После обеда он немного оживился. Я сказала ему, чтобы он вернулся сюда, когда закончит свои дела, потому что я сниму номер — мне нужно отдохнуть, сделать несколько звонков через спутник (это правда), и, возможно, я останусь здесь ночевать, так что «возвращайся, позвони и я встречу тебя в вестибюле» (последнее вряд ли — я сейчас так одинока и расстроена, что, пожалуй, велю ему сразу подняться в номер).
— Конечно, позвоню, — ответил он, — чтобы ты могла спровадить мужика, пока я буду подниматься. Но после звонка я велю мальчишке сразу отнести к тебе мои вещи, чтобы потом не ходить за ними самому.
— Не торопись, — возразила я. — Я обещаю лишь болтовню. В вестибюле, а не в своей спальне.
— Марджори, ты трудная женщина.
— Да нет, это ты трудный мужчина. А я прекрасно знаю, что мне делать, — это неожиданно подсказал дремавший во мне чертик-хранитель. — Слушай, а как ты насчет искусственных людей? Хотел бы, чтобы твоя сестра вышла замуж за ИЧ?
— А ты знаешь такого, который согласился бы? У сестренки, видишь ли, с зубами не все в порядке, так что ей не до выбора.
— Не води меня за нос. Ты сам женился бы на ИЧ?
— Но что подумают соседи? Слушай, Марджори, откуда ты знаешь, что я уже этого не сделал? Видела фото моей жены? Кстати, из искусственных существ выходят отличные жены. И когда они стоят, и когда лежат.
— Ты хочешь сказать — «подстилки». Наложницы… На них вовсе не нужно жениться. Тревор, ты не только не женат на ИЧ, ты вообще ни черта о них не знаешь, кроме обычных сплетен… Иначе ты бы не говорил «существа», когда речь идет об искусственных людях.
— Я грязный, хитрый и достойный всяческого презрения тип. Я нарочно сделал вид, что путаю их, чтобы ты меня не раскусила. Вдруг я сам — ИЧ?
— Перестань молоть чепуху! Если бы ты был ИЧ, я бы давно тебя раскусила. Когда ты переспишь с ИЧ, тебе вряд ли захочется на ней жениться. Ладно, это все пустой треп, давай закончим. Мне нужно часа два, не удивляйся, если мой терминал будет занят. Поболтай с автоответчиком и закажи хорошую выпивку, а я спущусь, как только освобожусь.
Я зарегистрировалась внизу и поднялась наверх — не в «свадебный» номер, конечно (без Джорджа я в таком номере чувствовала бы себя отвратительно), но в очень миленькую комнату с большой, широченной кроватью. Я заказала именно такую, ибо сильно подозревала, что похотливость Тревора (равно как и моя собственная) вынудит нас с ним разделить это ложе. А спать вдвоем на узкой койке…
Я усилием воли выбросила из головы все посторонние мысли и принялась за работу. Прежде всего я позвонила в виксбергский «Хилтон» — нет, мистер и миссис Перральт выехали из отеля. Нет, их местонахождение, к сожалению, нам не известно. «Нам-очень-жаль»!
Мне тоже было очень жаль, и утробный голос компьютера не принес мне никакого душевного комфорта. Я позвонила в университет Макгилл в Монреаль, и у меня ушло двадцать минут на то, чтобы узнать: да, доктор Перральт является старшим сотрудником университета, но сейчас находится в Университете Манитобы. Правда, компьютер в Монреале с одинаковой легкостью синтезировал как английскую, так и французскую речь и отвечал на том языке, на котором к нему обращались. Далеко шагнули ребята-электронщики… На мой взгляд, даже слишком далеко.
Я попробовала номер Жанет (и Жана) в Виннипеге, и мне было доложено, что их терминал отключен «по желанию хозяев». Интересно, а как же я слушала сегодня утром новости в норе? Или «отключен» означает лишь, что он не реагирует на звонки?
Справочная служба авиалетных линий в Виннипеге долго морочила мне голову дурацкой информационной рутиной, предназначенной для пассажиров, прежде чем мне удалось добраться до человеческого голоса, неохотно сообщившего мне, что капитан Тормей находится в отпуске в связи с чрезвычайным положением и прекращением полетов в Новую Зеландию.
Номер Жана в Окленде ответил лишь музыкой и предложением записать послание на автоответчик, что, впрочем, было вполне естественно — раз полубаллистики не летали, Жан никак не мог там оказаться, и я надеялась лишь, что, может быть, застану на этой квартире Бетти или Фредди.
В самом деле, как можно попасть в Новую Зеландию, если полубаллистики отменены? На морском катере — невозможно, они слишком маломощные. Интересно, а эти огромные шипстоунские суда, которые строят прямо на воде, могут брать пассажиров? Думаю, что нет, я где-то слышала, что на многих из них люди вообще отсутствуют.
