту тему?
Если так пойдет и дальше, я ничего не узнаю.
Но мне все еще претит лезть ему в голову, и я терпеливо повторяю свой вопрос.
— Пап, как именно умерла мама? Это случилось при тебе? Она в этот момент была дома?
— Ээээ, нет, она была в гостях.
Я напрягаюсь.
— У кого?
— У своей подруги. Она была… в отъезде. Они с подругой решили уехать на несколько дней… отдохнуть на природе. Вот там и произошло… Мне сообщили новость, и я был просто в шоке от этого.
Я хмурюсь и кошусь на Демида. Он витает где-то в своих мыслях. К чаю не притрагивается, как я и ожидала.
— И что, она поехала отдыхать на природу, оставив свою маленькую дочь одну? — возвращаюсь взглядом к отцу.
— Не одну, она оставила ее, то есть тебя, со мной.
— Что за подруга? У нее есть имя, адрес?
— Я не знаю, подруга и подруга. Я не знал абсолютно ничего даже о ее роственниках.
— И у тебя никогда не возникало желания узнать?
— Да как-то нет. Она не хотела об этом говорить, сказала только, что все умерли. Я и не настаивал, раз такое дело.
— Хорошо. Ты бы не мог еще раз показать мне все документы, касательно ее смерти?
— Да, но… Ульяш, зачем тебе это?
Сама не знаю, зачем.
— Принеси, пожалуйста, — прошу я.
— Хорошо.
Папа кивает и поднимается из-за стола, идет к выходу из кухни.
— И заодно ее фото, — кидаю вдогонку.
— Ты же знаешь, что они не сохранились.
— Может быть все же найдутся… среди документов…
Не могу понять, зачем я это говорю. Знаю же, что ничего нет.
У меня было одно мамино фото, и я его очень берегла. У папы в бумагах также лежал тонкий альбом на несколько фото. Но в какой-то момент все это исчезло.
Однажды, несколько лет назад, у нас произошел неприятный инцидент. Елена с ребенком, у нее тогда был всего один, пришла домой с прогулки и обнаружила, что замок на двери сбит. Вещи были разбросаны и пропала некоторая сумма денег, которая хранилась в квартире на видном месте.
Как ни странно, фото тоже исчезли.