Я всегда полагала, что благодаря своей профессии тренированного курьера я знаю гораздо больше способов путешествовать, чем обычный коммивояжер — ведь мне нередко приходилось пользоваться такими способами передвижения, которые недоступны простым разъездным агентам и о существовании которых туристы вообще не имеют понятия. Но сейчас до меня дошло, что мне в жизни ни разу ни приходилось задуматься над тем, как добраться до места, если не летают полубаллистики. Какой-то выход должен быть, какой-то выход всегда есть, но… Я решу эту проблему. Позже.
Я позвонила в Университет Сиднея, поболтала с компьютером, потом мне удалось добиться человеческого голоса, который признал существование профессора Фарнези, но сообщил, что тот на каникулах. Нет, частных адресов и номеров мы, к сожалению, не даем, извините. Может быть, вам стоит обратиться в справочную.
Компьютеру сиднейского справочного бюро, казалось, весьма наскучило безделье — на мой запрос он радостно ответил длинной, нескончаемой речью, в которой сообщил мне уйму сведений обо всем на свете. Однако я так и не смогла добиться у него подтверждения, что Федерико или Элизабет Фарнези значатся в его сети. Я прослушала рекламу «величайшего в мире моста» (это неправда), потом «величайшего в мире оперного театра» (это правда) и отключалась от связи с некоторым сожалением: общение с дружелюбно настроенным компьютером с привычным акцентом гораздо приятнее, чем с большинством людей — и обычных, и моей породы…
После Сиднея я набрала код, который, надеялась, мне набирать не придется — Крайстчерч. Возможно, Служба безопасности Босса послала весточку на адрес моей бывшей семьи, когда наша «фирма» опять переехала… Если это был переезд, а не полное уничтожение. Была также и вероятность, хотя я в это не верила, что Жан мог послать мне весточку на этот адрес, когда столкнулся с полной невозможностью связаться с империей. Я вспомнила, что давала ему свой номер в Крайстчерче, когда он любезно оставил мне номер его квартиры в Окленде. Итак, я набрала номер моего бывшего «семейного очага» и… испытала своего рода шок, какой испытывает человек, шагнувший в «никуда»: «Номер, который вы набрали, отключен. Звонки не регистрируются. В случае крайней необходимости наберите номер крайстчерчского…» — далее последовал номер конторы Бриана.
Я прикинула разницу во времени, в глубине души надеясь, что эта разница избавит меня от необходимости звонить сейчас, но… в Новой Зеландии как раз наступило утро — без чего-то десять, следовательно, Бриан наверняка сидит у себя в кабинете. Я набрала его номер и через несколько секунд уставилась на его изумленную физиономию:
— Марджори?!
— Да, — подтвердила я, — Марджори. Как дела?
— Зачем ты мне звонишь?
— Послушай, Бриан, мы были женаты семь лет. Можем мы хотя бы вежливо поговорить друг с другом?
— Прости. Чем могу тебе помочь?
— Извини, что звоню тебе на работу, но я позвонила домой, а там отключен терминал. Бриан, ты ведь знаешь, что из-за чрезвычайного положения с Чикагской империей нет связи… Ну, все эти убийства, как они это называют, — Красный Четверг… Поэтому я сейчас в Калифорнии и не могу попасть домой — в империю. Скажи, на мое имя не поступала какая-нибудь почта? Понимаешь, до меня не…
— Мне нечего тебе сказать. Правда, нечего. Извини.
— Неужели ты не можешь сказать хотя бы, была ли какая-нибудь почта или не было? Если я буду знать, что была, это поможет мне проследить откуда, и…
— Дай подумать, — он помолчал, а потом с усмешкой спросил. — А каким же способом ты выкачала все деньги? Значит, они ушли на твой счет, а с ними и все…
— Какие деньги?
— Деньги, которые ты потребовала назад, пригрозив открытым процессом. Немногим более семидесяти тысяч долларов. Марджори, я поражаюсь, как у тебя хватает духу звонить сюда после… после того, как своей ложью, своим обманом и холодным расчетом ты разрушила всю нашу семью.
— Бриан, ты спятил? Что ты несешь? Я никому не лгала, я никого не обманывала и я не взяла ни цента из семьи. «Разрушила семью»? Но… как? Меня вышвырнули из семьи за несколько секунд, просто отправили собирать вещи… Нет, даже собрали их за меня и прислали в отель. Я просто не могла ничего разрушить. Объясни мне все, пожалуйста…
Он объяснил — холодно и во всех подробностях. Своим обманом — этой нелепейшей выдумкой, будто я искусственно созданное существо, — я принудила семью подать на развод. Я попробовала напомнить ему, как тогда продемонстрировала свои способности, но он просто не желал об этом слышать — все, что я вспомнила, все, что он мог бы припомнить, не имело ни для кого никакого значения. Теперь о деньгах. Это опять ложь — он сам видел чек с моей подписью.
